Она смотрела, как шевелятся его губы, и думала лишь об одном: каковы они на вкус. Ей так хотелось оказаться в его сильных объятиях, прижаться к груди.
Что за безумие?
Пытаясь изменить направление своих мыслей и заглушить клубившиеся в глубине ее естества предательские желания, Эсмеральда пробормотала:
– Вы расстроитесь.
– Нет, расстроитесь вы. Не я.
Большой палец легонько коснулся ее щеки, уголка рта, медленно обвел губы. Тело ее мгновенно отреагировало на его ласки: груди напряглись, желудок скрутило, внизу живота словно образовался комок.
– Неприятности порой случаются, но это же не катастрофа, – сказал он тихо.
Его прикосновения утешали, успокаивали, ласкали. Эсмеральда сознавала, что порядочная девушка не должна позволять себе ничего подобного, но у нее просто не хватало сил добровольно лишиться этой близости и тепла.
– Вы молодец: так накинулись на меня из-за кота, – хрипло прошептал Гриффин, продолжая легонько гладить контуры ее лица, потом вдруг наклонил голову и оказался совсем близко – так близко, что она затаила дыхание, решив, что он собирается ее поцеловать.
Но нет: почти в самые губы, так что ее овеяло теплым дыханием, герцог прошептал:
– Не помню, чтобы когда-нибудь на меня кричала молодая леди.
– Но я вовсе не кричала, – возразила она серьезно. – Разве что… немного повысила голос.
Герцог едва заметно улыбнулся:
– Немного?
Она залилась краской стыда, но вовсе не из-за этого: ей так хотелось его поцелуя, что было трудно удержаться и самой не прижаться к его губам.
– В таком случае я должна извиниться, – пробормотала она.
– В этом нет нужды, – заверил Гриффин, нежно скользя пальцами от ее щеки к ложбинке на шее и обратно. – Я же говорил, что именно умение свободно выражать свое мнение нахожу в вас столь привлекательным.
Только это? Эсмеральда находила в нем привлекательным все.
Его палец опять коснулся ее губ, и она вся затрепетала от ощущений, которые испытывала и природы которых не понимала. Она была уверена, что он это чувствует, как чувствует и ее безмолвную мольбу о поцелуе.
– Вы можете потом пожалеть…
– Вряд ли. Ничего страшного не произошло. Слуги, случается, бьют фарфор. Это жизнь.
Ее как громом поразило: слуги. Вот кто она для него: служанка, обязанности которой – приглядывать за его сестрами. Как она могла забыть?
Пришлось проглотить поднявшуюся к горлу желчь и напомнить себе, что каждый раз при виде герцога сердце ее начинало биться сильнее; каждый раз ей хотелось утонуть в его объятиях; каждый раз она мечтала о его поцелуях. Его слова, его уверения, что у него всегда найдется для нее время, давали ей надежду…
Отныне ей лучше забыть обо всем этом, потому что она всего лишь часть обслуги: компаньонка его сестер, – а вовсе не гостья в его доме.
И уж конечно, не ровня ему.
Эсмеральда отстранилась и отступила, хотя ноги подкашивались, потом расправила плечи и, вскинув подбородок, выговорила:
– Спасибо, что проявили великодушие и простили мне выходку Наполеона. Если я вам пока не понадоблюсь, мне хотелось бы приступить к работе.
Он, похоже, удивился, хотел что-то сказать, но передумал и опустил руку.
– Как по-вашему, близняшки будут готовы к первому балу?
– Непременно, можете не сомневаться, – быстро ответила Эсмеральда голосом профессиональной компаньонки. – Но прежде чем вы уйдете, я хотела бы задать еще один вопрос.
– Задавайте.
– Это насчет списка приемлемых кандидатур, составленного леди Эвелин. Должна ли я полагать, что все эти джентльмены вне подозрений и не имеют намерения испортить вашим сестрам сезон?
– Нет! Ни в коем случае! Никому нельзя доверять!
– Включая ваших друзей, герцогов Ратберна и Хоксторна?
Глаза Гриффина блеснули:
– Я редко признаю, что не прав, но на сей раз это так. Этих двоих вычеркиваем: они обожают близняшек и никогда не причинят им вреда. Мало того: их помощь нам может понадобиться.
– Прекрасно. Рада, что они вне подозрений.
– Что-то еще?
– Это все.
– В таком случае доброго вам дня, мисс Свифт.
Глава 13
Никогда не вмешивайтесь в семейные споры: оставайтесь в стороне.
