Ночь, проведенная с Лекой, оставила глубокий след в самой глубине души. Это не было сексом, это не было оргазмом, это было слиянием двух душ в единое целое, в одно пульсирующее без конца счастье, счастье быть вместе еще хотя бы несколько секунд.
И теперь счастье кончилось. И что было впереди – не смог бы предсказать никто.
Вот и настало время разлуки,
Стрелы в колчан и разомкнуты руки –
Время бежать в одиночку от стужи,
Время понять, что ты больше не нужен
Время настроя прицелов на точность,
Время проверки на гибкость и прочность,
Время просвета и время пути,
Время подняться и просто идти!
Время летать в самолетах из стали,
Время любить, когда нас перестали,
Время немых, бестелесных ночей,
Время сказать себе: снова ничей!
Время сказать: не держу, отпускаю!
Сердце в кулак, а ладонь разжимаю,
Сердце в кулак, а ладонь разжимаю,
Время сказать: не держу, отпускаю!
Но, не отрекаются любя…
Помнишь? Не отрекаются любя!…
Она отпустила ладонь.
– Лети, любимая.
– Лечу.
Часть 2. Лека.
Глава 1. Сомнения.
…Что сделаешь ты, если окажется, что те, кто любил тебя, оказались неспособны любить тебя настоящую?…
Декабрь… Еще один декабрь, как и несколько десятков декабрей до этого. Почему-то за столько лет ни один из них так и не стал особенным.
Лека закуталась в теплую куртку и поерзала на лавочке. Было холодно, мерзли под джинсами бедра и ягодицы, но уходить не хотелось. От всего вокруг – голых деревьев, покрытых снегом клумб и голубого-голубого неба исходил покой.
До нового года оставалось всего десять дней, и детский дом захватила предпраздничная суета. Дети вместе с воспитательницами украшали комнаты, коридоры, развешивали гирлянды и готовили праздничную программу. Атмосфера радости и предвкушения овладела всеми без исключения, и только Лека почему-то грустила.
Невозможно было понять, почему – казалось, что все хорошо и причин для грусти нет. Два года она здесь, два года занимается любимым делом, общается с прекрасными людьми, заботится о детях. Но все же что-то неуловимое царапало грудь изнутри и намекало: «нет-нет, милая, не так уж все в порядке в датском королевстве».
В конце аллеи показалась чья-то фигура. Лека наклонила голову и, улыбаясь, попыталась угадать кто это.
– Ставлю две конфеты на Аллу, – подумала она.
И не ошиблась.
Алла приблизилась неспешно и встала рядом с лавочкой.
– Леночка, ну нельзя же так, – сказала она укоризненно, – ты же отморозишь себе придатки. Идем немедленно в помещение!
– Мне не холодно, – возразила Лека, улыбаясь про себя.
– Допускаю, что это так. Сейчас. Но когда ты захочешь родить ребеночка, то это «не холодно» может стать серьезным препятствием!
Аллочка-Аллочка… Милая светловолосая девочка с лицом ангела и не менее ангельским характером. С самого первого дня она взяла опеку над Лекой, и с тех пор так и повелось – Алла заботилась о своей «подружке-синеглазке», а сама «подружка-синеглазка» делала вид, что без Аллочкиной заботы и дня не протянет.
Они дружили так, как способны дружить только маленькие дети – держась за руки, играя в веселые игры, трогательно отдавая друг другу самые вкусные кусочки за обедом.
Вот и сейчас Аллочка быстро сняла с себя теплый шарф и намотала его Леке на шею, а, закончив, поцеловала в холодный лоб и заявила:
– Немедленно в столовую! И выпей не меньше двух кружек чаю!
Лека послушно слезла со скамейки и, обхватив Аллочку руками, приподняла ее над землей.
– А кто мне сделает чай?
– Ну конечно же, я! Если ты немедленно поставишь меня на пол!
Но не тут-то было. Лека обхватила подружку удобнее, и, хохоча, потащила ее к зданию, оставляя за собой цепочку следов и приговаривая:
– В самые трудные моменты я тащил тебя на закорках!
Алла смеялась в ответ, дергаясь и вырываясь – без особого, впрочем, энтузиазма. Шутка про «закорки» была ей очень и очень знакома.
