И Лёка поняла. Грустно улыбнулась, вернула поцелуй и пошла готовить завтрак.
Весь день прошел у них в печальной суете. Собирали вещи, отвозили обратно в прокат Женину доску, по дороге не выдержали и последний раз сплавали на лайн-ап.
Погуляли в Куте вдоль океана, гладили его ладонями, брызгались и пытались веселиться. Женя очень хотела зайти попрощаться с Дианой, Лёка пыталась её остановить, но не смогла. И уже вечером Женя одна появилась на пороге Surf School в любимых шортах и с ковриком подмышкой.
Диана была там. Сидела на стойке, рассматривала что-то в телефоне и улыбалась. Но улыбка слезла с её лица, когда она увидела Женьку. Слезла, для того, чтобы в одну секунду вернуться обратно.
– Привет, – сказала она, изящно спрыгивая на пол, – ты на йогу?
Женя кивнула, удивленная таким приемом. Диана вела себя так, словно ничего не произошло, словно к ней просто пришла еще одна ученица.
– Сегодня нет никого, – продолжила она, – подождем минут десять, и если никто не придет – будем заниматься вдвоем. Не против?
И подмигнула.
Ошарашенная, Женя снова кивнула и присела на один из диванов. Она смотрела, как Диана снова лезет в телефон, потом скрывается в подсобке, потом подходит к душу и поливает свои черные волосы, расчесывая их пальцами.
Десять минут истекли. Никто не появился.
Диана снова ушла в подсобку, и появилась оттуда уже в костюме для йоги и с ковриком в руках.
– Идем, – улыбнулась.
Женя шла за ней следом. Господи, неужели она правда не злится? Как можно не злиться на ту, которая вот так легко и просто увела твою девушку? Как можно общаться с ней так – словно вообще ничего не случилось?
И – как обухом по голове – её пронзила мысль: а вдруг Ленка ей просто ничего не сказала?
Эта мысль крутилась в голове юлой, пока делали разминку, пока расстилали коврики, пока вставали в первую ассану.
Если не сказала – что это значит для неё, для Жени? По большому счету, ничего – ведь какая разница, к кому ушла Лёка, если с Дианой они всё равно расстались.
А если… Если они вовсе не расстались? Она же не сказала «расстались», а всего лишь сказала – «не думай об этом». Женя и не думала до сегодняшнего дня. А теперь задумалась – а вдруг они действительно не расстались, а всего лишь разошлись на время, что она здесь, чтобы потом сойтись вновь?
– Очнись, дорогая, – прозвучал в голове холодный голос, – тебя это не касается. Завтра днем ты улетишь в Москву, а оттуда – в Таганрог. А Ленка останется. И безусловно, не будет жить монахиней.
Женя следом за Дианой перешла в позу «Собака мордой вниз» и попыталась пониже опустить плечи. Ей было немножко видно Диану, и она вдруг поняла, что смотрит на нее теперь как на разлучницу, соперницу. Более удачливую, и не из-за каких-то своих качеств, а просто потому что она здесь, а Жени завтра уже здесь не будет.
– Это не совсем справедливо, – снова зазвучало в голове, – эта девочка сама приняла решение изменить свою жизнь и уехать сюда. А ты просто выбираешь иное. И этим она действительно лучше тебя.
Позвоночник выгибался, мышцы тянулись, и в новой ассане Женя и Диана оказались вдруг лицом к лицу – натянутые словно две струны, и такие же звонкие в пересечении взглядов.
– Я завтра уезжаю, – сказала вдруг Женька, и поймала тень удивления в Дианиных глазах, – а она остается.
Диана молчала, но губы ее немножко шевелились.
– И ты остаешься тоже, – продолжила Женя, – не могу сказать, что я этому рада, но… Наверное, так будет лучше.
– Наверное, – она наконец заговорила, но это слово было последним из тех, что услышала от нее сегодня Женька.
В полной тишине они закончили занятие, полежали в шавассане, скрутили коврики и ушли в разные стороны с тем, чтобы не встретиться больше никогда.
Женя проводила взглядом Дианину спину, и вышла к шлагбауму, отделяющему школу от дороги. Там – на байке, и в шлеме с драконами, ее ждала Лека.
Было так странно – ровно тут Женя впервые увидела ее. Она сидела так же, на том же мотоцикле, в том же шлеме, в тех же шортах по колено и майке-алкоголичке. Даже поза была той же. Вот только тогда, в тот раз, за ней села Диана. А теперь – Женя.
