— Потребуются карантинные карточки, — добавила Сара.
— Можете отпечатать их?
— Конечно. Патрик сделает немедленно. И еще надо оповестить всех старателей относительно прививки. Как только прибудет вакцина… Что насчет лазарета? Его придется развернуть.
— Джордж собирает попозже сегодня экстренное собрание Совета. Просил, чтобы вы были.
— Конечно.
— В восемь часов, в салуне номер 10. В обоих театрах сегодня ранние спектакли.
— Обязательно приду.
— Спасибо. — Он направился к двери, по дороге остановился. — Да, и задержите здесь Джоша попозже сегодня.
— Я уже думала об этом.
Еще некоторое время они молча смотрели друг на друга — взгляды были полны чувства беспокойства и ответственности. В эту минуту Сара ощутила общность с Кемпбеллом и сама удивилась остроте ощущения. Ей показалось, он чувствовал то же самое, даже хотел что-то сказать в подтверждение.
Но он произнес всего два слова; «Увидимся позже» и поспешил к выходу.
Патрик и Джош оставили свои дела, поняв, что происходит что-то необычное.
— Что случилось? — спросил Джош.
— Хочу, чтобы вы задержались сегодня подольше, — сказала Сара.
— А в чем дело? — Это спросил Патрик.
— У нас плохие новости. Врачи подозревают… они определили, что в ущелье началась оспа.
— Оспа! — воскликнул Джош. Он кинул взгляд в ту сторону, где находился его дом, потом снова поглядел на Сару. — Это значит, Летти…
— Боюсь, что так, Джош.
Он метнулся к стене, где висела верхняя одежда, но Сара придержала его за плечо.
— Нет, Джош. Останься сегодня здесь.
— Но я должен быть дома! Если Летти больна, ей…
— Послушай меня. Ты ничем не поможешь, и безопаснее для тебя находиться здесь. Я поговорю с миссис Раундтри, чтобы она разрешила тебе спать в гостиной на кушетке, пока не пришлют вакцину для прививки. Шериф уже послал за ней… Кроме того, ты нужен здесь… — Она посмотрела на Брэдигана. — Вы тоже, Патрик. Необходимо отпечатать карантинные карточки и объявления насчет прививки. Сможете остаться?
Патрик молча кивнул.
— Но моя мать… — начал Джош.
— Я сообщу ей, — предложила Сара. — Принимайтесь за работу…
Когда она снова уходила из редакции, типографский пресс работал вовсю.
Она отправилась к дому Эммы и поговорила с ней, стоя снаружи под окошком кухни. Эмма была страшно обеспокоена болезнью дочери, и, разговаривая с матерью, Сара не могла отогнать от себя мысль о милой девочке с красивым чистым лицом, которое может остаться обезображенным оспенными отметинами. И это еще, возможно, наилучший исход.
Обе женщины мешкали, им не хотелось расставаться и после того, как самое главное было уже сказано: они ощущали подспорье друг в друге в эти тревожные часы.
— Она выздоровеет, Эмма. Непременно. Я уверена в этом.
Подняв голову к окну, Сара послала своей собеседнице утешающий взгляд.
— Молитесь за нее, Сара, — тихо сказала Эмма.
— Я буду молиться. И присмотрю за Джошем. — Слезы стояли в глазах у Сары, когда она уходила от дома Эммы.
В восемь вечера городской Совет собрался на свое непредвиденное совещание в салуне номер 10. Известие об этом распространилось еще раньше по всему городу, и сюда пришли сейчас не только все члены Совета и семь врачей Дедвуда, но и два других врача из соседних поселков Лид и Элизабеттаун, которые подчинялись городскому Совету Дедвуда. Кроме того, собрались многие торговцы, бизнесмены — все, кто был заинтересован или обеспокоен неожиданным известием о собрании.
До его начала Совет уже официально утвердил состав городской коллегии по здравоохранению. Ей были даны права решать и проводить в жизнь необходимые мероприятия по контролю за эпидемией оспы и по ее предотвращению.
Сара и Ноа сидели среди членов Совета и врачей, рядом с мэром и двумя самыми видными предпринимателями Дедвуда.
Прежде чем все разошлись, были выработаны основные меры и методы борьбы с надвигающейся болезнью.
