Элейн стала краснее рака. Итак, он заметил. Она вспомнила его блуждающий язык. Как же он мог не заметить? Более безопасно для кого? Она размышляла, поглощенная воспоминаниями о банальной работе, проделанной с ее подмышками лезвием опасной бритвы. Для него или для нее?
Было довольно смешно наблюдать, как Чарльз моет подмышки, грудь, высовывает сначала одну волосатую ногу, затем другую. Он встал на колени и намылил гениталии. Элейн с интересом наслаждалась первым беглым знакомством с необрезанным мужчиной.
Хорошо, она уже видела этого мужчину, более чем видела, но то было в состоянии возбуждения, когда он выглядел почти таким же, как и обрезанный человек. Он оттянул крайнюю плоть и промыл головку под карманом кожи.
Чарльз сел обратно в воду.
- Теперь ты.
Элейн уставилась на него с непониманием.
- Приступай.
Элейн поднялась на колени для самого всестороннего мытья, которое у нее когда-либо было. Она поежилась, когда он настоял на мытье абсолютно повсюду - и между губами, и между ягодицами. Когда ее сполоснули к его удовлетворению, она с благодарностью опустилась назад в воду.
- Нет. - Немедленно он ухватился за ее бедра, ставя обратно на колени. - Ты ничего не забыла?
Он проник рукой между ног и потянул. Губка заскользила, натягивая по пути чувствительную кожу. Было такое чувство, будто она увеличилась раза в два по сравнению с тем, какой была вчера вечером. Губка застряла на выходе, напоминая собой тампон, вот почему Элейн никогда ими не пользовалась. Они просто были не той формы, чтобы выйти.
Его глаза сузились. Он мягко дернул за ленту и слабо улыбнулся продолжающемуся сопротивлению. Чарльз поднял другую руку и слегка коснулся той части Элейн, которую хвалил вчера вечером за то, что та была полностью готова для него.
- Не сопротивляйся, любимая, - прошептал он.
Синие глаза пронзали ее взглядом, говоря об еще больших количествах губок, удовольствиях, которые будут, удовольствиях, которые предоставила эта губка. Элейн разомлела. Губка легко вышла. Аромат лимона окружил их. Он ополоснул ее бедра, смывая остатки спермы, вытекшие вместе с губкой, затем наклонился и погрузил свою голову в ее влажную плоть. Чарльз глубоко вдохнул, перед тем как резко начал вставать, доставая их обоих из воды.
Он был в таком состоянии, когда обрезанные и необрезанные мужчины выглядят одинаково.
У Элейн пересохло во рту.
Чарльз усмехнулся.
- Не будет ли удивлена кухарка, если в следующий раз, когда она подаст тарталетки с лимоном, я изнасилую тебя прямо на обеденном столе?
Он отправил Элейн в ее комнату, чтобы Фриц мог побрить его.
- Я не доверяю Фрицу с бритвой, когда ты рядом.
Элейн, полусонная и мечтательная, позволила Кейти одеть себя. Угроза того, что она снова услышит враждебно голос Морриган, поблекла. Сексуальное насыщение было эффективнее принятия валиума. Не то, чтобы она когда-либо принимала это лекарство. Его принимала секретарь Элейн, и казалось, что ту ничто не может обеспокоить.
Кейти зашнуровала корсет Элейн.
- Ммм, мэм, это, должно быть, новые духи от лорда? Они пахнут очень хорошо. Как лимоны, точно.
Тело Элейн стало ярко-красным. Стало легче, когда Чарльз вошел, чтобы сопроводить ее в столовую. Облегчение было недолгим. Боули собрались за столом для завтрака.
Мэри подняла голову при их приближении. Она бросила взгляд на буфет.
- Ммм, лимонные тарталетки! - вскричала она нетерпеливо. Она вскочила на ноги и побежала к буфету. - Я чувствую запах лимонных тарталеток! - кричала она раздраженно. - Я уверена, что чувствую запах лимонных тарталеток!
Чарльз прыснул со смеху.
Мистер Боули обезглавил лосося и отправил голову в рот.
- Возможно, они готовят тарталетки к чаю, дорогая.
Чарльз расхохотался. Элейн сердито посмотрела на него. Он смеялся, пока слезы не потекли из глаз. Боули уставились на него так, как будто он сошел с ума. Затем они пристально посмотрели на Элейн, как будто это она заставила его потерять рассудок.
Она развернула свою салфетку и поместила ее на колени. Чувствуя страшную потребность взбодриться, она проигнорировала предполагаемую любовь Морриган к чаю и потянулась к кофейнику.
