Инна никак не отреагировала на новость. Впрочем, она в последнее время на все так реагировала – вяло, глухо, равнодушно.

Леша проводил взглядом деревянную лошадку, на которой по кругу с визгом пронеслась Лека, и вздохнул.

– Ничего нового?

Инна только плечами пожала. Она с отсутствующим видом смотрела на карусель, и казалось, что смотрит она не вокруг, а внутрь себя.

Да и вопрос был глупым, по правде говоря, и Леша хорошо это понимал. Что могло быть нового, если Лиза ушла и забрала Дашу? После первой ночи в новой квартире и новом – забытом уже – одиночестве, Инна стала другой. Молчаливой, замкнутой и бесконечно спокойной. Со стороны могла бы показаться высокомерной, но близкие видели – ей просто очень и очень больно.

– С Ольгой видишься? – Сделал еще одну попытку Леша.

Инна качнула головой.

Она так и не согласилась поговорить с Будиной. На работу ходила, в совещаниях участвовала, а разговаривать наедине не соглашалась. Молча слушала одну-две тирады, и так же молча уходила в свой кабинет.

– А она?

А она виделась. Сидела с ней в кафе, приглашала в театр, дарила цветы и почти каждый вечер жаловалась Инне, что ничего не выходит. Она словно забыла, что еще совсем недавно они были женаты, и рассказывала о своих горестях так, словно они просто друзья. И всегда были друзьями.

Да и кому еще ей было жаловаться? Он, Леша, эту гадину даже на порог не пустил бы. Кристина тоже. А других друзей у нее не было. И только Инка, бедная, каждый вечер таскается к ней домой, ужин готовит, Дашке сказку читает, а потом до глубокой ночи сидит и слушает: Оля то, Оля се… Оля посмотрела, да Оля сказала… Тьфу. Мерзость какая.

А попробуй скажи хоть слово – посмотрит своим пустым взглядом, пожмет плечами и продолжит делать то, что делает. Мол, моя жизнь – как хочу, так и живу. А самой даже поплакать не с кем.

Карусель остановилась, Леша снял дочку с лошадки и, прижимая к себе, вдохнул детский теплый запах. Лека восторженно ворковала что-то ему в ухо, из чего он разобрал только "папа", "лошадка" и "еще".

– Милая, еще завтра покатаемся, ладно? Мама дома ждет.

– Мама! – Взвизгнула Лека, и немедленно возжелала идти домой. Леша и Инна переглянулись.

С тех пор как Женька вернулась, Лека от нее ни на шаг не отходила. Засыпала только положив под щеку мамину руку, ела только из маминых рук, и даже в парк с папой согласилась пойти только после долгих уговоров.

Каждый рабочий день превращался для нее в трагедию – она рыдала, вцепившись в мамины ноги, и отказывалась слышать, что "маме надо на работу".

– Хочешь, я вас отвезу? – Предложила Инна. – Заодно Дашу заберу.

– Опять к ней поедешь? – Недовольно спросил Леша, сажая дочку на плечи. – И не надоело тебе?


***

Нет, ей не надоело. Она просто однажды запретила себе думать о том, что Лиза больше не ее жена, что они больше не вместе. Принимала то, что ей давали, и не ждала ничего большего. Иногда ей казалось, что сердце ее – еще недавно такое живое и теплое – остановилось, притормозило свой бег, и бьется теперь ровно столько, сколько нужно чтобы не умереть, и ни ударом больше.

Она знала, что думают об этом друзья – у Леши все было на лице написано, а Леля откровенно ругалась, звоня по телефону – но ей было все равно. Ей даже больно не было. Просто никак. Пусто, глухо и никак.

Припарковавшись, Инна вылезла из машины и вытащила из детского кресла Леку.

– Побегу, – сказал Леша, – поцелуй Дашку за меня.

Она только кивнула и пошла к подъезду.

– Тетя Инна, а почему ты такая грустная? – Спросила Лека, обдавая теплым дыханием Иннину щеку.

– Потому что мне грустится, малыш, – через силу улыбнулась та, – у тебя бывает так, что просто грустится?

– Да, – неожиданно серьезно ответила Лека, – тогда я плачу и все проходит.

Инна только вздохнула и нажала на звонок. К сожалению, ей этот способ никак не подходил.

Дверь открыла Женька – растрепанная, одетая в короткие балийские шорты и майку.

Лека немедленно завизжала от радости и рванулась к ней.

– Кофе будешь? – Предложила Женя, забирая дочь и краем уха слушая ее восторженные вопли.

– Нет, Дашу заберу и поеду. У меня еще дела сегодня.

