Первое время Эрин твердила, будто мне просто кажется, что от меня все шарахаются. Но через две недели она была вынуждена признать: «Когда пара распадается, людям приходится делать выбор, с кем из бывших партнеров они будут проявлять солидарность. Такова человеческая природа. Ну а вообще… Как это трусливо!» Видимо, не зря Эрин ходила на лекции по психологии. Но подруга взяла в ней верх над беспристрастным психологом, и мне это было очень приятно.
Я не удивилась, что, выбирая между мной и Кеннеди, почти все предпочли его. Ведь, в конце концов, для них он был свой. Общительный, обаятельный парень, настоящий будущий лидер. А я была его девушкой — тихой, милой, но немного странной. После разрыва наших с ним отношений для всех, кроме Эрин, я стала просто студенткой, не состоящей ни в каком союзе.
Во вторник мы столкнулись с нашей «правящей четой», Кэти и Ди-Джеем: она возглавляла общество, куда вступила Эрин, а он был вице-президентом клуба Кеннеди.
— Привет, Эрин, классно выглядишь! — сказала Кэти так, будто меня рядом не было.
А Ди-Джей дотронулся до подбородка и, скользнув по мне взглядом, улыбнулся моей подруге. Как и его пассия, он предпочел меня не заметить.
— Спасибо, — ответила Эрин, а потом, беря меня под руку, пробурчала: — Вот жопы надутые!
Больше года назад, когда я только приехала в общагу, я ужасно боялась, что меня поселят с ненормальной активисткой какого-нибудь студенческого движения. В первый момент мне показалось, что именно это и произошло. Эрин обосновалась в комнате первой и сразу же заняла кровать у окна. Над изголовьем она повесила четыре огромные позолоченные буквы своего имени и блестящие золотисто-голубые помпоны, с которыми прыгала в группе поддержки школьной футбольной команды. Вокруг были расклеены коллективные фотографии со спортивных мероприятий и портреты здоровенных футболистов.
Я остановилась в изумлении: благодаря обилию блесток и фольги половина комнатушки превратилась в нечто светоотражающее. Эрин вывела меня из оцепенения, подскочив к двери с криком:
— Привет! Я Эрин! А ты, наверное, Жаклин?
«Ясен хрен!» — чуть было не ответила я, но сдержалась.
— Раз тебя не было, я решила выбрать себе кровать. Ты же не против? Я уже почти распаковалась и могу помочь тебе.
Тут она схватила мою самую тяжелую сумку и швырнула ее на постель.
— Возле двери я повесила доску, чтобы мы могли оставлять друг другу записочки. Вообще-то, так посоветовала моя мама, но, по-моему, идея неплохая?
Я, моргая, уставилась на это существо с нечесаной медно-рыжей шевелюрой и в форменной университетской футболке почти того же цвета.
— Угу, — пробормотала я, глядя, как новоиспеченная подруга расстегивает сумку и вытаскивает оттуда мои пожитки.
Видимо, произошла какая-то ошибка. Перед тем как поселиться в общежитии, я заполнила длинную анкету, где описала соседку своей мечты. Эрин, как мне показалось, не обладала ни одним из перечисленных мною качеств. Мне хотелось жить с собственным подобием: книжным червем в юбке, тихоней, которая будет вовремя ложиться спать, а не таскаться по тусовкам. Я надеялась, что парни не станут ходить к нам табунами и наша комнатенка не провоняет пивом.
— Обычно меня называют Джеки, — сказала я.
— Джеки — здорово! Но, согласись, Жаклин тоже очень красиво, — по-моему, это звучит утонченно. Тебе хорошо, есть из чего выбрать. А я просто Эрин, без вариантов. И то ладно: по крайней мере, нормальное имя, да? Ну что, Джеки, куда мы повесим этот постер?.. Кстати, кто это? — спросила она, схватив фотографию одной из моих любимых певиц, которая, как и я, играет на контрабасе.
— Эсперанса Сполдинг.
— Никогда не слышала. Но она симпатичная.
Эрин взяла горсть кнопок и, запрыгнув ко мне на кровать, приложила постер к стене:
— Может, сюда?
Все это было долгих пятнадцать месяцев тому назад.
ГЛАВА 4
В среду утром я прибежала на экономику за минуту до звонка, меньше всего ожидая, что в дверях столкнусь с Кеннеди. Он стоял у входа в аудиторию и, прислонившись к стене, обменивался номерами с какой-то девчонкой из общества «Дзета». Она сфотографировалась на его мобильный и, хихикнув, вернула аппарат владельцу. Он проделал с телефоном своей поклонницы то же самое и осклабился, глядя на нее сверху вниз. Мне он больше так улыбаться не будет.