Прошлым летом Лека собрала старшую группу и повела в поход. Пятеро мальчишек и столько же девчонок были в восторге от перспективы ночевать в палатке и петь песни у костра, но оказались совершенно не подготовлены к долгим переходам с рюкзаками. И когда они все вместе подошли к ручью, выяснилось, что переправляться готовы всего лишь двое из десятерых.
Недолго думая, Лека перетащила их по одному на себе. Естественно, к концу переправы она уже еле передвигала ноги, и, перенеся последнюю девочку, упала прямо на камни и срывающимся от усталости голосом рассказала детям притчу о том, как господь беседовал с путником в пустыне.
– Видишь рядом две цепочки следов? Это я шел рядом с тобой, когда тебе было плохо. «Но, господи, – сказал путник, – в самые трудные моменты моей жизни тут только одна цепочка следов. Значит ты покинул меня?». «Нет, – ответил господь, – в эти дни я нес тебя на руках».
Детей очень впечатлила притча, и, когда поход закончился, и они вернулись в детдом, то первым делом кинулись к Аллочке рассказывать, какие приключения с ними случились. И помимо прочего, рассказали про переправу.
– Не поверишь, что они мне сообщили, – говорила Аллочка позже, найдя Леку в учительской и хохоча без остановки, – по сути, из их сообщения следовало, что они не могли перейти ручей, и боженька перенес их прямо на закорках.
С тех пор шутка про «закорки» стала одной из любимых. И всякий раз, таская Аллочку на себе, Лека напоминала, что сегодня она – за боженьку.
Они ввалились в здание, чуть не падая, быстро разделись и пошли в столовую за чаем. По пути встретили Игоря из старшей группы.
– Стоять, – скомандовала Лека, хватая его за руку и поворачивая к себе лицом, – это еще что за украшение?
Игорь попытался вырваться, но не тут-то было.
– Аллочка, иди, я догоню, – велела Лека, увлекая мальчика к подоконнику, – ну?
– Что «ну»? – Огрызнулся Игорь.
– Откуда фонарь? И давай сразу без художественного свиста.
– Больно надо…
На самом деле, упоминать об этом было лишним – дети Леке не лгали никогда. Знали: что бы они ни натворили, она всегда поможет решить проблему, а вот за вранье вполне можно было лишиться ее дружбы. Дружбу же Лекину ценили все – от самых маленьких до самых взрослых.
– Так откуда? – Спросила она еще раз, рассматривая синяк на скуле. Похоже, били кулаком, да сильно.
– С местными подрались, – сквозь зубы ответил Игорь, – они опять на нашу территорию залезли.
Лека вздохнула и потрепала Игоря по стриженной макушке. С этими «местными» вечно были проблемы – поселковых мальчишек как магнитом притягивал детдом, но вместо того, чтобы подружиться, они нападали на «детдомовских», портили их уличные поделки, и всячески пакостили.
– Что сделали? – Поинтересовалась Лека.
– Крепость сломали. Видела, мы вчера построили? Такая классная была, с горкой и с пещерой.
Лека крепость не видела. Но глубину мальчишеской обиды понимала хорошо.
– Дальше что было?
– Ну я дал в ухо этому, рыжему… А он мне. Сама видишь.
Игорь вздохнул и опустил глаза. Ему, такому смелому и задиристому, невыносимо было признаваться в поражении.
Лека все поняла, и, похлопав его по плечу, сказала:
– Проигранное сражение не означает, что война тоже проиграна. Уверена, мы им еще покажем.
Игорь поднял на нее глаза и Лекино сердце дрогнуло, когда она увидела, как дергается вверх уголок его рта. Улыбка почти расплылась на губах, но все же он ее спрятал.
– Иди, – улыбнулась Лека, – я попозже к вам зайду.
Она проводила взглядом убегающего мальчика, и продолжила свой путь в столовую. Аллочка была уже там – сидела за столом перед двумя дымящимися кружками и тарелкой с печеньем. Кроме нее в столовой никого не было – время обеда давно прошло, а полдник еще не наступил.
– Что случилось? – Спросила Аллочка, когда Лека уселась напротив нее и с удовольствием сделала глоток чая.
– С местными опять подрались. Надо что-то делать, мне уже начинают надоедать эти постоянные войны.
Аллочка захлопала глазами от расстройства.