***

– Ты просто засранка, Савина.

Яна сидела на подоконнике своей огромной кухни и смотрела, как Лека с жадностью поедает борщ из глубокой тарелки. Она ела так вкусно и так быстро, что хотелось немедленно налить ей еще, а потом еще наварить кастрюлю пельменей и их предложить тоже.

Она кивнула между двумя ложками, и продолжила есть. Изменилась. Худая, долговязая, волосы до плеч, и общий вид какой-то неряшливый, неухоженный. Джинсы – Яна проверила – не стираны неделю точно, а видавший виды рюкзак хорошо бы сразу выбросить.

Ну это ничего, скоро придет Серега – выберем ей что-то из наших вещей, отмоем, отчистим… Главное другое – глаза снова синие, и жизни в них много, хоть и повернуты они совершенно точно не наружу, а внутрь.

– Где ты шлялась? – Спросила Яна, когда борщ был съеден и Лека приступила к чаю с печеньем.

– В детском доме работала воспитателем, – пробормотала та, заглатывая чай огромными глотками.

– Там что, вас не кормили? – Удивилась. – И помыться негде было?

Лека рассмеялась, захлебнулась чаем, закашлялась. Яна спрыгнула с подоконника, чтобы похлопать ее по спине, да так и присела рядом на стул.

– Я несколько дней в пути, – сказала Лека, откашлявшись, – соскучилась по нормальной еде.

– Позвонила бы заранее, я бы пирог испекла, – проворчала Яна, – и вообще, дорогая, что за привычка звонить раз в два месяца, а потом опять пропадать?

– У меня были дела.

– Знаем мы эти дела, – она отхлебнула из Лекиной кружки, – рассказывай по порядку.

Лека рассказывала, Яна слушала. Иногда охала, иногда ахала, иногда вставала, чтобы включить чайник и налить еще чаю. В целом Лекина история ее ни капли не удивила – скорее даже обрадовала.

– Перестать изображать из себя то, чем ты не являешься – первый шаг к тому, чтобы освободиться, – сказала она, – так что все, что произошло – к лучшему.

– Я тоже так думаю, – кивнула Лека, и подмигнула, – Янка, мне срочно нужен психоаналитик? Будешь меня лечить?

Яна засмеялась и стукнула ее по носу.

– Дурочка. Нельзя брать в клиенты друзей. И мне кажется, тебе нужен не психоаналитик, а кое-что другое. Вернее, кое-кто.

И подмигнула тоже.

Лека вздохнула, но взгляд не отвела.

– Как дела у кое-кого? Ты в курсе?

Яна задумалась. Конечно, она была в курсе – в отличие от Леки, Женька звонила часто. Но что из ее новостей можно было рассказать? О Леке маленькой Лека старшая точно не знала, но было ли это тайной – вот вопрос?

– Не можешь сказать, да? – Догадалась Лека. – Просто скажи, у нее все хорошо?

– Да, – на этот вопрос Яна могла ответить, – более чем.

Ей стало неловко – нелегко знать что-то, что для другого человека жизненно важно, но не иметь возможности об этом сказать.

Подумалось вдруг, что если бы Лека узнала – это многое изменило бы.

– Какие планы? – Спросила она, отмахиваясь от ненужных мыслей.

Лека улыбнулась, грустно и задумчиво.

– Никаких. Сегодня вечером встречусь со старой подругой, а дальше пока не знаю.

Яну будто ветром смахнуло, она вскочила на ноги и возмущенно спросила:

– С какой еще старой знакомой? С Кошарой?

– С Кошарой? – Удивилась Лека. – Нет, зачем мне с ней встречаться? С подругой по универу, с Ксюхой.

Отлегло. Но за секунду до этого в Яниной голове пронеслось несколько тысяч картинок о том, как Лека возвращается к старой жизни, и катится по наклонной.

А причина этих переживаний вдруг одним глотком допила чай и засобиралась в путь.

– Ты вернешься? – Только и успела спросить Яна.

– Не знаю, – был ей ответ.


***

В половине девятого она была на месте – встала на мосту, глядя на нагромождение льдин внизу, в Мойке, и долго смотрела на них не отрывая взгляда. Ждала.

Ксюха появилась неожиданно – подошла сзади, обняла за шею и, обойдя Леку, заулыбалась.

– Раньше ты никогда не опаздывала, – сказала Лека.

– Все меняется, – ответила Ксюха.

Вопреки ожиданиям, Аси с ней не было. Они вдвоем прошли по Невскому, выбрали сверкающую огнями «Идеальную чашку», и заняли столик у окна.

