— Для кого-то это театр, но не надо их осуждать за то, что пока не понимают. Главное ведь, что храм для тебя, а не для другого, — сказал мужчина. Это был не батюшка. Так батюшки не одеваются. Скорее так в монастырях одеваются. Жаль, что не разбираюсь в этом, а могу лишь судить по обрывочным сведеньям, подчёркнутым случайно. У него была чёрная высокая шапка и седая борода, а ещё умный взгляд, который притягивал. — Тебе главное верить нужно. Не терять веру. Тогда всё наладится, — он внимательно посмотрел на Алешку. — Прости себя. Это ты себе шанс не даёшь. Никто на тебя зла не держит. Бог всех прощает, но вначале прости и ты.
Я видела, как Алешка только сжал челюсть. Лицо окаменело. Человек же отвёл Валеру в сторону и о чём-то с ним разговаривал минут пять. Валера пытался возразить, но потом как-то поник. До меня только донеслись слова: «отпусти».
Что-то меня заставило отвлечься. Может Алешка, которому просто было плохо. Выглядел он побелевшим. Когда я посмотрела на Валеру, то он уже подошёл к нам, а человека в чёрных одеждах не было. Только икона со знакомым лицом. От этого стало не по себе. Вышли мы из церкви в молчание. Так и дошли до медицинского центра. Каждый думал о своём. Верить и надеяться на лучшее. Главное верить.
Узи. Женщина средних лет смотрит внимательно на монитор. Я же лежала, прикусив губу. Датчик скользит по животу, который щедро залит вазелином.
— Пол сказать? — спросила женщина.
— Что?
— Пол ребёнка будете узнавать?
— Какого ребёнка? — я тяжело сглотнула.
— У вас малыш. Пятнадцать недель. Так как?
— Да.
— Мальчик будет, — сказала она. Даже монитор подвинула, где виден был маленький человечек в сером фоне. Разглядеть лично мне было что-то сложно.
— А мне сказали, что опухоль.
— Ну, на опухоль он не похож. Может из-за того, что прикрепился в не совсем удачном месте. Сложно разглядеть. Но это точно не опухоль.
— А анализы?
— Ничего не могу сказать, но я бы их пересдала.
Сложно передать, что я тогда ощутила. Помню, что вышла из кабинета. Села около него, потому что не могла стоять и только повторяла, что это может быть ошибка.
— Марина? — Алешка не выдержал и встряхнул меня.
— Мальчик будет, — ответила я с глупой улыбкой. Валерка резко встал и вышел из медцентра. Я слышала, как он хлопнул дверью…
Впереди было ещё пересдача анализов, но я была на седьмом небе от счастья. Алешка радовался.
— Алешка, но ведь это может быть не твой ребёнок, — сказала я.
— Мой. Валерка детей иметь не может. Там осложнение было после детской болячки. Так что мой. Поэтому он так и взбесился, — сказал Алешка.
— А что теперь?
— Есть варианты? — спросил он. — Со мной останешься.
— А дальше?
— Дальше будем жить, — ответил Алешка. — Только для начала придётся подыскать жильё.
Пока Алешка пошёл решать возникшие проблемы, я вернулась домой. Валерка сидел за столом, положив голову на руки. Что-то в этой позе было такое неправильное, что сердце сжалось. Я подошла к нему.
— Мне жаль, что так получилось. Прости…
— И отпусти? — он усмехнулся. — Я сегодня уже слышал эти слова. Знаешь, мне не обидно, что это Лешка. Как это ни удивительно, но я даже рад, что родится этот ребёнок. Я знаю, что ты хотела этого. Но я не понимаю… Не из-за этого же ты ушла.
— Не из-за этого.
— Простить и отпустить, — он поднялся так резко, что отлетел стул. Один шаг. Его губы оказались на моих губах. Злость, боль и обида смешались в этом поцелуи. Ярость. Я попыталась его оттолкнуть, потому что губам стало больно. Он же лишь крепче прижал к себе. — Простить и отпустить. Что ж, лети. А я в следующий раз буду знать, как нужно целовать, чтоб не было мыслей о полётах.
— Ты не понял…
— Это ты не поняла. Уходи, Марин. Я потом тебе вещи привезу. Тебе нельзя тяжёлое таскать, поэтому уходи сейчас. А то ещё передумаешь и решишь остаться, а потом мучить будешь себя и меня. Лети, моя птичка, в огонь. Пёрышки только береги, — усмехнулся он. Это было непонятное для меня поведение. Нетипичное для него. Я испугалась и ушла.
