Рэйчел Гибсон - Просто неотразим

– Я как раз собиралась заварить чай. Тебе налить?

– Горячего?

– Да.

– А у тебя есть охлажденный чай?

– Конечно, я же из Техаса.

Джорджина вернулась в кухню и спустила Понго на пол. Щенок подбежал к Джону и лизнул его ботинок.

– Понго превращается в отличную сторожевую собаку, – сказала Джорджина, доставая из холодильника кувшин с чаем. – Как ни странно, но с ним я чувствую себя в безопасности. – Она положила конверт на стол и налила чай в стакан.

– В следующий раз я куплю тебе настоящую собаку. – Джон подошел и взял стакан. – Лед не клади. Спасибо.

– Никакого следующего раза.

– Следующий раз будет всегда, Джорджи, – возразил Джон, поднес стакан ко рту и стал пить, глядя на Джорджину. Поставив стакан, он оглядел Джорджину с головы до ног.

– Это платье весь день сводило меня с ума. Оно напомнило мне то маленькое розовое подвенечное платье, в котором я впервые увидел тебя.

Джорджина опустила глаза.

– В нем нет ничего от того платья.

– Оно тоже розовое.

– То платье было короче, без бретелек и такое обтягивающее, что я едва могла дышать.

– Я помню, – Джон улыбнулся. – Всю дорогу до Копалиса ты пыталась поддернуть его вверх и натянуть на колени. Это было чертовски обольстительно, очень напоминало эротический поединок. Я все гадал, какая же часть победит.

Джорджина прислонилась плечом к холодильнику и скрестила на груди руки.

– Удивительно, что ты все это помнишь. По-моему, я не очень-то тебе понравилась.

– А по-моему, ты нравилась мне больше, чем того требовал здравый смысл.

– Только когда я была голой. Все остальное время ты был чертовски груб.

Джон нахмурился, опустил взгляд на стакан, затем снова посмотрел на Джорджину.

– Те события помнятся мне несколько иначе, но если я и был груб, то это не из-за тебя. Моей жены уже не было в живых, а я пил по-черному и изо всех сил пытался погубить себя и свою карьеру. – Помолчав, Джон тяжело вздохнул. – Ты же помнишь, что я был женат?

– Конечно – Разве она могла забыть о Ди-Ди и Линде.

– Ну вот только я не рассказал тебе, что Линда покончила с собой. Я нашел ее мертвой в ванне. Она бритвой перерезала себе вены, и многие годы я винил в этом себя.

Джорджина была настолько потрясена, что лишилась дара речи. Она лишь молча смотрела на Джона, не зная, что сказать. Первым ее порывом было обнять его и утешить, но она удержалась.

Джон сделал еше глоток и вытер губы тыльной стороной ладони.

– Дело в том, что я не любил ее. Я был никчемным мужем. Женился я на ней только потому, что она забеременела. После того как ребенок умер, нас уже ничего не связывало. Я хотел освободиться от брака. А она нет.

У Джорджины болезненно сжалось сердце. Она знала Джона и понимала, как он был опустошен и подавлен. Только почему он все это рассказывает ей? Почему вдруг решил открыться, доверить ей то, что причиняет ему боль?

– Так у тебя был ребенок?

– Да. Он родился недоношенным и умер через месяц. Сейчас Тоби было бы восемь.

– Я сожалею, – произнесла Джорджина единственное, что сочла уместным. Ей было страшно даже подумать, что она могла бы лишиться Лекси.

Джон поставил стакан на стол и взял Джорджину за руку.

– Иногда я спрашиваю себя, каким бы он стал, если бы выжил.

Она заглянула ему в глаза, и в ней снова вспыхнула искорка надежды. Она не безразлична ему. Возможно, доверие и интерес со временем перерастут в нечто большее?

– Я рассказал тебе о Линде и Тоби по двум причинам. Во-первых, я хотел, чтобы ты знала о них, а во-вторых, чтобы ты поняла: хотя я и был женат дважды, я не собираюсь повторять те же ошибки. Я не женюсь из-за ребенка или из-за примитивной похоти. Я женюсь, только если буду сходить с ума от любви.

Его слова обрушились на Джорджину как ушат холодной воды и затушили искорку. Она выдернула руку. У них есть общий ребенок, и ни для кого не секрет, что Джона физически влечет к ней. Но он никогда ничего не обещал ей. Так почему она надеется на то, чего у нее никогда не будет?

– Спасибо за откровенность, Джон, но вряд ли я могу в должной мере оценить ее, – сказала Джорджина и направилась к входной двери. – Думаю, тебе лучше уйти.

