– Перестань, – наконец произнесла она.

– Спасибо, – сказал я.

Или только подумал, прежде чем уснуть с ней в обнимку.

Глава 21

Лэндон

С заходом солнца на пляже становилось темно, воздух остывал, а приехавшие на весенние каникулы туристы и туристки, наоборот, распалялись.

Рыжеволосая девушка, сидевшая у меня на коленях, в последний раз затянулась косяком, который мы курили поочередно. Когда пепел обжег ей пальцы, она по-мышиному пискнула: «Уй!» – и выронила окурок на песок, где он дотлел и исчез.

– Чего творишь, – нахмурился я, покосившись с трухлявого бревна и поковыряв, как идиот, песок большим пальцем ноги.

Мне не хотелось наступить на уголек.

– А что? Мы уже докурили! – сипло возмутилась рыжая.

Действительно, там бы и на одну затяжку не хватило. Я хотел что-то ответить, но поднял глаза и увидел, что она сосет обожженную кожу. Мысли об окурке вылетели у меня из головы, вытесненные другим желанием. Плотнее прижав девушку к себе, я осторожно взял губами ее указательный палец, оставив большой во рту у нее. Она прикрыла глаза. Мы оба уже были под кайфом. Пока я с нарастающей силой обсасывал ожог, мой подбородок упирался в другую ее ладонь, а ее пальцы царапали мне щеку. Скорее бы эти ногти впились мне в спину, но мне не хотелось делать лишних движений. После длинного, не по сезону жаркого дня, выкуренной марихуаны и короткой, но громкой перепалки с отцом по поводу очередного завала в школе я стал медлительным и ленивым, но не утратил возбудимости. Разомкнув губы, я провел языком по изгибу между большим и указательным пальцем девушки. Она смежила веки.

Я потянул вниз чашечку купальника и высвободил одну грудь. Рыжая раскрыла сверкнувшие глаза, но не отстранилась. Она была не против. Ей хотелось заняться со мной сексом прямо здесь, в двадцати футах от костра, окруженного двумя-тремя десятками людей, которые пили, курили или спаривались. Наверно, мне повезло: ее похоть тоже сочеталась с ленью.

Глухо чмокнув, я выпустил изо рта палец своей подруги и нагнулся к соску. Рыжая потянула в себя воздух и выгнулась, забыв про ожог. Когда я снял лифчик совсем и отбросил его в сторону, она опять сделала вдох и, как лентами, обвила руками мои плечи, произнеся волшебные слова: «О боже… Да, скорее, давай!»

Неплохо! А я ведь ее еще ни разу не поцеловал и, может быть, теперь уже не буду. Секс без поцелуев – это что-то необычное. Я любил новые впечатления, но в последнее время их было все меньше.

И тут закричала Эмбер Томпсон.

Сначала я не обратил на это внимания. Подумал, что она, как всегда, просто привлекала к себе внимание. В ее голосе мне почудилась непривычная паника, но, может быть, тупица-брат дал ей курнуть и у нее развились параноидальные глюки? Марихуана – удовольствие не для субтильных четырнадцатилеток. Они не умеют дозировать затяжки. Если я, выкурив косяк, трахну девицу, сидящую у меня на коленях, а после нажрусь до отвала и усну спасительным сном без сновидений, то девчонку-подростка такая же доза может довести до буйного помешательства.

Едва я распечатал мой единственный презерватив, раздался еще один крик.

Черт бы побрал придурковатого братца этой Эмбер! Я увидел его у костра с косяком и большой банкой пива в лапах. Шатаясь, он ржал над чем-то с двумя другими парнями.

Моя девица застонала и прижалась ко мне. Сжимая в одной руке презерватив, а в другой – толстый хвостик мягких рыжих волос, я крикнул: «Эй, Томпсон!» Рик быстро огляделся и вернулся к прерванному разговору. «Черт! – пробормотал я и окликнул его еще раз: – Томпсон, придурок!» Он перешел на другую сторону костра, укрывшись от меня за высокими языками пламени.

– Ну чего ты орешь? – заныла рыжая.

Когда Эмбер закричала опять, ее голос прозвучал откуда-то издалека, и в нем уже совершенно отчетливо звучал страх. Но всем было на это насрать. Кроме меня.

Я встал, и теплое податливое тело девушки соскользнуло с моих колен. Я сунул ей в руки презерватив и усадил ее на бревно. Она тут же потянулась к завязкам на моих шортах: решила, что я предлагаю ей продуть меня перед трахом, и была к этому вполне готова.

