Мелоди подошла так близко, что я уловил тепло ее идеально загорелой кожи и еще памятный запах: какую-то искусственную смесь цветочных и пряных нот. Теперь кончики ее пальцев скользнули по моей груди и задели серьгу на соске.
– Вечеринка у бассейна? – Я махнул рукой с банкой. – Девушки, если вы не еще заметили: у нас тут, вообще-то, есть океан. Костер, пиво – и что еще нужно? Зачем нам бассейн?
– Это закрытая вечеринка. Не для всех. – Мелоди поморщила нос, окинув взглядом парней помладше: в пылу спора о воспламенении газов они подошли к костру вплотную и принялись пердеть, рискуя себя подпалить. – Только для выпускников.
– Ладно, – сказал Бойс, обращаясь к Перл. – Скоро будем. Без нас не начинайте.
Мелоди закатила глаза, но мой друг этого не заметил, а если бы и засек, то вряд ли смутился бы. Он, бедняга, смотрел только на Перл.
Трейлер, в котором Бойс жил со своим отцом, клонился к стене автомастерской, как пьяница, который уже не стоит на ногах. Два из трех окон комнаты Бойса выходили прямо на кирпичную кладку: до нее можно было достать рукой, а в скором времени ржавый односекционный домик грозил и вовсе с ней соприкоснуться.
Войдя, мы резко повернули направо, дабы избежать встречи с мистером Уинном, который уселся перед плоским экраном, занимавшим большую часть «гостиной». Как и следовало ожидать, на церемонию вручения аттестатов отец Бойса не явился. Уинн-старший неукоснительно соблюдал свой режим: вечером напивался в стельку, утром мучился с похмелья, днем ходил трезвый и злой. Уж в чем в чем, а в непостоянстве обвинить его было нельзя.
– Валите отсюда, засранцы! Я игру смотрю! – проревел он, не вставая с трухлявого кресла, на котором чаще всего и засыпал и которое мой друг, по собственному признанию, раз десять хотел поджечь.
В последнее время угрозы Бада Уинна не производили на Бойса особого впечатления. Год назад, во время очередной взбучки, он дал отцу сдачи, и с тех пор тот лаял, но не кусался. Теперь, когда моему товарищу исполнилось восемнадцать, он, пожалуй, мог и убить папашу. Оба это понимали и потому заключили загадочное для меня зыбкое перемирие.
Бойс прихватил то количество наркоты, которое в случае чего не грозило серьезной статьей. Мы вернулись в его «транс-ам» и поехали на другой конец города, к особняку Фрэнков.
– На сегодня у меня большие планы, – объявил Бойс, тыча в кнопки стереосистемы с таким видом, будто запускал космический корабль.
– То есть?
– Сегодня. Мы. С Перл. Займемся. Этим. Где «это» равняется… Короче, я собираюсь побывать у нее между ног. – Я не ответил. Он покосился на меня. – Чего?
Я закусил губу. Мне ужасно не хотелось говорить такие вещи, тем более своему лучшему другу, но я не имел права молчать.
– Просто… вдруг она не…
– Черт! Лэндон! – Бойс фыркнул и покачал головой, стащив с себя бейсболку, а после снова ее напялив. Все это время он не отрывал глаз от дороги. – Ты что, первый день меня знаешь? Думаешь, у меня вообще нет никаких принципов? Расслабься, – сказал он усмехнувшись. – Я понял. Не знаю, что там у тебя в свое время стряслось, и, черт подери, не хочу знать. Но можешь не беспокоиться: если я трахну эту спесивую башковитую… – он осекся: язык не повернулся назвать Перл тем, кем она не была, – то сначала она будет об этом молить. Иначе я к ней не прикоснусь. Усек?
Бойс метнул в меня хмурый взгляд. Я удовлетворенно кивнул.
Про то, что у меня стряслось, я не рассказал бы ему, даже если бы он спросил. Но он не спрашивал.
Я вспомнил о Мелоди. А вдруг она будет меня умолять? Я соглашусь?
Мозг выдал тихий, но твердый ответ: «Нет».
– Эй, Уинн! Высади-ка меня на пляже, старик.
Бойс сделал музыку тише:
– Не хочешь идти?
Я покачал головой. Он вздохнул:
– А и правильно. Кому, на фиг, нужен этот чертов бассейн, когда есть океан?
– Я не прошу тебя отказываться от последнего шанса с Перл.
