Александра Соколова - Просто мы научились любить.

– Спасибо, пап, – подумав, ответила Инна. – Ты прав, конечно. Впрочем, как и обычно. Я пойду, пожалуй, прилягу. Спокойной ночи.

– Я люблю тебя, Инчонок. Спи хорошо.

Лёша вернулся домой точно в срок – ровно через неделю после рождения Даши. Он приехал рано утром, когда Лиза еще спала. Осторожно открыл дверь, так же осторожно поставил на пол сумку и, не разуваясь, прошел по комнатам – с замиранием сердца ожидая, когда же… когда же появится в глазах кроватка с самым дорогим и любимым человечком в мире.

И она появилась. Словно со стороны увидел Алексей эту сцену: высокий мужчина, одетый в кожаную куртку и нервно трущийся подбородком о ворот свитера, подошел к маленькой кровати и замер, не в силах отдернуть полог.

Сквозь прозрачную ткань было видно тесно завернутого в пеленки ребенка. Маленького. Ужасно – до дрожи! – маленького. И удивительно красивого.

– Моя дочь, – выдохнул, наконец, Лёша и осторожным движением медленно отодвинул полог. Он протянул руку, но так и не коснулся лица дочери.

Господи, какая она маленькая… Страшно даже дышать в её сторону, не то что потрогать. Кажется – выдохнешь сильно, и случится что-то непоправимое. Маленькая, но какая красивая! Как мило она шевелит во сне губами, как смешно подрагивают пухлые щечки.

– Лёшка! – раздался приглушенный голос от двери, и Алексей резко обернулся. В дверном проеме стояла розовая со сна, растрепанная и бесконечно любимая Лиза.

– Я тебя разбудил?

– Да, я проснулась от того, что дверь открылась. Здравствуй, хороший мой. Я так рада тебя видеть…

Обрушилась стена. Разом ушло всё то напряжение и боль, что преследовали Алексея все последние дни. Его жена снова была рядом, снова была женой: и в её объятиях, в её дыхании, в её запахе он не видел ничего фальшивого. Только радость и нежность. Только счастье, от того, что муж вернулся домой. Вернулся, чтобы быть рядом с ней и их дочерью.

Время шло. Незаметно наступил март, и совершенно неожиданно в Таганрог пришло тепло. Растаял залив, и стайки студентов снова высыпали на улицу. Прогуливаясь по набережной с коляской, Лиза улыбалась их радости и веселью. Казалось, все вокруг разом сбросили с плеч зимнюю депрессию и начали просто наслаждаться жизнью.

Заботы о дочери и муже не смогли вытеснить из Лизиного сердца память об Инне, но немного притупили её. Она даже почти не вспоминала их последний телефонный разговор.

Инна позвонила через несколько дней после возвращения Лёши. Она была привычно спокойна, уверенна и заботлива. Поинтересовалась здоровьем Даши, самочувствием Лизы. И попросила о встрече…

Многое пришлось пережить Лизе за этот короткий разговор. Тяжело было говорить, слова и звуки застревали в глотке и мешали дышать. Но всё же она отказала. И попросила – снова, в который раз! – дать ей немного времени. Инна согласилась, конечно. Но обе они понимали, что на этот раз «немного времени» растянется на всю жизнь.

Лёшка был рядом. Когда Лиза повесила трубку и посмотрела на мужа, она вдруг почувствовала, что поступила правильно. Этот мужчина – отец её дочери. Он так любит их. Так заботится. И они должны быть вместе.

– Девушка, а можно с вами познакомиться? – раздался откуда-то слева веселый голос. Лиза обернулась испуганно и тут же рассмеялась собственному страху: рядом с ней вышагивал коротко стриженный, одетый в ярко-оранжевую куртку, Саша Прокофьев.

– Ты меня напугал, бессовестный. Привет!

Они обнялись. Через Лизино плечо Саша попытался заглянуть в коляску, но наткнулся на чувствительный тычок в живот.

– Куда лезешь? Даша спит.

– Так я ж её не на танцы собираюсь приглашать, мне посмотреть только… Ну, Ломакина! Пропусти, а?

– Ладно, смотри, что ж с тобой делать.

Довольный Прокофьев рванулся к коляске, осторожно – не дыша – отодвинул прикрывающую ткань и, открыв рот, замер. Довольная Лиза стояла рядом, уткнувшись в плечо друга.

– Лиз… А чего она такая… маленькая? – спросил, наконец, Саша.

– Дурак ты. Ей всего три недели, какой же ей еще быть?

– Ну… А почему она такая… скукоженная?

