Нет, она поступила совершенно правильно, когда предпочла режиссуру. В этом амплуа Талли чувствовала себя на своем месте; она была творцом, художником, а главное — отлично понимала, что конечный успех во многом зависит от ее собственных усилий, и старалась отшлифовать, довести до совершенства каждую сцену фильма, без конца переделывая и внося новые и новые улучшения в то, что казалось безупречным постороннему глазу. Только такая работа давала ей желанное удовлетворение. Быть звездой Талли совсем не хотелось, и, хотя ее успеху завидовали многие, она прилагала порой значительные усилия, чтобы оставаться в тени.
С годами она выработала вполне определенный стиль, который ее устраивал, и бо́льшую часть времени была вполне довольна тем, как идет ее жизнь. Дошло до того, что, когда Талли впервые номинировали на «Золотой глобус», ей пришлось срочно приобретать подходящее платье, чтобы отправиться на церемонию: в ее гардеробе просто не нашлось ничего подходящего, что она могла бы надеть по столь торжественному случаю. Собственно говоря, у нее и не было никакого гардероба, если не считать одежды, в которой она работала на площадке и которая делала ее похожей на бездомную бродяжку. Талли, однако, нисколько не переживала по этому поводу. Одежда должна быть практичной, удобной, чистой и недорогой — такой, чтобы не жалко было выбросить, считала она, и Хант был с нею вполне согласен. Он принимал Талли такой, какая она есть, и ему было все равно, как она одевается и как себя ведет.
Сам он, впрочем, был человеком куда более светским и принимал активное участие в жизни Голливуда, где его имя значило довольно много. Успех, однако, нисколько не вскружил ему голову; вместо того чтобы проводить вечера в дорогих ресторанах в обществе звезд и их прихлебателей, Хант возвращался к Талли, причем делал это с явным удовольствием. Дело было, впрочем, не в так называемом «домашнем уюте», поскольку когда он приезжал в их общее жилище, то чаще всего заставал Талли лежащей на диване в окружении рассыпанных повсюду страниц очередного сценария. Нередко бывало и так, что она надолго отправлялась куда-нибудь на натурные съемки. В этих случаях — если, конечно, Талли не снимала на другом континенте — Хант старался приехать к ней хотя бы на несколько часов, несмотря на то что своих дел у него хватало. Кино было для него весьма прибыльным бизнесом; в особенности это касалось фильмов, снятых Талли, а как она при этом одевается и дает ли себе труд как следует расчесать волосы, его заботило мало.
Сейчас Талли находилась на натурных съемках в окрестностях Палм-Спрингс. Помимо трейлера, где разместился ее рабочий офис, в городе у нее был номер в гостинице, где она могла переночевать, однако Талли пользовалась любой возможностью приехать домой в Лос-Анджелес и побыть с Хантом. Если же съемки затягивались допоздна, Хант приезжал к ней сам.
Прежде чем покинуть съемочную площадку, Талли планировала просмотреть отснятые за день материалы — особенно последний дубль, который представлял собой ключевую сцену фильма. Воткнув в волосы три цветных карандаша и фломастер, чтобы делать необходимые записи и пометки, она ответила на поступившие по электронной почте сообщения и уже собиралась идти в операторский фургон смотреть «потоки»[3], когда на дороге, ведущей к площадке, появилось облако желтой пыли. Оно быстро приближалось, и вскоре Талли различила мчащийся чуть впереди облака серебристый «Астон Мартин». Спустя несколько секунд изящный кабриолет затормозил перед трейлером, но облако пыли почти сразу настигло машину, и Талли зажмурилась, прикрывая рот рукой, чтобы не закашляться.
Хлопнула дверца, и из машины выбралась чрезвычайно эффектная молодая женщина в ультракороткой юбке с невероятно длинными стройными ногами и потрясающей фигурой. Как и Талли, она была блондинкой, но ее растрепавшаяся на ветру грива еще хранила следы тщательной укладки. Запястье ее украшал массивный бирюзовый браслет, в ушах сверкали бриллиантовые «гвоздики». Она казалась еще выше и стройнее в босоножках на высокой платформе из прозрачного пластика, внутри которой плавали в специальном геле крошечные золотые искры.
— Черт, я, кажется, опоздала! Съемки уже закончились? — Владелица «Астон Мартина» озабоченно нахмурилась. Талли, напротив, добродушно усмехнулась.
— Не волнуйся, Бриджит, все прошло отлично. Если хочешь, можешь посмотреть «потоки» вместе со мной, я как раз собиралась в операторскую.
