Мой друг заметно приободрился, как только иголки исчезли из поля его зрения.
– Хочешь себе такую же, Уинн? Могу заплатить и за тебя, – сказал я, протягивая Арианне деньги.
– Обойдусь без этой фигни-и-и! – протянул он, пританцовывая. – Телки и так мои-и-и! У кого дырявая шкура, а у кого чумовая фигура!
Арианна, передавая мне сдачу, покачала головой. Я простонал:
– Да прекрати ты ради бога!
– Нет, зацени! – не унимался он.
Лукас
– Ты уже знала, да? – спросил я, не глядя на нее.
– Да.
Мне хотелось узнать, как она поняла, кто я такой, и когда это произошло. Но сейчас подобные расспросы были ни к чему. Собравшись с силами, чтобы выдержать ее гнев, я поднял глаза и спросил:
– Почему не сказала?
– А ты почему не сказал?
Мне было не в чем ее винить и нечего ей ответить. Несмотря на обиду, она захотела узнать, каким образом я умудрялся жить под двумя именами.
– Лэндон – мое первое имя, Лукас – второе. Все зовут меня Лукасом. Теперь. Но Чарльз… доктор Хеллер знает меня давно, и для него я по-прежнему Лэндон.
Когда я попытался подыскать слова, чтобы объяснить, с чем связана эта перемена, мне словно сдавили горло, и я промолчал. Да теперь и не нужно было много говорить. Суть все равно осталась бы прежней: я мог объяснить Жаклин, кто я такой, но не объяснил.
Ее глаза вспыхнули, как голубые огоньки:
– Ты меня обманывал.
Я сошел с мотоцикла и взял Жаклин за плечи. Мне хотелось, чтобы она поверила: у меня и в мыслях не было ее обидеть. Я сказал, что сам никогда не называл себя Лэндоном, – боже мой, еще никогда мои оправдания не звучали так беспомощно! С тех пор как начались наши отношения, она принимала меня не за того, кем я был, а я знал это и молчал.
Она высвободилась из моих рук. Я посмотрел ей в глаза и понял, что должен ее отпустить.
– Ты права, во всем виноват я. И мне очень жаль. То, чего мне так хотелось, не могло произойти между тобой и Лэндоном. Все, что у нас было, запрещено правилами. Я их нарушил.
Теперь моя главная задача заключалась в том, чтобы поговорить с Чарльзом и убедить его не аннулировать баллы Жаклин. Она написала работу сама и не должна была расплачиваться за мой обман. А желание вернуть доверие человека, в свое время спасшего меня из беды, сейчас отошло на второй план, хоть я и не мог себе представить, как буду жить, если он от меня отвернется.
– Значит, это все, – сказала Жаклин, выводя меня из оцепенения.
– Да.
В ушах у меня звенело, и я сам не услышал слова, которое произнес.
Зато услышала она.
Когда за Жаклин закрылась дверь общежития, я поехал домой расплачиваться за содеянное.
«Мне так хотелось… Так хотелось… Так хотелось…» – это рефреном звучало в моей голове, как будто заело виниловую пластинку. А потом раздались слова Жаклин: «Это все… все… все…»
Около часа ночи я бесшумно вошел через заднюю дверь в кухню Хеллеров. Чарльз сидел за столом с чашкой чая, своим журналом и студенческой работой, которую я сразу узнал. Горела только небольшая лампа и подсветка над плитой. Было тихо. Дом уже спал.
Я сел напротив Чарльза. Мне много раз приходилось мариноваться в приемной узколобой директрисы и выслушивать гневные монологи учителей, но никогда меня не пробирало такое изнуряющее сожаление, никогда еще я не мучился от столь глубокого разочарования в себе.
– Ты помогал ей это писать? – спросил Чарльз, как только я опустился на стул.
Я покачал головой:
– Я дал ей источники. Потом проверил выводы и цитаты. Писала она сама.
– То есть для любого другого студента, которому я поручил бы такой проект, ты сделал бы то же самое?
Я вздохнул:
– Да, но…
– Сынок, давай-ка я, как умею, помогу тебе распутаться. – Наши взгляды встретились. – Если бы я задал такую работу другому человеку, ты помогал бы ему так же?
– Да, – кивнул я.
– Она просила у тебя каких-нибудь дополнительных одолжений в связи с тем, что вы… встречаетесь?
