— Нет, это еще не все. Тот факт, что мой отец оказался лицемером, проповедуя одно, но делая другое, что он был грязным, омерзительным преступником, растоптавшим жизнь собственной дочери, имеет большое значение. Я чувствую себя очень виноватой, Адди, что ничего не понимала, не помогла тебе, ругала тебя за нежелание работать в редакции газеты. — Сара повернулась на бок и посмотрела в лицо Адди. — Понимаешь, Адди, он отнял у тебя все и отдал мне. Как мне жить теперь, зная это?
— Как жить? Да вспоминая, что ты сделала для меня. Ты приехала сюда в поисках меня, ты привела ко мне Роберта. Если бы не вы, я бы умерла в этом борделе, веря, что не заслуживаю другой участи. Ведь все эти годы я думала, что я ничтожное, отвратительное, ни на что не годное создание. Я думала, что я гожусь только для одного акта. Но теперь, Сара, я больше так не думаю. Ты и Роберт вернули мне достоинство и самоуважение.
Они лежали несколько минут в молчании. Руки их ласкали теплую шерсть кошки, черпая в ней какое-то успокоение.
— Адди, а отец… — У Сары было так много вопросов, которые она боялась задать.
— Ты можешь меня спрашивать обо всем, если хочешь. Я больше не стыжусь, потому что знаю, что не виновата ни в чем. Но что тебе даст, если ты услышишь правду? Тем не менее расскажу ее тебе. Настоящие отношения начались, когда мне было двенадцать лет. До тех пор он только ласкал и целовал меня. А теперь подумай хорошенько, прежде чем задавать мне дальнейшие вопросы.
Наступило долгое молчание, в темноте роились мрачные картины. Наконец Сара проговорила:
— Хорошо, я не буду задавать вопросов. Но я должна признаться в одном, можно?
— В чем же?
— Я всегда завидовала твоей красоте.
Пальцы их рук соприкоснулись на шерсти Рулера.
— А я всегда завидовала твоему уму и способностям. Я думала, что, если буду поспособнее, он разрешит мне приходить в редакцию, как тебе, и перестанет нуждаться во мне по другой причине.
— О Адди! — Сара взяла ее голову и приблизила к своей, так что их лбы соприкоснулись.
— Мир далек от совершенства, не так ли? — сказала Адди. Она хранила относительное спокойствие, когда Сара горько рыдала, но сейчас ее голос звучал так, будто она сама вот-вот расплачется.
Сара же теперь обрела твердость. Она погладила Адди по голове, обняла ее за шею.
— Ты права, дорогая. Мир далеко не хорош. — Они заснули, лежа рядом, не раздеваясь, измученные переживаниями. Среди ночи Адди проснулась, сняла туфли с себя и с Сары, которая только слегка пошевелилась и что-то пробормотала во сне.
— Ложись под одеяло и спи, — велела Адди.
На следующее утро Сара встала поздно и пришла в редакцию с большим опозданием. Лицо ее выглядело как слишком, туго набитая подушка. Патрик глянул на нее искоса и сделал большой глоток из своей фляжки. Джош уставился на нее и заметил:
— Вы очень плохо выглядите, Сара. Вы не заболели?
В голове ее шумело, глаза болели, нос распух. Невозможно было собраться с мыслями. Она побыла в редакции до одиннадцати часов, потом махнула рукой и пошла обратно домой, чтобы лечь в постель.
Позже Адди зашла в ее комнату и осторожно потрясла за плечо.
— Сара, проснись.
Сара открыла глаза, затуманенные сном, силясь понять, почему она в постели среди бела дня.
— О-о-ох, — простонала она, перевернувшись на спину и закрыв глаза рукой.
— Ноа здесь.
Сара пыталась прийти в себя.
— Ты спишь уже четыре часа. Он приходит в третий раз, и я подумала, что теперь тебя пора разбудить. Ты хочешь его видеть?
Сара заставила себя сесть, пошатываясь.
— Нет, пожалуй, не хочу.
Она провела рукой по растрепанным волосам и посмотрела вокруг, пытаясь понять, где она. Солнце играло на подоконнике. У ног ее спала Рулер. На письменном столе лежал журнал, рядом с ним хрустальная ручка.
— Который час?
— Четверть четвертого.
Сара подвинулась к краю кровати и спустила ноги на пол.
— Как ты себя чувствуешь?
— Отлично. Так что мне сказать Ноа?
— Скажи, что я спущусь через пять минут.
— Хорошо. — Адди пошла к двери. Указав на кувшин и таз, она добавила: — Я принесла тебе теплой воды.
