– Не знаю. Со спины мы не видели.

Повисла долгая пауза. До Ингрэм дошло, что никто из нас не хотел закладывать другого ради ее удовольствия.

– Вы оба, – она напряглась, хотя ее и так перекосило, – обязаны соблюдать мои правила, пока находитесь в моем доме. Если я найду учителя, который подтвердит мне, что вы, Уинн, или вы, Максфилд, тронули друг друга хотя бы пальцем, я без малейшего колебания вышвырну вас пинком, хамье вы этакое, обратно на улицу. Гарантирую вам незабываемые ощущения.

Я закусил щеку, чтобы не рассмеяться. Во-первых, ситуация получалась несмешная: очевидно, директриса намеревалась избавиться от нас обоих. Во-вторых, когда губа разбита в двух местах, смеяться офигительно больно. Но как не улыбнуться, если матрона средних лет говорит пятнадцатилетним парням: «Гарантирую вам незабываемые ощущения»?

Уинн, почесав пальцем подбородок, сказал:

– Где-то я это уже слышал. Может, вы давали такое объявление в газету?

Я кашлянул в кулак, маскируя смешок, и поморщился от боли. Сукин сын. Мое сердце колотилось так же бешено, как в первый раз, когда я заехал кулаком Уинну в морду.

Директриса покрылась пятнами, став похожей на огнедышащего дракона.

– Вон из кабинета! Я немедленно вызываю ваших родителей. Вы оба отстраняетесь от занятий на целую неделю. А сейчас марш в приемную и сидите там, пока вас не вызовут! И не разговаривать!

Уинн выругался себе под нос. Я, к счастью, заглушил его слова своими «да, мэм», после чего мы вскочили с мест и вылетели за дверь, где нас ждали жесткие стулья, как будто специально созданные для моих синяков. Я надеялся, что Бойсу больнее. Мы неуклюже уселись напротив секретарской конторки, оставив между собой один свободный стул.

Что скажет или сделает мой отец, я не знал. Он и так со мной едва разговаривал.

– Максфилд? – (Вот это да! Не прошло и минуты, как Уинн осмелился нарушить директорский запрет. Я не ответил.) – Извини за то, что я сказал. Ну… О твоей матери. – (Как будто нужно было уточнять! Отколупав от джинсов засохший сгусток крови, я прикинул, моя это кровь или его.) – Хрень сморозил.

Я в замешательстве поднял глаза:

– Да уж не без того.

Лукас

Я уже почти научился думать как два разных человека – по крайней мере, о Жаклин. Несколько недель я, как загипнотизированный, ею любовался; я же имел несчастье вызвать у нее страх, когда пришел ей на помощь в субботу ночью, и теперь я стал для нее противоположностью всякой угрозы: обменивался с ней шутками по электронной почте, помогал освоить пропущенный материал.

С одной стороны, мне хотелось, чтобы она знала, что и тот субботний парень, и ассистент Хеллера – это я. Но еще больше мне хотелось быть кем-то третьим. Человеком, который не связан должностными ограничениями, вполне разумными при ином раскладе, и не имеющим отношения к, наверное, худшей ночи в ее жизни.

Вместо того чтобы сразу войти в аудиторию, я прислонился к стене напротив двери и стал ждать, когда придет Жаклин. Вопреки своей воле я стал свидетелем милой беседы Кеннеди Мура и Айви. Стоя у самого входа, они обменялись номерами и сфотографировали друг друга на телефоны. Она не переставая хихикала. И этот парень думал, что такая девчонка заменит ему Жаклин? Конечно, в университете много симпатичных и умных студенток. Есть они, наверное, и среди «сестричек» из «Дзеты». Но выбрать такую дуру?!

Я отвернулся, и тут показалась Жаклин. Она стояла посреди коридора и смотрела на своего бывшего. Видя ее застывшую позу и выражение боли на ее лице, можно было понять, почему она две недели не могла заставить себя прийти на занятия. Мур не только разорвал их отношения на ровном месте, но и, не теряя времени, двинулся дальше. Любоваться этим захотела бы только мазохистка.

Какой-то неуклюжий придурок врезался в Жаклин, и рюкзак соскользнул у нее с плеча. Я подхватил его с пола, как раз когда она тоже наклонилась. Мы оба выпрямились, и ее глаза блеснули. В этот момент мне хотелось только одного: навеки защитить Жаклин Уоллес от всех опасностей и неудобств.

Но я понимал, насколько несбыточной была эта мечта.