Глаза Чарльза неподвижно смотрели в мои. Я лизнул губу, закусил лабрет, а потом ответил:
– Она… не знала, что я ваш ассистент. – (Он нахмурился еще сильнее и озадаченно встряхнул головой.) – Мы познакомились не на занятии. Это было еще до того, как вы разрешили ей отработать пропуски и дали мой электронный адрес. Она знала меня как Лукаса, а вы назвали меня Лэндоном. Как ваш ассистент я ни разу не встречался с ней лично: мы только переписывались, потому что наши расписания не совпадали. – Чарльз повел бровью, и я почувствовал, что моя физиономия вспыхнула. – В учебное время.
– То есть пока я не попросил тебя помочь ей с учебой, ты не знал, что она ходит на мои лекции?
– Знал.
Он вздохнул:
– Она думала, что ты просто студент. – Я кивнул. Чарльз стянул с носа очки и прикрыл глаза, снова издав тяжелый вздох. – Значит, ты вел с ней двойную игру, скрывая свою личность. И она узнала правду только сейчас.
– Да, – сказал я и сглотнул, но чувство вины не так-то легко проглотить.
Я и так заврался, новая ложь не входила в мои планы. Однако мне пришлось опять солгать, чтобы защитить Жаклин. Я не знал, почему она промолчала, когда выяснила или заподозрила, что Лэндон и Лукас – одно лицо. Не знал даже, как давно она меня разоблачила. В любом случае, ей было известно, кто я такой, но она продолжала со мной встречаться. Чарльзу это могло не понравиться.
Я защитил ее, потому что не мог поступить иначе. Охрана Жаклин Уоллес стала для меня такой же насущной потребностью, как дыхание.
– Лэндон… – сказал было Чарльз, но, махнув рукой, поправился: – Лукас, зачем это все?
Даже не знаю, сколько раз я сам задавал себе такой вопрос.
– Сначала я не говорил ей, потому что она меня боялась. Как Лукаса – не как Лэндона. А в электронной переписке я казался ей тем, кем вы меня представили: старшекурсником, который поможет решить проблемы с учебой. Она писала мне умно и с юмором, и как Лэндон я ее… – я хмуро посмотрел на свои руки, – я ее не пугал.
Чарльз кашлянул:
– Не хочу тебя разочаровывать, но несколько минут назад я видел вас вместе, и у меня не сложилось впечатления, будто она тебя боится. – (Я сжал губы в тонкую ровную линию.) – Признаешься еще в чем-нибудь, прежде чем я решу, что с вами делать?
«Вот дерьмо!» – подумал я, вдруг вспомнив про другой не вполне красивый поступок.
– Та проверочная работа… Я не сказал ей про нее напрямую, но намекнул, что она будет.
Хеллер прикрыл глаза рукой и сказал:
– Ладно. В понедельник я поговорю с этой девушкой…
– Чарльз, – я подался к нему, умоляюще сложив руки, – виноват я, и больше никто. Жаклин не сделала ничего, что выходило бы за рамки дозволенного. Она много трудилась, чтобы закрыть свои пропуски. Она написала работу сама, как вы и хотели. Если бы у нее возникли сложности – не знаю, может быть, я не удержался бы и помог ей. Но их не возникло. Пожалуйста, не наказывайте ее за мою ошибку.
Чарльз склонил голову набок, его взгляд смягчился.
– Ты к ней сильно неравнодушен, да? – (Я коротко кивнул.) – Сынок, ты выставил ее в дурном свете. Не знай я тебя всю жизнь и суди по тому, как ситуация выглядит со стороны, дело не обошлось бы без дисциплинарных мер. Видимость иногда убедительнее правды – думаю, ты это знаешь. – Он опять вздохнул и накрыл ладонью мои крепко сжатые руки. – Ну хорошо. Ты можешь пообещать мне, что в оставшиеся две недели семестра вы будете общаться только так, как положено ассистенту преподавателя и студентке? Мне нужно твое слово.
Я снова кивнул. В глазах у меня защипало. Я не заслуживал такого легкого прощения.
– Да. Обещаю. Мне жаль, что я подвел вас. И ее.
Он похлопал меня по руке и собрал со стола бумаги.
– Если честно, я и сам частенько ошибаюсь в том, что касается женщин. Но по-моему, врать, чтобы не решать проблему сейчас, а отложить ее решение на потом, это не лучший вариант. Ложь только усложняет все. А потом еще может вернуться и укусить тебя за яйца, как выражается Кейлеб.