В районе Спрус Галч будет развернут лазарет, куда поместят всех заболевших. (Для принятия этого решения потребовалось три, если не больше, часа, так как все возражали против подобного заведения вблизи от их жилищ.) Все старатели, торговцы, предприниматели, которые были в состоянии пожертвовать какие-либо средства на строительство лазарета, обязывались это сделать. Взносы будут приниматься городским казначеем, фамилии пожертвователей опубликуют в газете. Будут приветствоваться добровольцы для строительства, а также те, кто поможет устроить временные пристанища для заболевших и согласится ухаживать за ними. Пекарня Докинса и гостиница Кастора объявляются под карантином до тех пор, пока решением Совета он не будет снят. Все публичные дома подлежат закрытию (сделать это поручается шерифу); эта мера может быть отменена, только когда всем жителям будет сделана прививка и Совет города снимет общий карантин. И, наконец, специальный выпуск городской газеты должен выйти завтра же, и в нем будут опубликованы все эти решения.
Заседание окончилось после полуночи; Кемпбелл и Сара, оба уставшие, вместе направились в пансион миссис Раундтри. Город был до странности тих, даже в салунах и игорных домах стояла полная тишина, словно все уже узнали страшную новость и объявили преждевременный траур. Театры тоже были закрыты, фонари погашены. Возле шахт и лотков для промывки золота почти никого не было. Небо натянуло на себя молочного цвета одеяло из туч, закрывшее и звезды, и луну. На Главной улице в колесных колеях слегка подмёрзла дневная грязь. Ветер, гуляющий по ущелью, доносил дальнюю перекличку сов; справа что-то беспрерывно шептал ручей.
К дому миссис Раундтри они шли вверх по извилистой тропинке, потом по деревянным ступенькам лестницы до одной площадки, еще по ступенькам — до другой, и так подошли к входу. Ноа открыл дверь, пропустил Сару вперед. В гостиной горела небольшая масляная лампа. На кушетке спал Джош, он лежал почти на животе, подогнув одну ногу, уткнувшись лицом в подушку. Одеяло свисало на пол.
Они молча смотрели на него некоторое время, думая об одном: вся его семья сейчас под угрозой страшной болезни.
— Бедный Джош, — тихо произнесла Сара.
— Да уж… — откликнулся Кемпбелл. — Кто знает, что будет дальше.
— Не говорите так, Ноа. — Сара наклонилась, подняла одеяло с пола, укрыла плечи Джоша. — Я уже так привыкла к их семье, полюбила их. Особенно Эмму.
Когда она выпрямилась, то встретила удивленный взгляд Ноа. Она разглядела это в сумеречном свете лампы… Да, она назвала его по имени, даже не отдавая себе в этом отчета.
Удивление исчезло с его лица. Он сказал:
— Не надо волноваться. У них все будет в порядке.
— Такие хорошие люди!
— Это верно.
В молчании, которое последовало за этим, как бы продолжали растворяться остатки их взаимной неприязни.
— Идите вперед, — велел он, — я потушу лампу. Она была уже на середине лестницы, ведущей на второй этаж, когда свет позади нее погас. В полной темноте Сара нащупала стену и пошла дальше, не отрывая от нее руку. Позади себя она слышала осторожные шаги по скрипучим ступенькам.
Она остановилась. Ноа сделал то же.
— Мистер Кемпбелл, — прошептала она.
— Да?
— Вы молитесь?
В ответ — молчание. Потом она услышала:
— Иногда.
Снова недолгое молчание, после чего она добавила:
— Сегодня как раз есть для этого повод.
Они продолжали пробираться в темноте — она впереди, он за ней. Лестница слегка поскрипывала.
Ее дверь была первой по коридору. Сара нащупала дверную ручку, остановилась.
— Доброй ночи, — прошептала она. — Увидимся завтра утром. — Последнее, что она услышала: как его рука скользит по стене коридора, и затем — открылась и затворилась дверь его комнаты.
При дневном свете публичный дом выглядел совершенно иным. Ноа никогда раньше не видел его утром.
Когда Флосси впустила его, свет из открытой двери на какое-то мгновение озарил сумрачную гостиную и сразу исчез, оставив их в полутьме. Он прошел следом за Флосси через комнату, сквозь не выветрившийся со вчерашней ночи запах сигарного дыма и виски, мимо улыбающейся с картины обнаженной красотки; они миновали помещение для мытья, в котором стойко пахло серой и влажной древесиной, и, повернув налево, оказались в комнате, где, распростершись на засаленной кушетке, похрапывала миссис Роза Хосситер.
Флосси обогнула громоздкую конторку, подошла к окну, отдернула занавески. В комнату ворвались лучи солнца.