Я поняла, что стою столбом, лишь когда один из однокурсников толкнул меня и я уронила свой тяжеленный рюкзак. Парень пробормотал извинение, по тону больше похожее на «Брысь с дороги!».
Надеясь, что Кеннеди и девица меня не заметили, я наклонилась за рюкзаком. Но в этот момент за его лямку уже взялась чья-то чужая рука. Я выпрямилась и увидела перед собой ясные серо-голубые глаза.
— Рыцарство у нас еще никто не отменял! — Это был тот самый спокойный низкий голос, который я уже слышала и в субботу ночью, и в понедельник днем в «Старбаксе».
— А?
Он водрузил рюкзак обратно на мое плечо.
— Ну и засранец! — Юноша указал на того, кто меня толкнул, но готова поклясться, что глазами он в этот момент сверлил моего бывшего, который, смеясь, заходил в аудиторию вместе с девушкой. Она была в оранжевых спортивных штанах с надписью «Дзета» на заднице. — Все в порядке?
Он уже в третий раз задавал мне такой вопрос, и опять его слова звучали не просто как обычная вежливость.
— Да, спасибо.
Ничего не поделаешь: снова пришлось соврать. Я развернулась, вошла в аудиторию, села на свое новое место и первые сорок пять минут старалась не отвлекаться от доктора Хеллера, доски и конспекта. Послушно перерисовывая графики краткосрочного равновесия и совокупного спроса, я поняла, что для меня все это полная абракадабра и рано или поздно придется молить Лэндона Максфилда о помощи. А моя гордость поможет мне только увязнуть еще глубже.
За несколько минут до конца занятия я полезла в рюкзак, чтобы под этим предлогом втихаря взглянуть на парня в заднем ряду. Он рассеянно тыкал в блокнот черным карандашом и смотрел на меня, свесив локоть со спинки стула и небрежно поставив ногу на перекладину под партой. Когда наши глаза встретились, неясное выражение его лица сменилось осторожной, но нескрываемой улыбкой. Я сунулась в рюкзак, потом снова посмотрела на парня, а он все не отводил взгляда. Отвернувшись, я почувствовала, что лицо мое потеплело от прилива крови.
На протяжении трех прошедших лет молодые люди проявляли ко мне интерес, но никто, кроме Кеннеди, меня не волновал, не считая пары мимолетных тайных увлечений: однажды мне понравился преподаватель по контрабасу (он был студентом колледжа, как я сейчас), а в другой раз — напарник, с которым мы вместе делали лабораторную по химии.
Перестав вслушиваться в слова профессора, я принялась размышлять над тем, чего больше в моем чувстве к сероглазому молодому человеку: затянувшейся неловкости, благодарности за то, что тот спас меня от Бака, или простого влечения? Наверное, всего было поровну.
Лекция закончилась. Я стала запихивать вещи в рюкзак, стараясь больше не смотреть на того парня и специально подольше не вставая, чтобы Кеннеди и его поклонница успели выйти. Когда я наконец-то поднялась, мой вечно сонный сосед вдруг спросил:
— Слушай, он вроде бы говорил про какие-то дополнительные задания? Я, похоже, как раз в этот момент вырубился и теперь не могу разобрать, что понаписал. — (Я заглянула в его блокнот: каракули действительно были нечитаемые.) — Кстати, я Бенджи.
— Мм… Сейчас посмотрю. — Я принялась листать свою тетрадь, ища в ней нужное место. — Вот. — Глядя, как мой сосед переписывает задание, я добавила: — Меня зовут Жаклин.
Бенджи был из тех парней, которых половое созревание не украсило. Весь лоб у него вызвездило прыщами. Переросшие волосы кудрявились: опытный стилист смог бы их укротить, но он, похоже, предпочитал стричься за восемь долларов в парикмахерской, где круглые сутки включен канал И-эс-пи-эн.[7] Судя по не слишком стройному туловищу, завсегдатаем нашего навороченного спортивного зала Бенджи не был. На растянутой футболке красовалась какая-то надпись с претензией на остроумие — я предпочла не вникать. Выручала его только обворожительная улыбка, от которой появлялись милые лучики в уголках выразительных светло-карих глаз.
— Спасибо, Жаклин. Я спасен. Мне до зарезу нужно сделать дополнительные задания, чтобы получить лишний балл. Увидимся в пятницу. — Бенджи захлопнул тетрадь и, простодушно улыбаясь, добавил: — Если, конечно, я случайно не просплю всю пару.