Она медленно прошла в гостиную по темному золотистому ковру с толстым ворсом. При этом чувствовала она себя как ребенок, получивший новый дом для своих кукол. Комната была выдержана в мягких осенних тонах. Маленький диван, обитый бархатом красно-коричневого цвета, и два шикарных кресла, тоже обитых коричневым бархатом, были расставлены так, что делали комнату очень просторной. Большое окно прямоугольной формы выходило на бассейн и сад в центре района. На окне были только декоративные жалюзи для защиты от солнца. Жила Робин слишком высоко, чтобы случайный наблюдатель мог заглянуть в ее окно.

Над камином была лакированная дубовая полка, на которой Черри со вкусом разместила несколько фигурок и маленьких вазочек. Кроме того, висели семейные картины.

Опять зазвонил телефон. Но Робин только убавила звук. Ей доставляло большое удовольствие рассматривать свой новый дом.

Кухню можно было назвать длинной. В ней находилось много шкафов и все современные удобства, которые так нужны работающей женщине.

Рядом с кухней располагался уютный маленький уголок с окнами вдоль стен, где можно было позавтракать. Там стоял продолговатый стол и два кресла-бочонка, обитых коричневой кожей. Робин не хотелось отвлекаться, чтобы представлять себе интимные обеды на двоих в этом чудесном уголке, и она продолжила осмотр квартиры.

Спальня выдержана в ее любимом голубом цвете. Когда Робин вошла в комнату, ноги ее утонули в толстом голубом ковре. Приглушенный голубой цвет стен и мебели так и звал отдохнуть и расслабиться, наслаждаясь красотой комнаты. На лице Робин появилась улыбка истинного удовольствия при виде огромной кровати, покрытой голубым с белым покрывалом.

Робин быстро прошла через ванную и кабинет и вернулась в гостиную. Черри действительно превзошла себя! Подойдя к телефону, Робин набрала номер подруги и удобно устроилась на коричнево-красном диване, обитом бархатом.

– Фирма Камоди. Черри у телефона.

– Привет, «Черри у телефона». Это Робин. Я только что приехала домой.

– И тебе понравилось? – смеясь, прервала ее Черри. – Я прекрасно справилась с работой, – продолжала она весело. – Ты можешь выразить мне свою благодарность тем, что устроишь вечеринку и всем своим гостям расскажешь, кто отделывал твою новую квартиру.

– Вечеринку? А почему бы не потребовать чего-нибудь большего? – Робин заставила себя улыбнуться, а потом замолчала, размышляя над тем, что предложила ее подруга. Может быть, потом, решила она.

– Эй, Робин, ты еще меня слушаешь?

– Извини. Пожалуй, я устала больше, чем мне показалось.

– Послушай, детка. Когда уходишь от мужа, это очень действует на здоровье. Я знаю: сама ушла от двоих. Послушай, – продолжала она без остановки. – Пригласи меня завтра на ленч и я скажу тебе, как мы уладим дела.

– Великолепно. Как насчет «Он лок сэмз саунд»?

– У меня уже текут слюнки.

Телефон зазвонил после того, как Робин положила трубку. Не задумываясь, она сняла трубку.

– Рад, что ты наконец дома, Робби. Звонил Мэйс. Или он не смотрел передачу, или совсем не был ею встревожен. В любом случае она будет вести себя очень осмотрительно.

– Я собиралась уходить, Мэйс, – сказала она, сама удивляясь спокойствию своего голоса.

– Странно. У меня создалось впечатление, что ты только вошла.

Его проницательность раздражала.

– Это не может повлиять на тот факт, что я собиралась уходить, Мэйс.

– У тебя все в порядке, Робби?

– Все прекрасно, Мэйс, спасибо. – Говорила она вежливо и спокойно.

– Ты решила, где ты обедаешь?

– Да. – У нее не было ни малейшего представления о том, где она будет обедать, но, если сейчас сказать, что у нее нет никаких планов, он может почувствовать себя обязанным пригласить ее пообедать. Робин еще не рисковала встретиться с ним на таком близком расстоянии.

– Может быть, изменишь свои планы?

Ее переполнило безрассудное желание выполнить его просьбу. Она прикусила нижнюю губу, чтобы сдержаться, и глубоко вздохнула, моля о том, чтобы голос не выдал ее.

– Извини, Мэйс, не могу. – Она улыбнулась и мысленно с одобрением похлопала себя по спине. У нее все будет хорошо!

Неожиданно он сменил тему разговора:

– Ты придешь в понедельник?

