Когда я открыла дверь, Фрэнсис рванул в комнату вместе с потоком морозного воздуха. Оказавшись на лестнице, я всхлипнула. Судорожно глотая холод, я спрашивала себя, как я только умудрилась так безнадежно все испортить. Твердо решив не реветь, пока не доберусь до грузовичка, я, спотыкаясь, побежала вниз: мне было почти ничего не видно из-за облаков, закрывавших луну, и слез, застилавших глаза. Спускаясь, я занозила руку о перила. «Черт!» — вырвалось у меня. Физическая боль сняла барьер, сдерживавший мои рыдания: так и не дотерпев до машины, я заплакала в голос и понеслась по длинной изогнутой подъездной дорожке. «Черт! Черт! Черт!» — бормотала я, ощупью засовывая ключ в замочную скважину.

«Дежавю» — это было первое, что я подумала, когда во второй раз оказалась распластанной по сиденью своего грузовика. Но дальше все разворачивалось не так, как в ночь Хеллоуина.

Прежде чем я убедилась, что это Бак (особенно сомневаться и не приходилось), он захлопнул дверцу, нажал на блокировку и, обездвижив мои голени тяжестью своего тела, схватил меня за левое запястье:

— Что, готова раздвинуть ноги для кого угодно, кроме меня, да, Джеки?

ГЛАВА 26

Лежа на спине, неловко согнув шею и упираясь головой в дверцу, я дернула рукой и безуспешно попыталась пошевелить ногами.

— Слезь! — крикнула я, зная, что это совершенно бессмысленно: на Бака мои слова не подействуют, а никто другой меня, скорее всего, не услышит, потому что припарковалась я на улице, вдалеке от жилых домов. — Выметайся из машины!

Когда он запихивал меня в грузовик, я уронила ключи и теперь шарила правой рукой по полу, чтобы найти их и использовать как оружие.

— Вот этого не обещаю! — Бак покачал головой и схватил меня за другое запястье, как будто прочел мои мысли. — Ты никуда от меня не денешься, пока мы с тобой не поговорим. Вы с этой лживой сучкой, твоей подружкой, всю жизнь мне, на хрен, поломали.

В этот момент у меня в голове раздался голос Ральфа: «Ваше тело — уже оружие. Просто нужно уметь им пользоваться». Резко перестав дрыгаться, я принялась оценивать свои возможности: ударить Бака ногой я не могла. Может быть, я смогла бы высвободить руки, повернувшись и дернув ими вниз, но что дальше? Он снова меня схватит и будет держать еще крепче. Нужно было, чтобы он наклонился ближе, как ни сопротивлялось этому все мое естество. Я отвела глаза.

— Слушай, черт подери, когда я с тобой разговариваю!

Он грубо схватил мой подбородок, впившись в него пальцами, и, поворачивая мое лицо к себе, налег на меня всем телом. Тогда я высвободила правую руку, просунула ее между собой и им, скрутила ему яйца и, дернувшись наверх что есть силы, ударила его лбом в переносицу.

Той ночью на стоянке возле общаги «братишек» все произошло настолько быстро, что я опомнилась, лишь когда непосредственная опасность уже миновала. В этот раз моя борьба с Баком, наоборот, протекала как в замедленной съемке — так невыносимо долго я не могла сделать ничего, что оказалось бы действенным.

И тут наконец он закричал. У него хлынуло из носа. Я никогда еще не видела вблизи так много крови. Из него лило, как из крана, открытого до предела.

Я высвободила левую руку. Бак накренился, и тогда я, по-прежнему сжимая ему яйца, толкнула его левой рукой в плечо, одновременно подняв колено. Когда он боком свалился с сиденья, к моим ногам снова прилила кровь, а по всему телу пробежала дрожь. Я рванулась к дверце и распахнула ее с такой силой, что она чуть не сорвалась.

Не успела я выбраться из машины, Бак поймал меня правой рукой за запястье, как маньяк из фильма ужасов, который, даже если его вроде бы убили, обязательно оживает в самый неподходящий момент. Развернувшись, я изо всех сил ударила Бака кулаком в чувствительную точку чуть ниже локтевого сгиба, и он меня отпустил, бешено воя и пытаясь подняться.

Я не стала ждать, когда у него это получится: соскочила на асфальт и побежала. По идее именно теперь нужно было кричать, но я едва справлялась с дыханием. Слыша у себя за спиной тяжелый неровный топот, я со всей мочи устремилась к лестнице, которая вела к спасительной двери. На полпути Бак больно схватил меня за волосы и повалил на землю. Я завизжала и быстрым перекатом стряхнула его с себя: недавно разученный прием оказался кстати.