Лека молча наблюдала, как Ксюха аккуратно вешает на плечики стильное пальто, распутывает белоснежный шарф, поправляет идеально уложенные волосы. Рядом с ней любой почувствовал бы себя засаленным пацаном, только вернувшимся с прогулки, а уж Лека в ее грязных джинсах – и подавно.

Она смотрела на эту – теперь уже женщину – и недоумевала, куда подевалась угловатая девчонка, запутавшаяся и рыдающая по поводу и без? Куда подевалась ее напускная бравада, циничность, прячущая добрую душу? И главное, куда подевалась их общая молодость?

– Кто такая Ася? – Лека задала мучивший ее вопрос сразу же после того, как официантка принесла им кофе в красивых белоснежных чашках.

Ксюха немного помедлила прежде чем ответить, но Лека видела – это не более чем позерство. Желание добавить еще немного стильности в их встречу.

– Женщина, которую я очень люблю, – просто сказала она, и простота этих слов смазала все остальное.

Нельзя сказать, что Лека не ожидала чего-то подобного, но все же была удивлена.

– И давно ты ее любишь? – Вырвалось у нее.

Ответ ошеломил еще больше.

– Практически всю жизнь.

Это все меняло, это рушило все представления Леки о мире, о людях, о Ксюхе и обо всем, что было тогда.

– Но ты же… А как же Виталик?

Ксюха опустила глаза, по щекам ее разлился румянец.

– Виталик был попыткой доказать себе, что я нормальная. Я много сил вложила в эти отношения – наверное, именно поэтому разрыв был настолько болезненным.

У Леки голова пошла кругом.

– Но как же так? А остальные твои мужики? Я никогда не могла подумать, что ты на самом деле… Ладно я, со мной все понятно. Но ты?

– Лека, – Ксюха протянула руку поверх стола и накрыла Лекину ладонь, – милая, мне было очень хорошо с тобой и в роли любовницы и в роли друга позже. Но, прости конечно, ты ни хрена обо мне не знала. Никто из вас не знал.

За этим должна была последовать, наверное, исповедь – долгий рассказ о том, как есть на самом деле, как было и как могло бы быть, но ничего такого не произошло. Ксюха сменила тему и начала распрашивать Леку о ее жизни. Та не возражала.

Она рассказала ей все. О Питере, Марине, наркотиках. Рассказала о Саше и обо всем, что было после. И о Жене рассказала тоже.

И стоило ей упомянуть ее имя, как дернулся уголок Ксюхиного рта, а на лбу появилась складка.

– Что? – Спросила Лека, толком не понимая даже, о чем спрашивает.

– Господи, – Ксюха засмеялась, но видно было, что ей ни капли не смешно, – если бы ты знала, КАК я ее ненавидела.

– За что?

– За то, что у нее было все, о чем я могла только мечтать. Ей так легко все давалось! Ее любили, с ней дружили, и она знала, чего хочет. Она получила Виталика, она получила Кристину, она получила тебя.

– Ксюх, – Лека сделала глоток и покачала головой, – я понятия не имела, что тебе все это было нужно.

Ксюха отсалютовала чашкой и кивнула:

– Я же сказала: никто из вас ни хрена обо мне не знал.

Лека посидела немного, вслушиваясь в музыку в зале и глядя на холодный Невский.

– Как вы встретились с Асей? – Спросила.

– Мы встречались сотни раз, – ответила Ксюха. Она вдруг сделалась задумчивой и грустной, – встречались, и прощались, прощались и встречались… Две тысячи разных Ксюш и две тысячи разных Ась. И каждый раз это было навсегда. По крайней мере для меня.

Это звучало до одури загадочно, но переспрашивать не хотелось. Леку вдруг пронзила безумная надежда – а вдруг?

– Ксюха, – она вся подалась вперед над столом, – как тебе удалось?

– Что именно? – Удивилась Ксюха.

– Как тебе удалось найти свой путь? Ты же счастлива, я вижу. Скажи мне, как?

На этот раз она долго молчала – смаковала кофе, разглаживала складки на пиджаке. Отвлекалась на приходящие смс. Лека ждала. Все ее тело пронизывало током нервозности, даже нога под столом слегка подергивалась.

– Я много раз ошибалась, – наконец, ответила Ксюха, – и много раз думала, что сошла с пути, что иду не туда, куда хочу, что все это бессмысленно и глупо. А потом…

– Что? – Вырвалось у Леки.

– А потом я действительно с него сошла. И поняла, что все эти пути – хрень собачья. Знаешь, почему?

– Ну?

– Потому что они ни на метр не приближали меня к тому, что снилось мне в детстве.