Бриджит вздохнула с нескрываемым облегчением.
— Ты не поверишь, на шоссе был настоящий кошмар, я едва пробилась! Две огромные пробки по полчаса каждая — можешь в это поверить?! И это на восьмиполосной трассе!.. — Бриджит раздраженно тряхнула волосами.
Выглядела она как самая настоящая кинозвезда. В своих босоножках-«небоскребах» она была на пару дюймов выше Талли; макияж, без которого Бриджит никогда не появлялась на людях, выглядел идеально, а одежда была подобрана с таким расчетом, чтобы подчеркнуть соблазнительную фигуру и стройные ноги. Словом, кроме некоторого поверхностного сходства, Бриджит была полной противоположностью Талли. Все в ней — от одежды и косметики до жестов и манеры держаться и говорить — было тщательно продумано и рассчитано на то, чтобы привлекать к себе внимание. Сама Талли предпочитала держаться как можно незаметнее; впрочем, ее профессия в том и заключалась, чтобы как можно выгоднее подать других, а не себя. А Бриджит Паркер внимание окружающих любила, поэтому старательно выставляла напоказ все, чем наделила ее природа. И она, и Талли были высокими, стройными и светловолосыми, однако посторонний человек сразу подумал бы, что Бриджит как раз и есть та самая голливудская знаменитость. Талли он, скорее всего, просто не заметил бы, поскольку ей в большинстве случаев было наплевать, как она выглядит. Точнее, она никогда не задумывалась об этом всерьез. Бриджит, напротив, тщательно заботилась о своей внешности и прилагала значительные усилия к тому, чтобы произвести на окружающих самое сильное впечатление. «Пусть они все попа́дают!» — таков был ее негласный девиз.
Одним из результатов этих усилий стало то, что Бриджит выглядела лет на десять моложе своего истинного возраста. Они с Талли были ровесницами, но Бриджит нельзя было дать больше двадцати пяти — двадцати восьми. Талли, впрочем, тоже выглядела моложе своих лет, хотя и не делала для этого ровным счетом ничего. Все дело было в ее природной худобе и привычке одеваться в потрепанные джинсы и растянутые, мешковатые майки, которые делали Талли похожей на девочку-подростка. Бриджит гордилась своими грудными имплантатами и искусственно удлиненными ресницами, к тому же она регулярно делала инъекции ботокса и коллагена и каждый день проводила по полтора-два часа в самом дорогом голливудском фитнес-клубе. На поддержание своей внешности она тратила немало времени, но оно окупалось сторицей.
Кинозвездой, впрочем, она никогда не была. Они с Талли познакомились семнадцать лет назад в киноколледже Южно-Калифорнийского университета, куда Бриджит поступила учиться, собираясь стать актрисой. Все в колледже знали, что она дочь богатых родителей из Сан-Франциско и может позволить себе не работать, однако Бриджит мечтала о звездной карьере. Как и Талли, она рано лишилась матери, но ее отец почти сразу женился на женщине много моложе себя. Как утверждала Бриджит, именно перспектива каждый день «общаться с этой дурой — моей мачехой» и заставила ее перебраться в Лос-Анджелес.
Когда Талли снимала свою первую самостоятельную картину, она наняла подругу в качестве личной помощницы, и та показала себя столь аккуратной и столь эффективно справлялась с повседневной мелочовкой, что Талли попросила Бриджит ассистировать ей и на съемках следующей ленты. С тех пор обе женщины постоянно работали вместе. Бриджит, которая взяла на себя большинство организационных вопросов, существенно облегчала жизнь Талли, полностью избавив ее от всего, что не имело непосредственного отношения к режиссуре. И как ни странно, ей это даже нравилось.
В конце концов Бриджит отказалась от своей мечты сделать карьеру в кино — по правде сказать, помимо яркой внешности, у нее не обнаружилось никаких иных данных для актерской карьеры — и сделалась постоянной ассистенткой Талли. Она представляла свою патронессу на всех официальных мероприятиях, яростно защищала ее от пронырливых репортеров и заботливо опекала в повседневной жизни. Бриджит часто говорила, что ради подруги она готова подставить голову под пули, и это не было преувеличением: Талли еще никогда не встречала человека более преданного и готового поступиться ради нее своими интересами. Кроме того, она остро нуждалась в помощи подобного рода, поскольку свойственная ей неискушенность и даже некоторая наивность требовали присутствия рядом человека более опытного, который отстаивал бы ее интересы и оберегал от трудностей.