Эсмеральда не смогла заставить себя посмотреть вслед герцогу, поэтому разглядывала осколки статуэтки и вазы. Плечи ее расслабились, из груди вырвался долгий вздох облегчения. Ощущения, которые он вызывал, ее смущали, сбивали с толку. Поверить невозможно, но прикосновения герцога доводили ее почти до безумия. А чем еще, кроме безумия, могла быть такая жажда его объятий и поцелуев?
Она закрыла глаза и снова вздохнула.
Он был прав, утверждая, что ее влечет к нему. Да, это так: влечет, и неодолимо. Оставалось только бороться с этим, отрицать и всячески скрывать от него. Она просто должна думать исключительно о будущем, своем и Джозефины. Судьба дала ей второй шанс, и нельзя его упустить из-за нелепых фантазий о поцелуях герцога и тех таинственных ощущениях, которые он пробуждал в ней. То, что она не потеряла работу после всего случившегося, иначе, как чудом, не назовешь.
Возможно, герцог не такой твердый в своих убеждениях и не настолько беспощадный, как виконт Мейфорт. В любом случае ей придется выдержать всего полтора месяца. Она, конечно, сумеет сохранить присутствие духа, вооружиться здравым смыслом, укротить Наполеона и свои чувства к герцогу.
Стряхнув непрошеные воспоминания об ощущениях от его прикосновений и своих желаниях, Эсмеральда направилась к себе комнату по коридору, заглядывая по пути в открытые двери, и остановилась лишь возле столовой. В центре блестящего полированного стола, окруженного стульями с золотой парчовой обивкой, стояла высокая серебряная ваза с ручками в виде львиных голов. Из той же парчи были сшиты и гардины.
Рядом со столовой находился музыкальный салон. В одном углу стоял рояль, в другом – арфа, а вдоль стен – ряды стульев, словно на сегодня был запланирован музыкальный вечер.
Последней комнатой слева оказался личный кабинет герцога, и первое, что она ощутила, когда вошла туда, было тепло. Здесь разожгли камин, но жар, охвативший ее, происходил из совершенно другого источника. Она словно почувствовала взгляд синих глаз, увидела выражение его лица и ощутила дрожь от его прикосновений.
Эсмеральда огляделась и улыбнулась. Было что-то очень интимное в ее пребывании здесь, но верх опять взяла практичность. Все это необходимо выбросить из головы и постоянно помнить, что она для него просто служанка.
Две стены кабинета занимали полки с книгами. Она так давно не видела столько – с тех пор как вместе с матерью покинула дом виконта Мейфорта, то есть почти пятнадцать лет назад.
Окна имелись только на задней стене. Гардины цвета шоколада были раздвинуты, в комнату вливался солнечный цвет, и пылинки весело плясали в золотистых лучах. Между двумя удобными на вид креслами стоял маленький круглый столик с лампой. Как, должно быть, уютно свернувшись клубочком, сидеть в этом кресле с чашкой теплого шоколада или читать, пока солнце не зайдет, а потом зажечь лампу и продолжать чтение до самой темноты.
На Эсмеральду неожиданно нахлынули сладостные воспоминания юности, когда в таком же доме она жила, а не работала.
На несколько мгновений она позволила себе окунуться в эти счастливые воспоминания о жизни без забот, без обязанностей и без мыслей о будущем. Тогда она мечтала о сезоне и балах, где встретит достойного джентльмена, полюбит, выйдет замуж…
Но юность прошла, а вместе с ней и мечты. Ничего уже не вернуть, потому что мать ее выбрала любовь, а не близких, и оставила высший свет. Жизнь Эсмеральды разительно изменилась, и будущее ее ждало совсем не то, о котором она грезила.
Наверное, воспоминания невозможно держать в узде. И теперь она добавила еще одно к мысленному хранилищу прошлого: нежные прикосновения герцога и волнующие ощущения, которые он в ней пробуждал.
При этой мысли она горько рассмеялась. Мечтать и думать о любви можно в любом возрасте, как и жаждать ласк прекрасного принца, в глазах которого пылает желание, так что нет ничего плохого в том, чтобы позволить себе подобные фантазии, а иногда даже наслаждаться ими, но сейчас самое главное – будущее Джозефины.
Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, чтобы успокоиться, она подошла к письменному столу, где в безукоризненном порядке были разложены стопками бумаги и карточки с приглашениями, помеченные надписями: «принятые», «отклоненные», «остальные». Тут же лежали записка, адресованная лично ей, и календарь с ежедневными мероприятиями, включая первый бал сезона.