Александра Соколова - Просто мы научились жить

Она металась словно раненый зверь, не желая ни минуты проводить в обществе Дианы. Но выхода не было.

Стукнув кулаком по стойке и тем самым выплеснув остатки злости, Лека нашла себе матрас подальше от Дианы, и легла на него. Если нет выхода – чтож, придется пользоваться тем, что есть.

Через несколько минут она уже крепко спала.

Разбудил ее звук ударов. В первую секунду она даже не поняла, где находится, почему спит в одежде, и что, черт побери, здесь происходит? А когда вспомнила – чуть не завыла сквозь зубы.

Диана молотила руками в жалюзи. Выглядела она отвратительно – лицо отекло, косметика размазалась, а волосы превратились в спутанный ком.

– Чего ты стучишь? – Лека слезла с матраса, раздумывая, удастся ли сварить кофе без электричества. – Знаешь же, что Нолан приходит только к двум.

– Лека! – Дианино лицо стало вдруг растерянным и жалким. – Во имя всего святого, как я здесь оказалась?

Она выглядела сейчас такой маленькой и напуганной, что Лекина злость вдруг куда-то улетучилась.

– Пить меньше надо, – проворчала она на остатках, – пока мы с тобой были в туалете, Нолан запер бар и ушел.

На лице Дианы явственно проступил ужас.

– Мы с тобой? То есть мы?…

– Нет, – Лека полезла за стойку в поисках кофе, – твоя честь осталась при тебе, не беспокойся.

Она нашла банку чего-то растворимого и кружки. К счастью, розетка работала, и ей удалось вскипятить воду. Когда она поставила кружки на стол, из-за закрытых жалюзи уже просовавши солнечные лучи и слышался шум Бенесари.

Диана вышла из туалета, когда Лека уже допивала вторую кружку кофе. Она привела себя в порядок, и выглядела теперь как обычно хорошо. Присела напротив, взяла протянутую кружку, и спросила:

– Почему ты меня так не любишь?

Более идиотского вопроса и придумать нельзя было. Лека пристально посмотрела на Диану, дождалась пока та отведет взгляд и ответила:

– С чего ты взяла такую глупость?

Она не ожидала, что Диана начнет объяснять.

– Ты больше не ходишь ни на йогу, ни на серфинг. Не разговариваешь со мной. Мне казалось, что я тебе нравлюсь.

– Очень трудно разговаривать с тем, кто постоянно над тобой издевается, – вырвалось у Леки.

Диана с шумом поставила кружку на стол.

– А что еще мне оставалось делать? Так ты хотя бы на меня смотришь!

Это прозвучало почти как признание в любви. Обе смутились и разом отвели глаза. Стало тепло. Будто отворили дверь, и полилась наконец между ними энергия и смущенная радость.

– Я же звала тебя встретиться, – продолжила Диана, – ты отказалась.

– Ну вот и встретились, – мрачно вырвалось у Леки, и обе принялись вдруг смеяться, осознав весь комизм ситуации.

– Да уж, свидание – то, что надо, – сквозь смех сказала Диана.

Лека вздрогнула и прервала смех. Ее сердце сладко заныло.

– Так ты звала меня на свидание?

Она смотрела в голубые глаза Ди и растворялась в них без остатка. От макушки до пят она ощущала легкую приятную дрожь.

Диана отвернулась и опустила голову.

– Ответь, – попросила Лека, и едва расслышала тихое-тихое:

– Да.

Улыбалась душа, улыбался мир, улыбался гекон на стене, и радость вместе с лучами солнца исполняла на крышках столов свой затейливый танец.

– Это ты попросила Родика со мной поспорить? – Спросила Лека.

И еще до ответа, поняла: нет. Не она.

– О чем ты?

– Вчера он поспорил со мной на тысячу долларов, что я не смогу затащить тебя в постель.

Диану словно по лицу ударило. Она отшатнулась, и на лице снова проступил тот надменный вид, который так бесил и выводил из себя Леку.

– Так вот почему ты вчера подошла ко мне? – Процедила она.

– Дура. Если бы было так – разве стала бы я тебе об этом говорить? И между прочим, вчера, когда я подошла, ты послала меня к черту.

Очарование утра растворилось в новой вспышке злости, но теперь Лека знала: это пройдет. И будет другое. Совсем другое.

– Я надеялась, что это ты его попросила, – призналась она, и глаза Дианы вспыхнули.

– Тысяча долларов за ночь с тобой? Не многовато?

– Тысяча долларов за то, чтобы сделать мне еще больнее. В самый раз.