Инна увидела, как округляются Женькины глаза, и все поняла.

– Она уже забрала ее, да?

– Да. Она не позвонила тебе?

– Нет. Ладно, Жень. Мне пора.

Развернулась и побежала вниз по ступенькам, силясь унять заколотившееся вдруг сверх нормы сердце, и усмирить горечь, разлившуюся по венам.

Добежала до машины, села за руль, и сидела так, глядя впереди себя и ничего не видя, пока вокруг не сгустились сумерки. А потом завела мотор и поехала к Лизе.


***

Лиза выключила звук у настойчиво звонящего телефона, и исподлобья посмотрела на Ольгу. Ей очень хотелось сделать взгляд сексуальным, а получился он скорее растерянным и жалким.

– Что ты хочешь этим сказать? – Спросила она.

– Только то, что сказала, – улыбнулась Ольга, – сколько бы ни думала об этом, никак понять не могу, зачем я с тобой встречаюсь.

Лиза сглотнула. Она не знала, что отвечать, да Ольга, похоже, и не ждала ответа – пила свой латте, курила тонкую сигарету и смотрела на Лизу тем волнующим взглядом, от которого ей всегда немедленно хотелось отвести глаза.

– Мне хорошо с тобой молчать, – продолжила она, – когда мы начинаем говорить, получается какая-то ерунда и пошлость.

– Это потому что ты отказываешься отвечать на мои вопросы, – вспыхнула Лиза.

– А я думаю, это потому что мои ответы тебя не устраивают.

Лиза дотянулась до пачки и закурила тоже. Под вечно насмешливым и тонким Ольгиным взглядом она вечно чувствовала себя толстым глупым прыщавым подростком.

– Бросала бы ты курить, – улыбнулась Ольга, – тебе совсем не идет сигарета.

– Знаешь, что?…

Лиза вскочила на ноги и рывком бросила недокуренную сигарету в пепельницу. Она вся полыхала гневом. Опять она издевается! Опять насмешничает! Опять!

Губы ее разжались в попытке что-то сказать, но под внимательным взглядом слова не шли, и тогда Лиза схватила сумку и выбежала из кафе, приговаривая себе под нос:

– Хватит! Все! Пошла ты к черту!

Она почти дошла до Чехова, когда в сумке зазвонил телефон. Даже не глядя на экран, она поняла, кто звонит.

– Что? – Рявкнула в трубку.

– Куда ты ушла? – Раздался голос, от которого ее сердце рвануло вниз, а по телу разлилась сладкая истома. – Вернись.

– Зачем? Чтобы ты снова начала надо мной издеваться?

– Нет. Просто вернись.

Она захлопнула крышку телефона и глубоко задышала. А потом повернулась и пошла назад. Ничего. Ничего. На это раз все будет иначе. Конечно, будет.


***

– Хочешь, принесу тебе кофе? – Славик смотрел так жалобно и умоляюще, что Инне ничего не оставалось кроме как согласно кивнуть.

Он стремительно подорвался с места и кинулся в приемную, захлопнув за собой дверь.

Работа сегодня не ладилась с самого утра. Инне предстояло вскоре ехать в Москву, отвозить аналитический отчет за первое полугодие, но сначала этот отчет предстояло утвердить у Будиной, и это и было самой большой проблемой. Не придумав, как обойти правило утверждения всех главных документов у генерального, Инна просто тянула время. Но сегодня поняла, что дальше тянуть некуда – если не утвердить его сегодня, поездку можно смело отменять: в сроки она не уложится.

Инна покачалась в кресле и посмотрела на темно-синюю папку с отчетом. Покачалась еще.

– Вот! С молоком, как ты любишь, – Славик бухнул перед ней на стол чашку из белого фарфора, от чего она вдруг пошла трещинами и под пораженным Инниным взглядом рассыпалась на куски, зашивая документы коричневой жидкостью.

– Ой, – прошептал Славик и кинулся в туалет за тряпкой, а Инна сидела и смотрела, как коричневые потоки стекают по столу, огибая синюю папку и не оставляя на ней даже капель.

– Иди, – сказала она себе, – просто встань и иди.

Поднялась на ноги, поправила на бедрах задравшуюся юбку, одернула майку, и вышла из кабинета. Мимо секретарши, мимо Славика с тряпкой, мимо отдела технического обеспечения, прямиком к обитой серым двери.

– У себя? – Спросила Инна у секретарши, дождалась кивка, постучала и вошла внутрь.

Ольга сидела на краешке стола и листала какие-то бумаги. Она подняла голову и улыбнулась.