Даниэла Стил - Прости меня за любовь

— Что еще вы могли бы сообщить мне о мисс Паркер?

— Пожалуй, ничего. Могу только повторить, что она очень хитрая женщина и себе на уме. И никакая она Талли не подруга хотя бы потому, что спала со мной. Сейчас мне кажется — я оказался в ее постели только потому, что Бриджит специально это подстроила. Она все спланировала, выбрала момент, когда Талли уехала на съемки, и… Вероятно, Бриджит просто захотелось иметь то же, что имела ее знаменитая нанимательница, — это, кстати, было бы вполне в духе ее стремления отождествлять себя с Талли. Ну а потом мне было уже не вырваться — Бриджит грозила, что расскажет все Талли, если мы перестанем встречаться. Так все и тянулось, пока не появилась Анджела…

— Мисс Паркер когда-либо требовала у вас деньги? Скажем, за молчание?

Хант отрицательно покачал головой.

— Ей нужно было только одно — чтобы мы продолжали видеться. Иначе, мол, она меня разоблачит… Впрочем, я бы не стал утверждать, что во всем остальном она заботилась исключительно об интересах Талли. Бриджит только делает вид, будто Талли для нее на первом месте, но на самом деле это далеко не так. Она хочет быть Талли, а вовсе не работать на нее или быть ее близкой подругой. К сожалению, сама Талли не вполне отдает себе отчет, насколько она знаменита, поэтому и относится к окружающим с излишним доверием, словно они — такие же, как она. Талли не представляет, какая это страшная вещь — зависть. Страшная и опасная. Она просто работает, снимает талантливые картины, ведет тихую, скромную жизнь и не замечает ничего вокруг. Такому человеку очень легко причинить зло.

Слушая его, Джим подумал, что Хант, наверное, все еще любит Талли и сожалеет о том, что причинил ей боль. Впрочем, изменить Хант все равно ничего не мог — он жил теперь с другой женщиной, которая ждала от него ребенка, поэтому любовь к Талли не могла принести ему ничего, кроме страданий.

— Что ж, мистер Ллойд, у нас пока все, — сказал Джим и поднялся. — Если у нас возникнут другие вопросы или в деле наметится новый поворот, мы вам позвоним.

— А вы уже знаете, кто украл деньги? — спросил Хант с неожиданным интересом.

— Догадываемся. — Джим улыбнулся в ответ. — Спасибо, что нашли время встретиться с нами.

Они обменялись рукопожатиями, потом Джим и Джек вышли из кабинета. Хант проводил их обеспокоенным взглядом. Он очень надеялся, что фэбээровцы не подозревают в краже денег его.

Джим и Джек не обменялись ни словом, пока не оказались в своей машине.

— Ну, какие у тебя впечатления? — поинтересовался Джим.

— Похоже, этот парень ничего от нас не скрывает, — отозвался его напарник. — Конечно, он поступил с мисс Джонс как последняя свинья, но во всем остальном мистер Ллойд производит впечатление человека достаточно честного.

Джим только головой покачал. Мужчину, который в течение четырех лет жил с женщиной в фактическом браке и который все это время ей изменял, он не мог считать ни честным, ни порядочным. Правда, в том, что сейчас Хант сказал им правду, Джим не сомневался, и все-таки честность никогда не была для него чем-то таким, что можно снять и снова надеть, словно пальто или шляпу.

— Нет, это не наш клиент, — сказал Джим твердо.

— У меня тоже сложилось такое ощущение, но я никак не пойму твоих резонов. У меня-то, кроме интуиции, и нет ничего.

Джим и Джек всегда старались обменяться впечатлениями, что называется, по горячим следам. И это часто приносило пользу. Кроме того, младший агент очень уважал своего старшего напарника и считался с его мнением.

— Мистер Ллойд говорил с нами в достаточной степени откровенно и не пытался выглядеть лучше, чем он есть на самом деле. Он не пытался отвлечь наше внимание и не стал наговаривать на Бриджит, чтобы отвести подозрения от себя. Я специально задал ему несколько вопросов, ответы на которые были мне заранее известны, и каждый раз он отвечал правду — насколько он ее понимает, конечно. Кроме того, этот парень действительно не нуждается в деньгах.

— Согласен по всем пунктам. Правда, мне показалось, что он все еще влюблен в мисс Джонс.

