— Или так тоскливо. Сто раз в день я заставлял себя не проходить мимо твоей редакции.
— А я все время глядела в окно, в надежде увидеть, как ты проходишь мимо.
— А когда мы встречались на тротуаре, мы делали вид, что не знаем друг друга.
— Никто не хотел иметь дело со мной.
— Со мной тоже. Я был зол на весь мир.
— Я придиралась ко всем, стала такой раздражительной и мелочной. Я отпугнула Патрика своим характером и теперь очень сожалею об этом. А бедный Джош?.. Я обращалась с ним не лучшим образом. Все было не так, когда мы расстались.
Они снова поцеловались, не сдерживаясь более и не боясь своих чувств. Он слегка откинул назад ее голову.
— Я не желаю больше испытывать то, что мне пришлось в недавнем прошлом, — заявил Ноа.
— Я тоже не хочу.
Они впились глазами друг в друга, ее ноги, обутые в темно-бордовые ковровые тапочки, были зажаты его ногами в потертых коричневых ковбойских сапогах. Он стал нежно гладить ее волосы на висках.
— Что ты сейчас чувствуешь? — спросил он.
— Как будто я долгое время находилась под водой и вынырнула набрать воздуху.
— А что еще ты чувствуешь?
Откинув назад голову, она произнесла сдавленным голосом:
— Я хочу тебя.
Руки его застыли.
— Я сейчас сделаю кое-что. Не бойся. — Он взял ее на руки и скомандовал: — Погаси лампу.
Она протянула руку и повернула медный винт на лампе. Комната погрузилась в темноту. Потом опять обняла его за шею. Он подошел к качалке и осторожно опустился на нее, посадив Сару на колени и перекинув ее ноги через подлокотники.
— Произнеси мое имя, — шепнул он.
— Ноа.
— Еще раз.
— Ноа.
— Да, Ноа… И Ноа все еще хочет жениться на тебе. — Он стал слегка раскачиваться, нежно гладя ее волосы одной рукой, а другой лаская спину и шею под волосами. Он целовал ее в губы, легко и нежно, продолжая начаться, прикасаясь губами к ее щеке, лбу, подбородку. Он ласкал ее, чувствуя, как голова ее запрокидывается и волосы приятно согревают его левую руку. Он слегка прикоснулся к ее груди, этой прекрасной находке в темноте, и почувствовал, как она задержала дыхание.
— Люблю тебя, Сара, — прошептал он. Он почувствовал, как все тело ее начало трепетать. Трепет передался его руке, продолжавшей ласкать ее грудь. Она пробормотала что-то, но он не понял, да и нужны ли были слова… Она положила свои руки на его руку и крепко прижала к себе. Потом подняла голову, поднесла его руку к губам, поцеловала и опять прижала к своей груди. Она закрыла глаза и застыла, а его руки ласкали все ее тело. Его губы нашли ее полуоткрытый рот, из которого вырывалось ароматное дыхание.
— О-о-о, Ноа.. — прошептала она, когда он оторвался от нее.
Он прижал ее к своему плечу, лоб ее лежал на его подбородке. Качалка возобновила легкое движение.
— О Ноа… — повторила она.
Он улыбнулся в темноте и продолжал раскачиваться.
— Ну, так ты выйдешь за меня замуж, упрямая женщина?
— Да, выйду, ты — неисправимый человек.
— Я не пойду к Розе.
— Я и не думаю, что тебе придется это делать.
Он перестал раскачивать кресло и поцеловал ее спокойно и нежно. Казалось, этим легким поцелуям не будет конца.
— Я ведь видел брошь — знак нашей помолвки — на столе в кухне?
— Да, это была она.
— Надо зажечь свет, чтобы найти ее?
— Не надо. Я отыщу ее и в темноте.
Она соскочила с его нолей и нащупала брошь на столе. Схватив ее, она приняла прежнее положение и приколола ее к кофточке, прямо против сердца.
— Вот так. Теперь все на своем месте.
— Посмотрим, — прошептал он. Нащупывая брошку, он прикоснулся к Сариной груди.
Прошло несколько минут в молчании.
— Ноа… — прошептала она.
— Угу…
Они продолжали раскачиваться, и оба желали, чтобы Адди и Роберт никогда не возвращались.
— Как прекрасно я себя чувствую.
Он удовлетворенно хмыкнул.
Церемония их бракосочетания состоялась в канун Рождества в пять часов дня. Ее быстро провел Бертл Матесон в присутствии двух свидетелей — Адди и Роберта. На Саре было простое платье из атласа цвета слоновой кости, сшитое Адди, в руках маленькая библия, украшенная лентой того же цвета. Причесала ее тоже Адди, подняв волосы кверху в стиле «помпадур модерн» и украсив их маленькой веточкой мелкозернистого жемчуга. Губы ее были впервые в жизни накрашены коралловой помадой.