Они молча смотрели друг на друга. Но когда Лека решилась протянуть руку, Диана вскочила и побежала искать за баром чай.

До прихода Нолана они старательно избегали друг друга. Пили чай, что-то ели, о чем-то разговаривали, боясь пересечься взглядами.

Нолан явился как избавление. Посетовал на досадное недоразумение, долго извинялся, и наконец выпустил их на свободу.

Спустились по ступенькам, остановились, не зная, что делать дальше.

И Лека вдруг снова это почувствовала. Как тогда, в драке с Кириллом, в ней проснулось что-то, от чего она долго и старательно пряталась.

Она сняла мотоцикл с подножки, надела шлем и кивнула Диане: "Садись".

Что-то, наверное, было такое в ее голосе, от чего Диана сразу послушалась, и влезла на мотоцикл. Ее руки обняли Леку за талию, а грудь прижалась к спине.

И ударил ветер в лицо, и зашлось сердце – может, от скорости, а может, от ощущения этих маленьких рук, и этих бедер, и этой щеки, доверчиво уткнувшейся в плечо.

Она привезла Диану в Джимбаран, и, едва поставив мотоцикл, взяла за руку, и повела за собой на пляж. Шла молча, перебирала пальцы, и ни о чем не думала.

Там, на пляже, они долго купались в прибрежных волнах, а потом валялись на песке, строили замок и хохотали взахлеб.

– Мне было трудно, – рассказывала Лека позже, когда солнце почти село, и они расположились в одной из множества Джимбарановских кафешек на пляже, – я приехала сюда в период, когда жизнь свалилась на меня пыльным мешком, и зеркало четко дало понять, что я полное дерьмо, и вся моя жизнь не стоила ничего. На то, чтобы прийти в себя, понадобилось немало времени.

– А теперь? Поняла, что не такое уж дерьмо?

– Нет. Поняла, что оплакивая то, что было раньше, не даю себе возможности жить прямо сейчас. И начала учиться жить заново.

– Что же такого ужасного ты совершила? – Диана улыбнулась и сжала под столом Лекину ладонь.

– Много, – серьезно ответила та, – на то, чтобы рассказать все, понадобится не один месяц.

– А я никуда не тороплюсь, – совершенно по-киношному ответила Диана, и Лека поняла, что это правда.

Солнце зашло. Они шли по пляжу, подбрасывая ногами песок, в отблесках света от многочисленных кафе и в тишине, разбавляемой лишь шумом прибоя.

И то и дело срывалась в случайную ласку рука, и пальцы сжимались вокруг пальцев, и бедра случайно касались друг друга.

– Ты была самой талантливой из моих учениц, и самой закрытой.

– А ты была самой ненавистной и самой сексуальной учительницей.

– Когда ты ко мне прикасалась…

– Меня било током.

– Мне хотелось…

– Касаться тебя снова и снова.

Диана споткнулась, а может, только сделала вид, что споткнулась, но Лека подхватила ее подмышки, прижала к себе, и уже не отпустила.

Близко-близко. Глаза в глаза. Дыхание в дыхание.

Она чувствовала, как поднимается и опускается Дианина грудь, касаясь ее собственной. Она чувствовала ладонями дрожь ее спины, а бедрами – ее бедра.

– Поцелуй меня, – прошептала Диана, и Лека послушалась.

Губы в губы, так нежно и так сладко. И кружится голова, и язык приникает в рот, лаская и завоевывая. Ладони на щеках, плечах, везде.

Лека вдохнула в себя Дианин запах, и углубила поцелуй. Ее губы звали и приглашали к любовным играм. Она почувствовала ладонь Дианы на своей груди и ошалела от позабытого возбуждения, накрывающего с головой и сбивающего с ног. Когда пальцы Дианы нащупали сосок через майку и сжали его, Лека отстранилась.

– Остановись, – прохрипела, – пожалуйста.

– Почему? – Диана потянулась за новым поцелуем, но Лека расцепила объятия.

– Просто остановись.

Она взяла Диану за руку, и повела по пляжу. Дорога к мотоциклу протянулась вечностью.

– Куда мы едем? – Спросила Диана дрожащим голосом, усаживаясь сзади.

– Ко мне, – донеслось до нее сквозь шум заводящегося мотоцикла.

Каким бы ты хотела, чтобы он был, наш первый секс? Может быть, легким и быстрым, будто дуновение ветерка в жаркий день? Или горячим и жарким, всепоглощающим, отключающим рассудок и взрывающимся от страсти? А, может, ласковым и долгим, нежным, глубоким, проникающим в самую душу, и остающимся в ней навсегда?