– Нет. Я уже говорила тебе, Мэйс. Я не вернусь в газету. Это правда, – осмелилась сказать она. – Я собираюсь работать у Дома Эвери в «Ревью».

Ей показалось, что Мэйс выругался, но она не была в этом уверена. Мэйс вновь заговорил низким, не терпящим возражений голосом.

– Послушай, Робин, у тебя нет никаких оснований не работать в «Сэнтинел». Не причиняй себе вреда только из-за того, что ты не хочешь больше видеть меня.

Вдруг непрошеные слезы переполнили ее глаза, и комок застрял в горле. Зачем он говорит эти слова? Она откашлялась, но знала, что голос может ее подвести.

«Поставлю автоответчик», – пообещала она самой себе, положив трубку. У нее новая квартира, новая одежда и в перспективе новая работа. Автоответчик будет ее секретарем, будет отвечать на звонки, а она тщательно отберет нужные. На ее губах появилась улыбка. А пока это поможет удержать Мэйса на безопасном расстоянии.

Опять зазвонил телефон, но Робин притворилась, что не слышит, и поспешила в спальню. Она примет душ, а потом выйдет прогуляться и пройдет по магазинам: надо зайти в бакалейный отдел, а потом купить кое-что еще. Завтра или в один из последующих дней необходимо взять из камеры хранения остальные вещи. А до того времени ей не о чем беспокоиться.

Глава 2

Робин так надоело самой готовить и есть в одиночестве, что она решила пообедать в «Кастэвэй», хорошо известном ресторане, расположенном в Стоктоне в районе порта. В любой другой день она бы старательно избегала этого места, когда-то бывшего для нее и Мэйса пристанищем, но сегодня волноваться было не о чем. Мэйс очень зависим от своих привычек. Помешать ему отправиться на рыбалку со своими приятелями куда-нибудь в район Дэльты не мог никто.

От ее новой квартиры до ресторана было рукой подать. И Робин не спеша направилась туда.

Ей нравилась буйная растительность и чудесный маленький водопад перед входом. Робин решила сначала зайти в бар, чтобы выпить. В глубине души она надеялась, что встретит кого-нибудь знакомого, и они пообедают вместе.

Робин слыла трезвенницей. Иногда, к досаде хозяев какого-нибудь дома, она целый вечер могла сидеть со стаканом пенистой минеральной воды, но сегодня не прочь была выпить.

Пока глаза привыкали к неяркому освещению бара, Робин обратила внимание на канал, видневшийся за большими окнами. Где-то вдали виднелись огни маленькой покачивавшеися на волнах лодки, возможно, вышедшей в ночное плавание по реке Сан-Джоакуин. Невольно вспомнилось, как они с Мэйсом – одни или с друзьями – брали напрокат лодку и отправлялись в плавание.

Не дожидаясь, пока на нее нахлынут другие причиняющие боль воспоминания, Робин спустилась к стойке бара. Как будто почувствовав что-то, бармен резко обернулся. Его лицо было ей знакомо.

– Миссис Чэндлер, очень рад вас видеть! – его шумное приветствие перекрыло и музыку, и говор толпы: слишком много любопытных голов обернулись в сторону Робин. Одна из них принадлежала мужчине, встречи с которым она в течение всей недели так старательно избегала.

– О нет! – пробормотала Робин, как загипнотизированная наблюдая за тем, как Мэйс извинился перед друзьями и медленно направился к ней.

Ничто ее не удерживало здесь, и все же она чувствовала себя как в ловушке; стало трудно дышать. Широко раскрыв глаза, Робин осмотрела помещение, в котором, как ей показалось, стало на несколько децибел тише. Как бы хотелось уйти, конечно, с царственным видом.

Чувство неотвратимости происходящего возрастало по мере того, как Мэйс приближался. Робин старалась взять себя в руки.

На нем была голубая полосатая рубашка и серые широкие брюки, которые она подарила ему в последний раз ко дню рождения. Невольно Робин вспомнила, как сказала, что купила рубашку из чисто эгоистических побуждений, и как руки игриво пробежали по его груди и плечам, а потом обхватили сильную шею. Глаза затуманились от боли и сожаления.

– Здравствуй, дорогая!

– Почему ты не на рыбалке? – проворчала она.

В его глазах зажегся огонек. Он прищелкнул языком, как бы поддразнивая. И проговорил:

– Ты так ко мне придираешься, крошка, что можно подумать, мы все еще женаты. – Сегодня он говорил не так чувственно, как раньше.