- Миледи! - Лакей Джейми опустился на колени возле стула.
Элейн с удивлением взглянула на человека в парике. Даже учитывая, что она была в этом столетии меньше месяца, она была уверена, что лакея при исполнении служебных обязанностей считали немногим большим, чем предметом мебели. Таким же глухим и немым.
Боули замолчали, застыв с разинутыми ртами. Брови Чарльза поднялись.
- Миледи, вы уронили это.
Лакей протянул свернутый листок бумаги.
Элейн неуместно вспомнила комментарий Кейти о том, как глупо смотрятся лакеи в своих париках.
Боули с любопытством уставились на Элейн. Лицо Чарльза приняло холодное отстраненное выражение; уголок губы приподнялся к шраму. Лакей упорствовал, хладнокровно протягивая записку.
Сейчас ты должна понять, если ты не дашь мне то, что я хочу, я продемонстрирую лорду Арлкотту, что ты - не я.
Как она могла забыть последнюю записку? Элейн выдавила улыбку на своем лице.
- Спасибо. - Она оцепенело взяла чертов листок бумаги.
Лакей легко поднялся на ноги и вернулся на свое место у буфета, будто разрушение жизней входило в его ежедневные обязанности. «Почему прислуга лорда не могла быть немного менее квалифицированной?» - холодно размышляла она. Если бы лакей не заметил записку, то и Элейн не заметила бы ее. Кроме того, почему лакей не мог следовать этикету слуги и оставаться немым, выполняя свои обязанности?
Пять пар глаз выжидающе уставились на нее. Она недолго поиграла с идеей открыть записку и громко зачитать ее вслух. Поступив таким образом, было бы легко установить личность Морриган. Злоумышленником будет тот, кто не удивится. Кроме того, могло сработать противоположное правило, как в телесериалах типа «Перри Мэйсон» и «Коломбо». Преступником мог оказаться и тот, кто удивился бы больше всех. В этом случае Элейн все равно получила бы ответ. Она только сомневалась, когда точно закончится удовлетворение от него: до или после ее заточения в Бедлам.
- Что это? - спросил Чарльз, тон его голоса всецело соответствовал статусу лорда. Он звучал так, словно они не провели бесконечные часы, разделяя бесконечный экстаз.
Кое-кому действительно стоило задуматься над тем, что сделал бы Арлкотт, если бы решил, что его жена считает себя кем-то другим…
Элейн чувствовала себя так, будто вот-вот разобьется вдребезги.
- Ничего. Я сделала список вещей для… для Кейти. Думаю, что выронила его. Извините меня. Я должна позавтракать. - Она предполагала, что это была самая длинная речь, которую она произнесла вне пределов досягаемости Кейти и рук лорда.
Чарльз присоединился к Элейн у буфета. Она проигнорировала холодный вопросительный взгляд, наполняя тарелку яйцами, колбасой, беконом, ветчиной, жареным лососем и теми уродливыми темными глыбами, которые смотрелись и пахли, как прогорклая куриная печень. Машинально она положила сверху несколько булочек.
- Пожалей немного Джаспер. - Чарльз взял ее наполненную тарелку и заставил свою пустую тарелку проскользнуть в ее холодные пальцы. Положив булочку на пустую тарелку, он схватил ее за руку и подвел обратно к стулу.
Элейн села и методично съела булочку, поочередно потягивая кофе и пережевывая куски. Она в удивлении посмотрела вниз на свою правую руку. Она была пуста. С тем же удивлением Элейн глянула на чашку и тарелку. Они также были пусты. Она посмотрела на левую руку.
Левая рука была пуста.
Ее пристальный взгляд обратился к Чарльзу. Он потягивал кофе и наблюдал за ней. Кучка пищи на его тарелке фактически была нетронута.
Тарелка.
Записка.
Элейн подняла тарелку.
Записка была в левой руке, той руке, в которой она держала тарелку.
Заполненную тарелку. Тарелку, которую взял он.
Записка у Чарльза.
Дикие волны паники накатывали на Элейн с увеличивающейся скоростью.
Как глупо с ее стороны. Как умно со стороны Морриган.
Как умно со стороны лорда.
Элейн, спотыкаясь, встала на ноги. Если она сейчас же не ретируется, то или упадет в обморок, или закричит, или с ее удачей, произойдет и то, и другое.
- Пожалуйста, извините меня. Я должна… - Что она должна была делать? Паковать вещи для Бедлама? - Извините меня.