Сара коснулась ее плеча, девочка не оттолкнула ее, и она отвела прядь черных волос с ее щеки, теперь влажной от слез.

— Мне очень жаль, Аврора.

Аврора содрогалась от сдавленных рыданий.

— Я была так зла на нее. Так убита горем. Не имеет значения, если я веду себя как превосходная дочь или папа как превосходный муж. Ничто не заставит ее остановиться.

Сара протянула ей салфетку и вытерла лицо, хотя слезы еще текли.

— Мой отец никогда не сделал ни единой вещи ради своего счастья. Все, что он решал, — это помочь кому-то или защитить кого-то. Теперь он наконец захотел что-то для себя, чтобы это сделало его счастливым. Он лучший человек из всех, кого я знаю, и он заслуживает лучшего. — Ее глаза прояснились, и она с трудом сглотнула. — Я думаю, что, если вы не махнули на меня рукой, тогда, может быть, мы попробуем снова?

— Как хорошо! — сказала Сара. Мир, казалось, расширялся с каждым ударом ее сердца. — Я думаю, осталась одна последняя деталь, о которой нужно позаботиться.

— Что такое? — Глаза девочки расширились от опасения, и Сара осознала, как боится Аврора перемен.

— Мне нужно продать «мини».


42

Глория вошла в кабинет в участке и бросила толстую папку на стол Уилла. Она осунулась, но выглядела спокойной.

— Шесть месяцев в колонии для малолетних преступников. Скажи мне, что ничего хуже не придумаешь.

Уилл знал, что ей нелегко бороться с реальностью, которая заключалась в том, что дочка Руби оказалась поджигательницей.

— Хотел бы я.

— Но ты не можешь. — Она вздохнула и прислонилась к краю стола. — В конце концов, никто из-за нее не пострадал.

— Как насчет тебя и Руби?

Глория — его партнер, его инженер, его скала — моргнула, сдерживая слезы.

— Мы вот на столько близки к разрыву. — Она показала пальцами расстояние в полдюйма.

— Это безумие. Вы, ребята, так хороши вместе.

Она кивнула, ответив ему дрожащей улыбкой:

— Вот почему мы не называем это разрывом. Судья приказал Глиннис посещать консультации по альтернативному образу жизни. После этого, мы надеемся, все изменится к лучшему.

— Умная девочка. — Он встал и обнял ее. — Я горжусь тобой.

— Это просто здравый смысл. Если ты живешь, позволяя своему ребенку командовать, это вообще не жизнь. Когда ребенок вырастает и уезжает, ты понимаешь, что забыл, как распоряжаться собой.

— С каких это пор ты стала так хорошо разбираться в детях? — спросил он ее, отступая в сторону.

— Может быть, я просто умная. Может быть, я достаточно умна, чтобы понять, что мы говорим о тебе, Уилл Боннер. — Она похлопала его по плечу. — О тебе, с твоим сердцем, полным любви.


После ухода Глории Уилл убрал папку в сейф и, звякнув ключами, запер его. Он не чувствовал того, что правосудие свершилось. Для чего ситуация была не такой простой, как, похоже, хотелось Глории. Это означало новое несчастье для Авроры, которой придется окончательно смириться с правдой. Он только надеялся, что теперь она больше ему доверяет. Время скажет, и он не хотел подталкивать ее к решению сейчас. Она все еще была не в себе от осознания, что ее подруга подвергала людей риску. И Аврора еще не совсем оправилась после визига к своей матери. Может быть, он был не прав, пытаясь оградить Аврору от той Марисоль, которой она по-настоящему была. Его дочери нужно было погоревать о женщине, которая ушла от нее, и потом, молился он, она преодолеет это и двинется дальше.

И Сара… Его сердце и его мечты были полны ею, но между ними все было не так просто.

Когда ты отец-одиночка, знал Уилл, ты в первую очередь остаешься верным своему ребенку. Даже когда твой ребенок не прав.

Или так он привык думать. История с Глиннис была словно звонок, разбудивший его. Слепая верность своему ребенку может привести к беде. Невзирая ни на что, он собирался перестать тревожиться о вещах, которые не случились, о вещах, которые могут не случиться никогда. Он держался от Сары на расстоянии, потому что боялся, что Аврора увидит в ней мать и это не сработает. Что у его дочери снова будет разбито сердце.