Ноа надел черный костюм с двубортным жилетом, который он купил несколько месяцев назад специально для этого случая. К нему — белую рубашку с широким воротничком и черный галстук, завязанный свободным узлом с длинными концами.
Затем все четверо поужинали в доме Адди и Роберта с шампанским и праздничным тортом, испеченным по этому поводу Эммой, которая с пониманием отнеслась к тому, что событие будет носить сугубо семейный характер, и не обиделась, что ее не пригласили.
— Делай так, как считаешь нужным, Сара, — заметила она. — И да будет благословен этот день.
На пути домой Сара думала: «Да будет благословенна ночь. Пожалуйста, о, пожалуйста, пусть будет так, как надо…»
Дом, в котором им предстояло жить, был, насколько она помнила, простым и меблированным только частично. Войдя в кухню, она воскликнула:
— О, как здесь тепло!..
— Да, я нанял Джоша, чтобы он протопил печь.
— Ты так внимателен, Ноа! Спасибо.
Он зажег лампу, подошел к ней и помог снять пальто. Повесил его и свое пальто и шляпу и подошел к ней.
— У меня есть еще один сюрприз для тебя. Идем. — Он подал ей руку, взял в другую лампу и повел вверх по лестнице в спальню. Посторонившись, он пропустил ее вперед. В углу комнаты стояла ароматная елка. Она была поставлена в ведро с песком и украшена фигурками, вырезанными из картона, и красными восковыми свечками.
— О-о-о, Hoa! — воскликнула она в восторге. — Когда же ты успел?
Она приносила в дом свои вещи, и елки тогда не было.
— После твоего ухода. Я поручил Джошу найти елку и принести ее сюда.
— Пахнет потрясающе. Давай зажжем свечи.
— Конечно. Но я сперва принесу воды на всякий случай. — Он поставил лампу на туалетный столик, взял кувшин и сказал: — Сейчас вернусь.
Она огляделась, приложила ладони к щекам и посмотрела на кровать, стараясь быть спокойной.
Ноа вернулся через пару минут с полным кувшином и спичками. Он зажег одну о подошву и поднес ее к фитилькам десяти крошечных свечек. Тени от веток заплясали на потолке и стенах. Они молча смотрели на язычки пламени, на их отражение, потом Ноа повернулся к ней и тихо сказал:
— Счастливого Рождества, миссис Кемпбелл.
Она посмотрела ему в глаза и ответила:
— Счастливого Рождества, мистер Кемпбелл.
Его пальцы гладили ее руку. Потом они опять повернулись к елке.
Свечки роняли капли воска на ветки и на пол.
— Боюсь, придется их задуть, — сказал Ноа.
— Жаль, они так красивы.
Сара задула свечи и постояла у елки, вдыхая ее аромат, теперь уже смешанный с запахом тлеющих фитильков.
— Да, Ноа, это незабываемо. Спасибо.
Когда он отошел назад, она услышала какие-то звуки. Обернувшись, она увидела, что он снял пиджак и развязывает галстук.
— Тебе потребуется помощь, чтобы расстегнуть пуговицы, — заметил он.
— О-о-о, да. — Она отвернулась, лицо ее горело. Он подошел к ней сзади, чтобы выполнить эту почетную миссию.
— Спасибо, — прошептала она, когда была расстегнута последняя пуговица.
Он откашлялся и проговорил:
— Мне надо принести пару поленьев для печки.
Услышав его шаги, она обернулась. Он остановился на пороге.
— Теплая вода в кувшине. — И вышел, не взяв с собой лампу.
Он ей сказал, что мечтал о том, как будет снимать с нее платье и целовать в десять мест. Она думала о том, как это начнется, и хотя тогда, на кресле-качалке, все было хорошо, она боялась, что в последний момент она опять испугается, окаменеет и испортит брачную ночь. Но он оказался нежным и романтичным, тактичным и внимательным сверх всяких ожиданий.
Он предоставил ей больше времени, чем ей было нужно. Когда он вернулся, ее ночная рубашка была уже застегнута спереди и завязана у шеи, она умылась и расчесывала волосы у зеркала на столике.
Сара посмотрела на Ноа и едва сдержала улыбку. На нем была длинная ночная рубаха в красную и белую полоску.
— Ты будешь смеяться, я знаю. — Он поднял руки и опустил глаза. — Я никогда не надевал подобные штуки раньше. Я думал, тебе это понравится, но я себя в ней чувствую как какой-то маменькин сынок.