Сара встала, пошатываясь на нетвердых ногах, как новорожденный жеребенок. Она умылась, причесалась и с сомнением посмотрелась в зеркало. Да, выглядела она не лучше, чем утром. Глаза красные, кожа под глазами вспухла, губы распухли. А Адди, наоборот, воспряла. Возможно, Роберт был прав: поделившись своей тайной, она освободилась от тяжелой ноши. Если это так, то Сара чувствовала, что эта тяжесть теперь легла на ее плечи.
Она сменила мятое платье и спустилась вниз. Ноа сидел в холле на кушетке в полной служебной выкладке — с револьвером в кобуре, в коричневом кожаном жилете, со звездой шерифа. В руках его была шляпа, ее подарок. Он поднялся, как только она вошла.
— Привет, — поздоровался он и после небольшой паузы спросил: — Как ты себя чувствуешь?
— Опухшей, слабой и плохо соображающей.
— Я забеспокоился, когда, придя в редакцию, не застал тебя.
— Я провела очень плохую ночь.
— Могу себе представить. Ты, наверное, разговаривала с Адди?
Адди ушла в кухню, чтобы они могли быть вдвоем.
— Да.
Ноа положил шляпу на кушетку, подошел к ней и взял ее за руки. Она скрестила их и отвела взгляд. Оба молчали.
Наконец Сара сделала движение назад, так что ему пришлось отпустить ее.
— Боюсь, я не очень хорошая собеседница сегодня. — Проклятые слезы опять подступили к ее глазам, и она отвернулась, чтобы скрыть их. — Прости меня. Я знаю, тебе это может показаться странным. Да и мне тоже. Мне нужно немного времени, чтобы привести в порядок мысли и чувства.
— Конечно, — тихо согласился он. — И не беспокойся обо мне. У меня полно дел на работе. Когда ты отдохнешь и захочешь меня видеть, дай мне знать.
— Спасибо, Ноа. Я так и сделаю.
Она почувствовала, как внутри ее растет холодность к нему: ей не хотелось встретиться с ним взглядом, были неприятны его прикосновения. Его визит был продиктован заботой и вниманием, однако она не испытывала никакого чувства благодарности за его попытку облегчить ее переживания, утешить ее.
Взяв шляпу, он удалился, идя тихими шагами, как на похоронах.
Когда он ушел, Сара села на стул, закрыв глаза и скрестив руки. Ей казалось, что так чувствуют себя в состоянии комы, когда вокруг идет жизнь, а ты ее не видишь и не слышишь.
В кухне Адди гладила занавеси. За задней дверью раздалось громкое мяуканье. Это Рулер просилась в дом. Адди открыла дверь.
— Ты идешь или нет?
Дверь закрылась. Утюг зашипел на плите. Снаружи слышались звуки проезжавшего фургона, щебетанье птиц. « Ты непростительно плохо обошлась с Ноа. Да, но я страдаю. Может быть, он тоже страдает». Такие мысли пронеслись в голове Сары, пока она сидела, закрыв глаза.
Его страдания, если они и были, мало значили для Сары. Она попыталась открыть глаза, подняться со стула, вернуться к нормальной жизни. Как может Адди гладить занавески в кухне, будто ничего не произошло, будто земная ось не сдвинулась?!
Сара подошла к двери в кухню. Адди взглянула на нее.
— Ноа ушел?
Сара кивнула.
— Он очень беспокоится о тебе.
— Кофе есть?
Адди удивленно посмотрела на Сару.
— Да, думаю, есть.
Сара налила кофе и пошла с ним наверх, не говоря ни слова ни о Ноа, ни о том, что было вчера. Единственными ее словами были:
— Я не очень голодна, так что не готовь много на ужин.
На следующее утро она пошла на работу и погрузилась в ежедневную рутину, стараясь изгнать проклятые образы и воспоминания из головы, но это плохо получалось. Вот ее отец сидит, на корточках перед Адди — эта картина то и дело возникала перед ее мысленным взором. Сара пыталась прогнать ее, отвлечься, но ловила себя на том, что ручка с пером неподвижно зажата в руке, а мышцы живота непроизвольно сокращаются. Хотя она была незнакома с подобной стороной жизни, но как-то видела совокуплявшихся собак. Из дома выбежала женщина со щеткой и стала колотить кобеля, крича: «Слезай с нее, слезай, проклятый!» Но это не возымело действия. Собаки сцепились и находились в ее дворе в подобном положении неслыханно долго, и все дети в округе могли наблюдать это зрелище.
Иногда Сара представляла себя со щеткой в руке, которой она колотила своего отца, стоявшего в позе того кобеля. Эта картина проносилась в ее мозгу в какую-то долю секунды, тем не менее она чувствовала себя потрясенной после этого.