Но, черт! Разбитое сердце можно пережить, и она достаточно взрослая, чтобы знать это теперь. Он приготовился отправиться домой, провести следующие несколько дней с Авророй и наконец-то поговорить с ней. Он напомнит ей, что в его жизни должно быть нечто большее, чем просто работа и ее воспитание. Сара и ее мальчики были частью его сердца, и он не собирался от них отказываться. После Марисоль он не думал, что влюбится снова, потому что любовь оставила в его душе слишком большую рану. Он был не прав, и на этот раз все шло иначе. На этот раз он не был ребенком. И Сара не Марисоль. Это не означало, что им будет легче, он это знал. Но он знал: это не означает, что не надо пытаться.

Он спустился к грузовику, забросив за спину свою спортивную сумку.

— Похоже, что у тебя свидание в прачечной, — произнес кто-то.

Он обернулся, улыбка осветила его лицо. Это было, словно его мысли наколдовали ее. Это был знак.

— Сара.

Она стояла в дверях участка, легкий ветер трепал ее волосы. Редкое осеннее солнце с трудом разгоняло туман, но сегодня воздух сиял ясностью.

— Привет.

— Я только что о тебе думал, — сказал он, неожиданно желая, чтобы кольцо оказалось в его кармане. Она так выглядела в эту минуту и он столько чувствовал в своем сердце, что ему захотелось отдать ей его.

— Да? — Она подошла к нему, обхватила руками за шею. — Что же ты думал?

Он наклонился и поцеловал ее долгим и чувственным поцелуем, пробуя на вкус воспоминания о каждой минуте, которые они провели вместе, и обещая большее. Она слегка прижалась к нему, ее тело было мягким и открывалось ему навстречу, когда oна сказала:

— Это как раз то, о чем я думала тоже.

— Где мальчики?

— Я взяла небольшой отпуск за хорошее поведение, — сказала она ему. Улыбка увяла. Он видел, как ее глаза затуманились и взгляд стал тяжелым.

О, подумал он. О, черт.

— У тебя есть минутка? — спросила она.

— Что такое?

— Я никогда не рассказывала тебе, что случилось с моим бывшим мужем.

Сердце Уилла стукнуло в груди, когда он вспомнил нежную сцену в ее доме с ее бывшим и их сыновьями — семья.

— Послушай, ты не должна…

— Я хочу.

Уилл попытался разобраться в выражении ее лица. Она прожила с этим парнем пять лет, нянчила его во время рака, носила не одного, а двоих его детей. Собирается ли она решить, что, без сомнения, это слишком сильная связь, чтобы разорвать ее?

— Я была рада, что он приехал. Увидеть его снова было… — ее глаза увлажнились, — странно, — заключила она.

— Послушай, если ты хочешь сказать, что ты все еще не пережила любовь к нему, ты говоришь об этом не тому парню, дорогая. — Стремление Уилла защищать было заперто в ящик стола. — Я люблю тебя, но я не буду жилеткой, в которую ты можешь плакаться о своем бывшем.

Она грустно кивнула:

— Я никогда тебя об этом не просила, Уилл.

Благодарение Богу за маленькие радости.

— Тогда почему странно? — спросил он.

— Я всегда думала, что я должна что-то доказать Джеку. Что я должна показать ему, что я смогу быть матерью-одиночкой, работать и растить близнецов сама. Он — Джек — сказал кое-что… о нас — о тебе и обо мне, даже несмотря на то, что это не его дело. Он клялся, что я отступлюсь. Я знаю, что это безумие — придавать значение всему, что он говорит, но он умеет странным образом подорвать мою уверенность в себе, даже сейчас.

— Только если ты позволяешь ему это, Сара. А ты намерена позволить ему?

— Нет, но реальность состоит в том, что он — часть жизни мальчиков.

— И всегда будет, ну и что? — Он прокашлялся, желая лучше управляться со словами, желая объяснить свои чувства так, чтобы она поняла. Человеческое сердце такой сложный орган, нежный и выносливый одновременно. — Я знаю, что у тебя разбито сердце, Сара, — сказал он. — Но я также знаю, что сердце можно исцелить. И знаю, что чувствуешь, когда полюбишь снова. Я люблю тебя так сильно, что не могу спать по ночам. Иногда я забываю дышать. И за сто лет это не изменится.