Черт бы побрал эту ночь!

– Сейчас вернусь, – сказал я, крепко сжав ее плечи.

Она озадаченно заморгала и чуть скривила губы. Ее можно было понять. Даже обдолбанный, я прекрасно понимал, что в такой момент нельзя было ляпнуть ничего глупее.

Эмбер закричала в четвертый раз. Судя по всему, оттуда же, откуда кричала несколько секунд назад. Я развернулся и побежал. От костра, от девушки, которая была уже на все согласна. Мчась по темному пляжу, я проклинал Рика Томпсона и собственную совесть.

Когда мои глаза привыкли к почти полному мраку, я разглядел две фигуры. Они целовались. «Здорово! – подумал я. – Просто офигеть! Я бросил самую сексуальную девчонку из всех, кого повстречал за последние недели, и предпочел месить песок, а это просто сестренка Томпсона любит повизжать, когда обжимается с парнями». Но маленькая фигурка тотчас рванулась в сторону, а большая поймала ее и повалила на землю. Очередной вопль Эмбер означал не «Давай!», а «Отпусти!».

Я бросился вперед, выписывая на песке зигзаги: от выкуренного меня вело. Последнее, что я четко запомнил, выглядело так: левой рукой я поднял парня с земли, а правой двинул ему в челюсть. Когда кулак врезался в кость, я испытал будоражащую боль. Парень не упал, и я ударил его еще раз. Потом еще и еще – пока ярость, смешанная с эйфорией, не достигла своего апогея и не вырубила меня.

Я разбил себе костяшки. Все сосуды полопались. Раньше я и не знал, что так бывает. Кисть правой руки превратилась в сплошной разбухший синяк и страшно болела, но больше на мне не было ни царапины.

Зато мой противник получил сотрясение мозга, после которого несколько часов пролежал в состоянии, граничащем с коматозным. Я чуть его не убил. Чуть не убил, но не помнил, как это произошло.

А помнил я наручники. Заднее сиденье патрульной машины. Регистрацию в отделении. Провонявшую потом и мочой камеру, в которой я, слава богу, сидел один. Поскольку мне уже исполнилось семнадцать лет, меня привезли не в детскую комнату, а во взрослый обезьянник. От выкуренной марихуаны и адреналина, поступившего в кровь во время драки, я трясся и никак не мог остановиться.

Через какое-то время мне будто стрельнули в голову:

– Максфилд! – Это рявкнул полицейский. – За тебя внесли залог. Давай выметайся отсюда поживее, если, конечно, не хочешь остаться.

Поднявшись с лавки, я заковылял к выходу. Думал, что увижу отца. Он действительно пришел, но рядом с ним стоял Чарльз. Я и забыл, что Хеллеры проводили каникулы в нашем городке, потому что мы с ними почти не виделись: мне было не до них.

Домой я ехал на заднем сиденье машины Чарльза, за всю дорогу не издав ни звука. Все трое хранили гробовое молчание. Вместо того чтобы высадить нас у крыльца и вернуться в гостиницу, Хеллер зашел с нами в дом.

– Я в душ, – пробормотал я.

Никто не возразил.

Когда я включил воду, из-за тонкой, как картон, перегородки до меня донеслись обрывки разговора:

– Рэй, так ты его потеряешь. – Повисла пауза. Я затаил дыхание. – Ты мой друг, я тебя люблю и именно поэтому хочу сказать правду: ты давно пустил все на самотек. Синди умоляла отвести его к психотерапевту. Ты не захотел. Мы умоляли тебя не отрывать его от друзей, от нас, наконец. Ты не послушал и переехал на другой край страны. Раньше он учился в хорошей школе, а теперь… ему на все плевать. Это же не первая драка? А еще наркотики и наверняка алкоголь – куда без этого? Рэй, он хватается за все подряд, чтобы уйти от реальности, потому что именно так поступил и ты. – В ответ отец что-то пробормотал. – Знаю, но этого недостаточно. Ему нужна цель. Он должен понять, что чего-то стоит.

Еще одна пауза. Я сглотнул. В глазах защипало. Хеллер понизил голос, и продолжения разговора я не слышал. Через несколько минут я обернул вокруг бедер полотенце и прямиком прошлепал к себе, не глядя на отца с Чарльзом, сидевших за кухонным столом.