– Рыцарство у нас еще никто не отменял, – сказал я, надевая лямку объемистого рюкзака ей на плечо.

– А?

Ее щеки слегка покраснели. На улице дул ноябрьский ветер, но этот румянец был вызван, скорее, смущением, а не утренним холодом.

– Ну и засранец! – Я кивнул в сторону типа, который налетел на Джеки и даже нормально не извинился, но мой взгляд невольно зацепил и ее урода-бывшего. – Все в порядке? – спросил я, снова поворачиваясь к ней.

Судя по выражению глаз, она вспомнила, что я уже задавал ей этот вопрос. Я меньше всего на свете хотел вернуть ее в ту ночь, но умудрился сделать это снова, и у меня зла на себя не хватало.

Правда, она и без моих слов наверняка вспоминала о субботних событиях. Ведь я же не нуждался в посторонней помощи, чтобы всколыхнуть в себе свои кошмары. Они донимали меня, как бы я ни старался от них избавиться.

– Да, – ответила Жаклин уныло и тихо, провожая глазами Мура, который вошел в аудиторию вместе со своей новой пассией. Направившись вслед за ними к двери, Джеки добавила: – Спасибо.

Это «спасибо» напомнило мне тот дождливый день, когда я придержал для нее дверь. Тогда я впервые увидел ее вблизи, посмотрел ей в глаза и признался себе в том, что хотел ее.

Черт!

Она не обернулась и не заметила, что я тоже вошел в аудиторию. Откинувшись на спинку своего стула в последнем ряду, я смотрел, как она переносила в тетрадь графики, которыми Хеллер изрисовал всю доску, как хмурилась и ерзала, потому что многого не понимала. Я не имел права этому радоваться, но Лэндон Максфилд был ей теперь очень нужен. Я ждал ее нового письма и заранее обдумывал то, что хотел спросить.

Нагнувшись к своему рюкзаку, она вдруг посмотрела мне в лицо.

Значит, знала о моем присутствии, знала, где я сижу. Наверное, заметила меня еще в понедельник, с порога, прежде чем я ее увидел, и специально села не рядом со мной. Предпочла перешагивать через вытянутые ноги какого-то болвана, который еженедельно приходил на лекции отсыпаться.

И все-таки она не забыла о моем присутствии, и ей стало любопытно на меня взглянуть. Я постарался обуздать свои чувства и ничем их не выказать, но угол моего рта сам собой пополз вверх. Жаклин резко отвернулась и больше не смотрела в мою сторону.

Как только Хеллер закруглился, я рванул к двери. Джеки порылась в тетради и повернула ее к своему соседу.

Не успел я выскочить из здания, как меня притормозила студентка, которая ходила к Хеллеру прошлой весной, но бросила. В новом семестре она решила попробовать еще раз, но успехов пока не было. На мои семинары она не ходила, зато однажды попросила индивидуальную консультацию, причем вне кампуса. Я, как нас и учили, ответил отказом.

– Так, может, позанимаемся у меня дома? – спросила она таким тоном, будто месяц назад у нас не было точно такого разговора.

Я вздохнул:

– Нет, извини. Заниматься можно только в кампусе. Такие правила.

Она выпятила нижнюю губку и принялась накручивать на палец прядь длинных волос. Допускаю, что этот прием работал с другими парнями или с ее родителями. Но на меня он оказывал противоположный эффект. В переднем кармане моих джинсов зажужжал телефон. Жаклин еще не вышла из аудитории, и мне хотелось исчезнуть из здания до ее появления. Но план, похоже, не удался.

– Значит, занятия групповые? И длятся час?

Продолжая старательно накручивать волосы на палец, девчонка переступила с ноги на ногу. Градус моего раздражения поднялся еще выше. Мне захотелось схватить ее за плечи, чтобы она спокойно простояла те тридцать секунд нашей беседы, на которые могло хватить моего терпения.

– Да. С часу до двух.

Она спросила, что я делаю после занятия. Мол, если я не хочу учить ее на дому экономике, то, может, просто переспим? О боже!

– Работаю.

– Вечно ты работаешь, Лукас!

Раньше я не умел ловить на себе чужие взгляды и не был уверен сейчас, что не ошибся в ощущениях. Может, я просто ждал, когда появится Джеки, но клянусь: в какой-то момент кожа у меня загорелась, а мышцы напряглись. Не удержавшись, я высмотрел Жаклин Уоллес в толпе студентов, зигзагами сновавших по коридору. Как будто знал, где она окажется. Как будто, кроме нее, вокруг никого не было.