Алешка снял комнату в старом доме, почти без удобств. Это был временный вариант. Потом мама обещала освободить для нас квартиру. А пока было слышно как ветер гуляет в стенах старой комнаты. Но были вместе и вместе кормили клопов. Дно, как оно есть. Так продолжалось около месяца. Как раз выяснилось, что анализы перепутали. Я здорова, беременность протекала нормально. В это время я развелась с Валерой, а меня через маму нашли дальние родственники. Оказалось, что умер папа. Попал в аварию, вместе со своей женой. У меня осталась трёхлетняя сестрёнка, которой теперь грозило попасть в детский дом. Я долго подбирала слова, чтоб начать разговор с Алешкой, не знала, как он отнесётся к этой идее. Но с Лешкой намного проще было разговаривать, чем с Валерой. Валера по умолчанию был прав, а Алешка всегда был открыт для диалога.
— Что будем делать? — спросила я.
— Решать тебе. Потянем мы сразу двух детей или нет — я не знаю, — честно признался Алешка. Меня такие ответы до сих пор поражали. Приходилось всегда делать поправку, что это не Валера, который всё знал заранее на несколько лет вперёд.
— Надо посчитать. Не хочется, чтоб она росла в казённых стенах при живых родственниках. Я пока с малышом сидеть буду. Она к нам привыкнет за это время. Потом садик, школа.
— Согласен. А ведь всё так и получилось, как тот мужик сказал.
— Какой?
— Что в церкви. Часто мне на ум приходят его слова.
— Кстати, а про что он тебе сказал?
— Напомнил один неприятный случай. У меня, когда всё разрушилось, полетело в пропасть, я с собой хотел покончить, но не смог. Много ошибок совершил в этой жизни. Очень много.
— Но впереди ещё вся жизнь, чтоб эти ошибки исправить, — ответила я. — Мне Светка сказала, что к ней твой друг сватается?
— Рига? Есть такое. Я их познакомил. Вроде друг другу приглянулись. Может чего из этого получиться.
— Алеш, а если честно, был у тебя с ней роман или нет? — спросила я.
— Не было. Хотел, но ты перебиваешь. Люблю тебя сильно и крепко. До сих пор не верю, что мечта сбылась и теперь мы вместе. Просто не верится и всё, — он меня крепко поцеловал. — А теперь вериться. Ничего, Марин. Всё будет нормально. Мы прорвёмся. Главное ведь вместе.
— Согласна, — ответила я, чувствуя, как в душе начинают распускаться цветы.
Эпилог
Сколько длиться любовь? Говорят, что она не проходит, но меняется с годами, приобретая другой вкус. А страсть длится три месяца.
Мне повезло больше. Я купалась в ней полгода. До рождения сына. Как родился Никитка, так и пошли проблемы. Говорят, что дети приносят в дом счастье и смех. У нас же началась ругань. Алешку раздражали крики малыша. Он оказался к ним не готов, поэтому стал пропадать целыми вечерами. Приходил где-то под утро, чтоб убежать на работу. Мне повезло только с Ритой. Девочка проблем не вызывала. Она как-то сразу ко мне привыкла. Первый месяц просилась к родителям, а потом перестала. Алешка к ней никак не относился. Он вообще был к детям равнодушен. Но мог поиграть с ними под настроение. Жаль, что это настроение у него появлялось раз в месяц.
Жить в декрете на декретные выплаты, которых не хватало, платить за квартиру, помогать маме, просить денег у Алешки, который мог половину зарплаты потратить на всякие вкусности, а потом мы сидели на пустых макаронах — это всё было сложно. Очень сложно и тяжело.
С детьми никто не помогал. Хотя, я и сама справлялась, пока Рита не пошла в сад. Вот тогда и началась катавасия с колясками, малышом, Ритой и… И всеми прелестями, с какими сталкивается женщина с двумя детьми небольшого возраста.
Я уставала. Что такое сон — это было давно забыто. Спала я урывками. Иногда помогала Света. Особенно вещами. Или деньгами, когда нужно было дотянуть до зарплаты. А такое с каждым месяцем случалось всё чаще.
Но это было не самое тяжёлое время. Тяжело стало, когда освободился отец Алешки. Так как ему некуда было идти, комната в коммуналке, которая была за ним сгорела вместе с деревянным домом, то он поселился у нас. Тогда и начался ад.
Алешка сильно изменился. Он стал ругаться со мной, унижать. И это в моей квартире. Наверное его накрутил отец, потому что иначе я не знаю откуда у него появились такие слова о том, что старуха с детьми на руках больше никому не будет нужна, поэтому буду его терпеть.