— Возможно, но это его трудности, — холодно согласился Джим.

Хантер Ллойд ему не нравился, однако он был уверен, что деньги у Талли украл не он. Таким образом, у них оставалась одна только Бриджит, но встречаться с ней было пока рано. Сначала им нужно было собрать как можно больше сведений об этой женщине.

Заканчивая съемки в окрестностях Палм-Спрингс, Талли рассчитывала, что в Лос-Анджелесе она будет свободнее, но ошиблась. Срочных дел оказалось неожиданно много, поэтому после возвращения в город она крутилась как белка в колесе и очень уставала. Впрочем, усталость была для нее благословением, она не давала Талли слишком задумываться о том, что она теперь одна, и даже тихий и пустой дом, в который она возвращалась каждый вечер, почти не вызывал у нее чувства одиночества. Шок, который она пережила, еще не прошел, но мало-помалу Талли приспосабливалась к жизни без Ханта. Работа отнимала все ее время и силы, поэтому у нее почти не было возможности слишком задумываться о том, что́ она потеряла. Между тем адвокаты Ханта продолжали названивать Грегу Томасу — они сулили ей золотые горы, лишь бы она передумала и согласилась снимать с ним следующий фильм, но Талли так и не изменила своего решения. С Хантом она не виделась и не разговаривала уже несколько недель — ей не хотелось даже слышать его голос. Предательство, которое он совершил, продолжало лежать у нее на сердце, словно бетонная плита.

Макс она так пока ничего не рассказала, твердо решив, что сделает это только при встрече. К счастью, наступили весенние каникулы, Макс уехала к друзьям во Флориду, и Талли могла не бояться, что дочь вдруг позвонит Ханту сама. Макс и ей-то звонила нечасто, зная, что мать очень занята, работая над фильмом, который нужно было доснять и смонтировать как можно скорее. Впрочем, когда дочь все-таки до нее дозванивалась, она непременно спрашивала о Ханте, на что Талли отвечала, что у него все хорошо и что он тоже много работает. Она еще не настолько успокоилась сама, чтобы успокаивать еще и Макс, поэтому, узнав, что дочь не приедет к ней на каникулах, вздохнула с облегчением. Уж лучше она сама слетает в Нью-Йорк, когда в колледже возобновятся занятия.

С тех пор как Талли вернулась из Палм-Спрингс, прошло больше двух недель, но Джим Кингстон так ей и не позвонил. Он, правда, обещал связаться с ней, только когда появятся какие-то результаты, из чего Талли заключила, что ничего конкретного он пока не узнал. Сама она тоже ему не звонила — и не только потому, что не хотела лишний раз его беспокоить, но и потому, что работать ей приходилось не покладая рук. Она давно собиралась устроить своей группе недельный перерыв, и теперь им всем приходилось работать вдвое против прежнего, чтобы не выбиться из графика.

Одновременно Талли занималась организацией новой съемочной площадки, которая по плану должна была находиться в Лос-Анджелесе под одной из многополосных эстакад. Городские власти, правда, пока не дали своего разрешения на съемки в этом месте, но Талли не теряла зря времени и распорядилась начать сборку декораций на дополнительных съемочных площадках, на которых можно было работать без разрешения городской службы охраны памятников, дорожной и пожарной инспекции, а также других многочисленных инстанций, каждая из которых должна была завизировать выданные муниципалитетом документы. За всем этим Талли следила сама — а заодно приглядывала за растущим животиком актрисы, которая исполняла роль главной героини. Сценарий никакой беременности не предусматривал, следовательно, большинство сцен приходилось снимать с дублершей. Это была еще одна забота, но Талли не возражала: работа спасала ее от мыслей о собственных несчастьях. Кроме того, почти каждый вечер, за исключением дней, когда съемки слишком затягивались и она приходила домой очень поздно, Талли ухитрялась звонить отцу и подолгу с ним разговаривала. Как-то Сэм обмолвился — он, мол, ожидал, что Хант ему все-таки позвонит. Все четыре года они были очень дружны, и ему казалось, что это просто неуважение со стороны несостоявшегося зятя. Талли, впрочем, догадывалась, в чем дело: Хант боялся разговаривать с ее отцом точно так же, как он боялся сказать правду ей. Сама она была о нем более высокого мнения, но он в итоге оказался самым обыкновенным малодушным трусом.