Минди кивнула и, беря пример с меня, тоже сделала глубокие вдох и выдох. Но ей это не очень помогло: она содрогнулась и сжала руку своей подруги.
– Ну так что, Лукас? Тогда в больницу? – спросила Эрин. – Можем взять мою машину.
– А ты тоже поедешь? – сипло проговорила Минди.
Наверное, она проплакала почти весь день. Я вспомнил Жаклин в ночь Хеллоуина: слезы в глазах, трясущиеся руки… Если бы я знал, где найти этого гада, к завтрашнему утру он был бы уже трупом.
Я взглянул на Эрин. Она не возражала.
– Если хочешь, – ответил я.
Минди кивнула. Через пятнадцать минут мы вошли в отделение экстренной помощи, и я осознал, каково это – подавать заявление в полицию.
Я изо всех сил старался сохранять нейтральное выражение лица. Еще до того, как мы вышли из комнаты, Минди описала кое-какие обстоятельства произошедшего. «Братишки» устроили пышную вечеринку, на которой присутствовали все члены их общества, включая Кеннеди Мура и Бака. Жаклин тоже пришла, хотя не состояла ни в каком союзе и ей не обязательно было являться. Никто ее особо не ждал.
– Эрин попросила меня побыть буфером между ней и ее бывшим, – вполголоса объяснила Жаклин, когда мы ехали в больницу, расположившись на заднем сиденье.
Вообще-то, я не спрашивал, зачем она пошла на пирушку.
В приемном покое я отважился выяснить, как вел себя Бак по отношению к ней.
– Он заговаривал с тобой вчера?
Я не посмотрел на нее и имени того, о ком говорил, не назвал. Был уверен, что она поймет и так.
– Да. Приглашал танцевать.
Я сидел истуканом и не мог поднять глаз. Я не сердился на нее, нет. Но меня мороз продирал по коже при мысли о том, что она по собственной воле оказалась в такой близости от него. Когда я наконец оторвал взгляд от своего ботинка, Жаклин добавила, как будто оправдываясь:
– Я сказала «нет».
Наверно, она боялась, что я буду ревновать, хотя на самом деле я испытывал только страх и неуемное, всеохватывающее желание ее защитить.
– Жаклин, – сказал я, заставив себя разжать зубы, – ты бы знала, каково мне сейчас сидеть здесь и ждать, когда свершится правосудие, вместо того чтобы отловить этого выродка и к чертовой матери выбить из него все дерьмо. Конечно, ни ты, ни она не виноваты. Вы не просили его это делать. Никто на это никогда не напрашивается, что бы там ни говорили всякие долбаные придурки и психопаты. Верно?
Жаклин кивнула, не говоря ни слова, и я спросил, принял ли он ее отказ. Мой норов грозил прорваться и осуществить месть, на которую я не имел права. А сам я был просто барьером.
Жаклин призналась, что с ней был ее бывший, и он заметил, как она встревожена. Она рассказала ему о той ночи.
– Я никогда его таким не видела. Он вывел Бака на улицу и велел держаться от меня подальше. Может быть, Бак почувствовал себя уязвленным и, чтобы выместить злость… – Ее голос прервался.
Она думала, что этот урод изнасиловал Минди, взбесившись из-за их стычки с Муром. К сожалению, такое было возможно: судя по всему, Бак из тех слабаков, которые срываются с цепи, когда чувствуют собственное бессилие. И все-таки Жаклин не должна была винить себя. За то, что он совершил, не нес ответственности никто, кроме него самого.
– Ты не виновата.
Мне очень хотелось, чтобы она мне поверила.
Если Фрэнсис не научился сжимать лапу в кулак, то ко мне постучался какой-то человек. В час пятнадцать ночи. На всякий случай я прихватил бейсбольную биту, но, посмотрев в глазок, тут же отбросил свое оружие и широко распахнул дверь.
– Жаклин? Зачем… – Я потянул ее за руку и, как только она вошла, закрыл за ней. – Что случилось?
Она посмотрела на меня широко раскрытыми испуганными глазами, и мое сердце остановилось.
– Я просто хотела сказать, что я… Мне тебя не хватает, – выпалила она. Ее голос прозвучал почти яростно, как порыв ветра. – Наверное, это звучит смешно – ведь мы почти не знаем друг друга. Только письма, и эсэмэски, и… все остальное… Но мне показалось, будто знаем. Мне и сейчас кажется. Мне не хватает… как же это сказать… вас обоих.