Вдруг я увидела Лукаса. Появившись внезапно, как темный ангел мщения, он отдернул от меня Бака, бросил его в сторону и встал между нами. Я по-крабьи отползла на четвереньках назад. Лукас быстро взглянул на меня своими прозрачными глазами, сверкающими в тусклом свете прожектора, и тут же снова повернулся к Баку. Тот поднялся на ноги. Кровь из разбитого носа залила ему всю верхнюю губу и подбородок, но на одежде пятен почти не было.

На углу дома загорелся еще один прожектор. Теперь подъездная дорожка была хорошо освещена. Тяжело дыша, я оглядела себя и вздрогнула: моя бело-розовая кофточка была залита кровью от горловины до живота. Поскольку в тот момент, когда я ударила Бака, он нависал надо мной, хлынувший из его носа поток пришелся как раз мне на грудь. Я с трудом поборола желание сорвать с себя запачканную одежду прямо перед домом доктора Хеллера.

Корчась от боли, Бак попытался обойти Лукаса. Тот, не поворачиваясь, двигался боком. Он не позволял Баку ко мне приблизиться, все время закрывая меня своей спиной.

— Ну держись, вешалка слюнявая! — хрипло рыкнул Бак. — Тогда тебе повезло, что я был бухой, но сейчас я как стеклышко и сначала надеру тебе задницу, а потом всеми возможными способами трахну твою потаскушку — в очередной раз.

«Лживый подонок!» — содрогнулась я.

Лукас не сдвинулся с места и даже не сразу ответил. Только через пару секунд он ровно, как машина, произнес:

— Ошибаешься, Бак.

Не сводя глаз с этой дряни, Лукас расстегнул, стряхнул с плеч и отшвырнул в сторону свою кожаную куртку. Потом двумя резкими движениями засучил рукава темной трикотажной рубашки. На нем были поношенные джинсы, которые он натянул в момент нашей с ним ссоры, и ковбойские ботинки — видимо, схватил их впопыхах, потому что обувь, более соответствующую погоде, пришлось бы долго зашнуровывать.

Бак широко замахнулся, но Лукас задержал его руку. Еще одна такая же попытка оказалась не более успешной. Не удался и захват спереди: удар по почкам, удар по уху — и Бак согнулся, указывая пальцем в мою сторону:

— Сука! Думаешь, ты для меня слишком хороша? Ты шлюха и больше ничего!

Лукас загородил меня от Бака, а когда тот снова рванулся вперед, схватил его за кисть, выкрутил ее до несвойственного человеческим рукам положения, после чего нанес быстрый удар в челюсть. От этого апперкота голова Бака развернулась чуть ли не на сто восемьдесят градусов и обратно, а потом он получил еще и в губу. Не сходя с защитной стойки, Лукас дернул головой вправо-влево и обернулся на меня: в его полуулыбке сквозила угроза, которая была адресована не мне.

Бак зарычал, сделал рывок, и они оба повалились на землю. По росту противники были равны, а по весу у Бака было преимущество фунтов[18] в сорок-пятьдесят, чем он и воспользовался, придавив своего врага к асфальту и дважды ударив его по лицу. Лукас вывернулся и треснул Бака лбом по черепу. Тот хлопнулся на спину и пару раз тряхнул головой, как будто от этого она могла стать яснее.

Теперь уже Лукас удерживал его в лежачем положении и четырежды подряд съездил ему по морде с таким звуком, что я представила себе, как папа отбивает мясо, и меня затошнило. Физиономия Бака становилась все менее узнаваемой. Мне не было его жалко, но я боялась, что Лукас не сможет вовремя остановиться и это истолкуют как превышение необходимой самообороны.

— Лэндон, перестань! — По подъездной дорожке несся доктор Хеллер. Он оттащил Лукаса от Бака, который уже не двигался. В первую секунду Лукас сопротивлялся, и я было всерьез испугалась за профессора, но мои опасения оказались напрасными: я совсем забыла, что он бывший десантник. Крепко обхватив руками грудь и плечи своего ассистента, почтенный ученый муж рявкнул: — Перестань! С ней все в порядке, все хорошо, сынок.

Лукас успокоился, и доктор Хеллер его отпустил. Послышался приближающийся звук сирены: полицейская машина уже въехала на улицу. Лукас, едва высвободившись, моментально отыскал меня глазами, подошел ко мне, пошатываясь, и упал рядом со мной на траву. Все еще трясясь от избытка невыплеснутого адреналина и тяжело дыша, он посмотрел мне в глаза и осторожно поднял руку, как будто боялся, что я отстранюсь.