– Она не скукоженная! – Лиза захохотала приглушенно и вернула ткань на место. – Много ты понимаешь в детях. Ты вообще какими судьбами тут?

– Тебя искал. Соскучился.

– Неужели? Ну, раз соскучился – пойдем, домой меня проводишь.

– А в гости пригласишь? – Прокофьев отобрал ручку коляски у Лизы и зашагал вперед.

– Если будешь себя хорошо вести – обязательно.

Шли долго. По каменной лестнице с коляской подниматься было бы нереально, и поэтому идти пришлось через порт – кружной дорогой. Где-то на полпути позвонил Лёша и сообщил, что Кристина с Толиком сегодня заглянут в гости.

– Прокофьев, откуда у тебя такой талант появляться вовремя? – спросила Лиза, отключая телефон. – Нам с тобой нужно зайти в магазин и купить алкогольные напитки.

– А какая связь между моим талантом и алкогольными напитками?

– Тебе не понять, – засмеялась, и прибавила шаг.

Хрустальные бокалы, огромные плоские тарелки и серебряные приборы – всё это напоминало гостям о традициях семьи Ломакиных.

– Где вы шлялись так долго? – спросил Лёша, улыбаясь входящей в комнату Лизе.

– Гуляли, – ответила та и подмигнула Кристине и Толику, – Всем привет. Я Прокофьева привела.

– Тогда я пошла домой, – Кристина приподнялась со стула и сделала шаг к выходу, – Терпеть эту балаболку – выше моих сил.

– Сама ты балаболка, – засмеялся Саша. Они с Кристиной тепло обнялись и упали вместе на диван.

Лиза молча поцеловала мужа в макушку и вышла, чтобы уложить дочку в кроватку. Этот процесс затянулся, и когда она вернулась в комнату, там уже снова началась пикировка.

– Итак, – провозгласил Алексей, – Предлагаю выпить за Дарью Алексеевну Ломакину, нашу дочь.

– Ломакину ли? – хмыкнул Толик, заставив Лизу замереть в дверном проеме.

– Не понял… Какие-то проблемы? – Лёша так сильно сжал бокал, что еще немного – и он треснул бы.

– Никаких. Лёха, а ты не слишком ли рано присваиваешь Дарье свою фамилию и отчество?

Напряжение. Если бы оно могло быть сильнее, чем было, то, наверное, квартиру и всех присутствующих разорвало бы на части. Кристина, вспыхнув, ударила мужа по спине, а Лиза замерла, с ужасом глядя на Лёшу.

– Если у тебя есть другие предложения в плане фамилии и отчества – я готов их выслушать в частном порядке, – холодно сказал Алексей. Улыбка на его лице осталась, но выглядела, словно румянец: только подуй холодным ветерком – и вот его уже нет.

– Конечно, есть! – захохотал Толик. – Например, один вариант…

– Заткнись, – раздалось со стороны дивана, и Саша Прокофьев выпустил Кристину из своих объятий, – Чувак, тебе не кажется, что пора бы выпить кофе?

– Нет, мне не кажется, чувак, – пьяно покачиваясь, Толик поднялся на ноги и шагнул в сторону Алексея. – Я задал вопрос и хочу услышать ответ.

– Ответ? – Лёша шагнул навстречу и спокойно развел руки. – Толь, здесь не может быть никакого ответа. Ты ставишь под сомнение мое отцовство? Ты ставишь под сомнение преданность моей жены?

– Да, ставлю! – с апломбом заявил Толик. – И то, и другое!

Алексей замер на мгновение, потом вдруг улыбнулся и кивнул устало:

– Ты наш гость. Давай выпьем, Толь. Раз за мою дочь ты пить не хочешь – то за всех присутствующих, надеюсь, не откажешься?

– Не откажусь.

В полной тишине гости чокнулись бокалами и опустошили их. Лиза начала накладывать на тарелку Алексею закуски, а Кристина еще раз обожгла тяжелым взглядом мужа.

– Прокофьич, по коньячку? – предложил Лёша минуту спустя. – Лизок, включи музыку, а то как на похоронах сидим.

– С удовольствием, – оживился Саша и поднялся на ноги, – Господа, предлагаю выпить за хозяев этого дома. И пожелать им счастья, здоровья и огромного терпения. Ура, товарищи!

Это простодушное «ура, товарищи» растопило лёд, и вскоре все уже общались, как ни в чем ни бывало. Все, кроме Лизы. Она сидела на стуле у окна и, игнорируя компанию, смотрела на вечерний двор и одинокую фигуру на лавочке.

Эта фигура… Что-то смутно знакомое почудилось в ней Лизе. Большой плащ, или пальто. Опущенные плечи и голова. Осанка…