Значит, она разволновалась… потому что ей меня не хватало?
Она напрасно пришла. В доме напротив был Хеллер, и я обещал ему до конца семестра общаться с ней, не выходя за рамки дозволенного. Но то, что сейчас заклокотало внутри меня, требовало вовсе не «дозволенного». Это был огонь, в котором смешалось и желание обладать, и обожание, и голод, и жажда, и нестерпимая надежда на невозможное. Сейчас я не отпустил бы Жаклин даже на пять минут, не говоря уж о том, чтобы позволить ей уйти навсегда. Близость с ней была невозможна, но так нужна!
Для Жаклин это была «фаза плохих парней». Шанс отомстить бывшему.
Я физически ощутил, как внутри меня что-то сломалось. Накрылся механизм самоконтроля. Я перестал думать о том, что потеряю завтра, потому что не вынес бы потери ее, стоявшей передо мной сейчас.
«Да пошли они все!» – пробормотал я, прижав ее к двери и упершись руками в филенку. Разомкнув губы Жаклин, я поцеловал ее так, будто хотел проглотить, а после, чуть отстранившись и стащив с нее пальто, быстро подвел к дивану и усадил к себе на колени. Когда бедра Жаклин обхватили мои, я крепче прижал ее к себе и погладил по лицу. Мы снова поцеловались. Мне хотелось заниматься этим бесконечно. Всю ночь. Чтобы она принадлежала мне, и только мне. Хотелось наплевать на последствия, которых могло быть столько, что разбегались глаза.
Свои очки для ночного чтения я куда-то швырнул, не думая о том, ударятся они об угол стола или пролетят на другой конец комнаты. Рывком стащил с себя футболку и принялся трясущимися руками снимать кофточку с Жаклин, стараясь делать это как можно нежнее. Я скользнул руками по ее ребрам, она притиснулась ко мне, обвив руками шею и запустив пальцы в волосы. В ответ на поцелуй в краешек рта она издала мягкий полувздох-полустон, и я склонился к ее подбородку. Жаклин запрокинула голову, что-то еле слышно бормоча и позволяя мне ощутить губами дрожь под тонкой кожей прекрасной шеи.
Я поцеловал маленькую родинку, которая всегда сводила меня с ума. Она напоминала звездочку на карте, обозначавшую место, где зарыт клад. Как только я провел по ней языком, Жаклин выгнула спину, вцепившись мне в волосы. Моя голова грозила взорваться от мельтешивших образов – слишком соблазнительных, слишком совершенных. Как же она была нужна мне сейчас – вся, какая есть…
Все замедлилось.
Я снял с Жаклин лифчик и, взяв ее груди в ладони, стал легкими дразнящими движениями пальцев обводить соски. Она поцеловала меня глубоким поцелуем. Ее ладонь съехала по моему животу к завязкам на пижамных штанах. Мягкая тонкая фланель не скрывала моего острого желания.
Но я дал слово. Я дал слово!
Мои руки скользнули к затылку Жаклин, и я, уткнувшись в ее плечо, закрыл глаза и выдохнул:
– Останови меня.
– Не хочу, чтобы ты останавливался, – прошептала она, щекотнув мне ухо.
Ее голос прозвучал как воплощение соблазна. На целую минуту я позволил этим сладостным словам взять надо мной верх. Мне хотелось сломаться, нарушить обещание и, отбросив угрызения совести, позволить Жаклин единым махом вскрыть мое сердце. Когда мы перевернулись на бок, я расстегнул на ней джинсы, скользнул пальцами внутрь и поджал их, заставив ее на вдохе произнести мое имя и вцепиться мне в руку – крепко, как будто навсегда.
Я мог бы сделать так, чтобы она полюбила меня. Мог стать для нее тем мужчиной…
Но нет.
– Жаклин, скажи «перестань».
Я взмолился об этом, потому что не находил в себе сил сам выпустить ее из объятий.
– Не скажу.
Она целовала меня, а я, мечтая нырнуть в нее, цеплялся за здравый смысл. Прикосновения раскрытых губ Жаклин сулили мне большее – достаточно прекратить борьбу.
Но я обещал.
Пять секунд: я стяну с ног Жаклин эти джинсы… Четыре: возьму ее прямо здесь, на диване…
– Скажи «перестань». Пожалуйста! – Три: я отнесу ее в свою спальню… Две: брошу на кровать и поцелую в бедро… – Пожалуйста! – Одна: я обману доверие человека, который никогда от меня не отступался.