Он хитро улыбнулся краем рта и изогнул бровь:
– Я и не отказываюсь. Если ее предки уехали сегодня, то их точно не будет еще неделю, а то и дольше.
– Чувак, мы выпустились из школы, и через пару месяцев Перл уедет в колледж. Если ты за три года не…
– Никогда не говори «никогда», Максфилд. Я отмороженный на всю голову, но в этом тоже есть свои плюсы. Я никогда не сдаюсь.
Мы захохотали. На широком месте дороги Бойс развернулся, снова включил стереосистему на полную громкость и погнал машину к пляжу.
Лукас
Тишина никогда не бывает полной. Так устроено человеческое ухо: ему всегда надо что-то слышать, даже если слушать нечего. Хотя бы какой-нибудь отдаленный невнятный шум. Оно похоже на космический аппарат, который ищет жизнь там, где ее нет.
Смолк голос отца: «Береги маму». Прекратились крики матери: «Лэндон!» Стихли мои сдавленные хрипы. Я набрал полные легкие воздуха и с трудом его выдохнул. Сглотнул. Сделал еще один вдох. Все это гулко отдавалось в мозгу.
Вдруг я услышал мяуканье. Фрэнсис запрыгнул на кровать и направился прямиком ко мне. Боднул головой в бицепс. Я уронил руки, которыми сжимал виски, и остался сидеть, упершись локтями в колени. Кот ткнулся в меня еще раз, как будто куда-то гнал. Я выпрямился.
Я босой. В старых джинсах. Без рубашки. Сижу на постели.
Жаклин.
Я обернулся, но ее нигде не было. Сбитые простыни, одеяла и подушки напоминали штормовое море. Да, тут пронесся настоящий ураган. Еще какой. А потом Жаклин призналась в том, что сделала. Испытав резкую боль, я прижал руки к груди и зажмурился. Мне не хотелось возвращаться в этот кошмар.
«Хочешь, чтобы я ушла?»
Мои глаза резко раскрылись. О господи! Я сказал «да»!
Встав, я нашел на полу свой вывернутый наизнанку джемпер. Подобрал его и надел. Натянул носки, сунул ноги в ботинки. Схватил куртку, висевшую на спинке кухонного стула, и ключи, валявшиеся на столешнице.
Я еще мог, я должен был это исправить.
Я влез в рукава, дернул плечами и, не застегиваясь, быстро вышел через переднюю дверь на лестницу. Попасть в общежитие теперь будет не так просто, как раньше: слишком мало осталось людей. Экзамены закончились, и почти все разъехались по домам. Я позвоню ей с крыльца. Уговорю впустить. Я был готов просить прощения. Ползать на коленях, если придется.
Господи, только бы она ответила! Если не возьмет трубку, буду ночевать у нее в грузовичке.
Я уже седлал мотоцикл, когда услышал шум шагов по подъездной дорожке. Жаклин бежала ко мне, но меня не видела. Она смотрела на ступеньки, ведущие к моей квартире. Я двинулся навстречу, раскрыв рот, чтобы позвать ее, но тут она упала, и я заметил Бака. Волосы Жаклин были зажаты у него в кулаке. Черт! Только не это!
Он навалился на нее сверху, но она повернулась на бок и столкнула его. Поднялась и побежала. Он ринулся за ней.
В тот самый миг, когда ему почти удалось ее поймать снова, я схватил его, отбросил и встал между ними. Взглянув на Жаклин, я увидел, что ее грудь залита кровью. По кофточке расплылся огромный, страшный темный круг, похожий на смертельную огнестрельную рану. О боже мой, нет! Но она, глядя на меня расширенными глазами, быстро отползла на четвереньках. Если бы ее действительно ранили в грудь, пулей или ножом, она бы не двигалась.
Бак встал. Нос у него был расквашен. Так вот откуда пятно! Жаклин ему уже врезала.
Ну хорошо, сейчас добавлю.
Мои глаза уже почти привыкли к темноте, но осветительная система Хеллеров реагировала на движение. Сработал один из прожекторов, и на нас упал тусклый луч.
Темные глаза Бака смотрели сосредоточенно и упрямо. Он был трезв и двигался выверенно. Когда он попытался обойти меня (как будто надеялся, что я позволю ему просто так снова приблизиться к предполагаемой жертве), я загородил ему дорогу. Стоя спиной к Жаклин, я с точностью до дюйма знал, где она находилась. Я чувствовал ее затылком, как будто она была частью меня. Плотью от плоти моей. Кровью от крови.