– Что? – Джон, последовавший за ней, не поверил своим ушам. – Я думал, мне это зачтется.

– Я знаю, что ты так думал. Но не жди, что каждый раз, когда тебе захочется секса, я буду принимать тебя, срывать с себя одежду и оказывать тебе услуги.

У Джорджины задрожал подбородок. Ей хотелось, чтобы Джон ушел до того, как она потеряет над собой контроль, и она поспешно распахнула входную дверь.

– Значит, вот как ты все это воспринимаешь? Ты считаешь себя просто подстилкой?

Джорджину едва не передернуло.

– Да.

– Да что такое, черт побери, происходит? – взорвался Джон и, отодвинув Джорджину, захлопнул дверь. – Я выворачиваюсь перед тобой наизнанку, а ты топчешь мои внутренности! Я откровенен с тобой, а ты считаешь, будто я хочу залезть тебе под юбку.

– Откровенен? Ты бываешь откровенным, только когда тебе что-то нужно. А все остальное время ты врешь мне.

– Когда я тебе врал?

– Хотя бы насчет адвоката, – напомнила Джорджина.

– Это не было ложью, это было умолчанием.

– Это была ложь, и сегодня ты снова соврал мне.

– Когда?

– В церкви. Ты сказал, что Вирджил переболел, что он уже не переживает из-за прошлых событий. Но ты отлично знал, что это не так.

Джон мрачно уставился на нее.

– Что он тебе сказал?

– Что ты никогда не предпочтешь меня команде. Что он имел в виду? – спросила Джорджина.

– Ты хочешь знать правду?

– Естественно.

– Ладно. Он пригрозил продать меня в другую хоккейную команду, если я буду продолжать отношения с тобой. Но это не имеет значения. Забудь о Вирджиле. Он бесится из-за того, что я получил то, чего ему не досталось.

Джорджина прижалась спиной к стене.

– То есть меня?

– Да.

– Так вот что я значу для тебя? – Она с упреком посмотрела на него.

Джон еле слышно чертыхнулся и провел руками по волосам.

– Если ты думаешь, что я пришел сюда за сексом, ты ошибаешься.

Джорджина выразительно посмотрела на его ширинку.

– Разве?

От гнева Джон стиснул зубы. Он даже покраснел от злости.

– Не пачкай то, что я чувствую к тебе. Я хочу тебя, Джорджина. Тебе достаточно войти в комнату, и у меня тут же возникает желание. Я хочу целовать тебя, прикасаться к тебе, заниматься с тобой любовью. Это нормальная физиологическая реакция, и я не собираюсь извиняться за нее.

– А утром ты уйдешь, и я опять останусь одна.

– Глупости.

– Это случилось уже дважды.

– В прошлый раз ты сама убежала от меня.

Джорджина покачала головой:

– Не важно, кто и когда убежал. Все равно конец один и тот же. Ты не собираешься сознательно причинять мне боль, но все равно ранишь.

– Я действительно не хочу причинять тебе боль. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Я откровенен с тобой. Если и ты будешь откровенна, то признаешься, что тоже хочешь меня.

– Нет.

У Джона на щеках заиграли желваки.

– Ненавижу это слово, – процедил он.

– Сожалею, но между нами слишком много такого, что требует именно этого ответа.

– Ты все еще пытаешься наказать меня за то, что произошло семь лет назад? Или это просто предлог? – Он навис над ней, опершись руками о стену. – Чего ты боишься?

– Уж конечно, не тебя.

Джон взял ее за подбородок.

– Врешь. Ты боишься, что папочка не будет любить тебя.

У Джорджины перехватило дыхание.

– Это жестоко.

– Возможно, но это правда. – Джон провел пальцем по ее плотно сжатым губам. – Ты боишься протянуть руку и взять то, что хочешь. А я не боюсь. Я знаю, чего я хочу. – Он взял ее руку и приложил к своей груди. – Ты все еще стараешься быть хорошей девочкой, чтобы папочка заметил тебя? А ну-ка, проверим, – прошептал он, передвинул ее руку вниз и прижал к набухшему члену. – Я заметил.

– Прекрати, – проговорила Джорджина и разрыдалась. Она ненавидит его. Она любит его. Она хочет, чтобы он ушел, и одновременно безумно желает, чтобы он остался. Он жесток и безжалостен, но он прав. Она боится, что он дотронется до нее, и при этом ее охватывает ужас при мысли, что он не сделает этого. Она действительно боится взять то, что хочет, боится, что из-за Джона она станет несчастной. А ведь она уже и так несчастна. И ей не выиграть эту битву. Джон для нее как наркотик, и она уже попала в зависимость от него.