Она просто появилась и прервала естественный ход вещей, но уже завтра… Завтра все вернется на круги своя. Женя – в Таганрог, Диана – к Леке.
Лека завела мотор сразу же, как Женька села сзади и схватилась за ее талию. Байк рванул с места и на бешеной скорости понесся по дороге. Погода хмурилась, солнце так и не показалось из-за туч ни разу за день, а теперь и вовсе зашло, оставив ощущение безнадежности еще более сильным, чем днем.
Женя не пыталась понять, куда они едут и зачем – она прислонилась всем телом к Лекиной спине и сглатывала слезы, надеясь, что к приезду они сами собой закончатся.
Через двадцать минут они влетели в Джимбаран, проехали по серпантину, и остановились у сети кафешек на пляже. За прошедшие дни Лека не раз привозила сюда Женю.
– Будем ужинать? – Спросила она, слезая с байка и снимая шлем.
Женька только кивнула. И они действительно отправились ужинать – прямо на пляже, в двух метрах от полосы прибоя, под огромным зонтиком и со свечами на столе.
Ели молча – Жене кусок в горло не лез, но она старательно жевала, не отрывая глаз от Леки. Было ощущение, словно они разговаривают друг с другом вот так – молча, зрачками и радужками, и всем сердцем.
– Что же будет с нами дальше? – Спрашивала Женя.
– Я не знаю, малыш. Наверное, будет сентябрь.
– Но какой же сентябрь сможет мне заменить твои руки?
– Если б только ты знала, насколько мне больно и жаль.
– Я стараюсь не думать об этом… о скорой разлуке.
– Я тебя никогда не увижу, ведь правда?
– Конечно же, нет.
– Я тебя никогда не смогу разлюбить.
– Я боюсь этих мыслей.
– Я искала тебя двадцать долгих, мучительных лет.
– Я искала тебя сотни долгих, мучительных жизней.
– Ты навеки.
– Ты глубже.
– Люблю.
– Не смогу без тебя я.
– Ты сумеешь.
– Ты справишься.
– Ты остаешься во мне.
– Я люблю тебя.
– Ты навсегда.
– Ты моя.
– Дорогая…
– Без тебя невозможно.
– Я знаю.
– На этой земле.
– Без тебя не пройти даже шага, не сделать ни вздоха.
– Без тебя не заснуть, не проснуться, и глаз не открыть.
– Мне так горько, ведь я без восьми с половиной часов одинока.
– Мне так больно, ведь я не смогла научиться любить.
– Ты смогла! Ты же любишь, я вижу, и чувствую это.
– Не смогла. Слишком мало, и трудно, и слишком не так.
– Ты смогла! Ты открыла так много, что было запретным.
– Я открыла так много, мой нежный мучитель и враг.
– Я уеду.
– Я знаю.
– И мы не увидимся снова?
– Это будет зависеть…
– От нас?
– Ну конечно, от нас.
– Я вернусь.
– Может быть.
– Когда буду на это готова.
– Я люблю.
– Я люблю.
– Я хочу быть с тобою
– Сейчас.
Полетели на стол купюры, полетели на песок опрокинутые стулья. Полетели вверху по склону держащиеся за руки, дрожащие, Женя и Лека. Полетел по дороге байк, полетели мимо деревья, и океан, и люди. Полетела распахнутая дверь дома, и полетела на пол срываемая одежда.
И полетела жизнь…
Вот и настало время разлуки
Сердце в колчан, и разомкнуты руки…
Время сказать: не держу, отпускаю
Сердце в кулак, а ладонь разжимаю
Сердце в кулак, а ладонь разжимаю
Время сказать: не держу, отпускаю.
Самолет набрал скорость, затрясся и, выгнувшись навстречу небу, взлетел над океаном. Женя сидела у окна, прислонившись к нему лбом, смотрела, как отдаляется внизу набережная острова, как становятся все менее и менее различимыми дома, деревья, горы, и горько, безудержно, рыдала.
Она знала, что там, внизу, так же плачет, сжимая губы, стоящая у аэропорта Лека, и провожает взглядом ее самолет.
Она знала, что далеко-далеко за океаном ждет ее маленькая девочка и тоже плачет, но ее плач скоро закончится. А Женин – не закончится никогда.
Она возвращалась другой. Многое из того, что раньше было скрыто и спрятано, и заглушено, и вытеснено, вышло теперь наружу, и дальше нужно было как-то с этим жить. А как жить – было непонятно.
Она возвращалась домой, но скучала совсем по другому дому, который оставался сейчас внизу, под крылом самолета.