— Вы хотите что-то сообщить? — чуть погодя подсказал Дэвид. — Или о чем-то попросить? Вы знаете, я сделаю все, что в моих силах.
— Знаю, — прошептал Чалмерс. — Вы хороший друг. Да, мне есть о чем... попросить.
— Излагайте.
— До этого я дойду. Сначала скажите: вы видели Китти и Дональда?
Дэвид кивнул.
— Минувшим вечером я с ними ужинал.
— Тогда вы знаете, сколь... — Чалмерс подбирал слова и, по всей видимости, силился отдышаться, — сколь ослабла Китти.
Дэвид молчал, не зная, что можно говорить, а что нельзя. В итоге он определился:
— Китти справится. Дональд о ней позаботится. Вы же знаете, правда?
Чалмерс кивнул.
— Дональд замечательный юноша.
Он закрыл глаза, нахмурив брови, словно ему больно, при каждом прерывистом вдохе худая грудь ходила ходуном.
Разомкнув веки, Чалмерс произнес:
— Бедная Китти. Она всегда была... моей солнечной девочкой.
Дэвид серьезно посмотрел на Чалмерса.
— И опять ею станет. Она пережила непростые времена, но с помощью Дональда придет в себя. Она сильная. Каждая барышня мечтает о столь заботливом муже.
Чалмерс едва различимо кивнул, улыбнулся радостно и в то же время тоскливо.
— Они счастливы. По-настоящему любящая пара. Это...
Он замолк, снова закрыв глаза и напрягшись. Дэвид встал со стула и навис над Чалмерсом. Он встревожился, но не знал, как поступить.
Спустя минуту Чалмерс открыл глаза и дрожавшей рукой указал на кувшин, стоявший на тумбочке. Дэвид осторожно налил в чашку нечто похожее на воду и поднес к губам Чалмерса, обхватив его за плечи. Он чувствовал острые худые лопатки, выпиравшие через ночную рубашку, да и весил он ничтожно мало. Чалмерс напоминал шелуху, высохшую и готовую к тому, что ее сдует порывом ветра.
Как только Чалмерс напился и перевел дух, он опять заговорил:
— Слава богу, Китти вышла замуж за любимого мужчину. Лишь по сей причине и стоит жениться, юноша.
Дэвид разглядывал друга. Чалмерс, как никто другой, знал, что люди зачастую женились не по любви. Его собственный брак — это холодный расчет. Более того, Элизабет, старшая любимая дочь, вышла замуж за сэра Аласдера Киннелла после того, как разочаровалась в любви к Дэвиду. Дэвид, испытывавший чувство вины за то, что нескладно ей отказал, успокоился, узнав о браке, порадовался, что Элизабет столь удачно вышла замуж. Только вот позже он выяснил, что Киннелл над ней измывался.
— Я женился не по любви, — изрек Чалмерс. — Маргарет была дочерью старшего адвоката. На четыре года старше меня. Отец дал понять, что у нее приличное приданое, что он поможет мне в карьере. — Он закрыл глаза. — Тогда я был честолюбивым.
Дэвид не удивился, что брак Чалмерса с самого начала лишен нежных чувств. Супруга у Чалмерса горделивая, надменная женщина. Она не выказывала привязанности к супругу, все то время, что Дэвид знаком с Чалмерсом, она не почитала мужа и даже не пыталась скрывать презрение к его гостям, коих считала хуже себя.
— Я бы ничего не стал менять, — продолжил Чалмерс. — У меня четыре чудесные девочки, коих я люблю больше жизни. Но правда в том, что наш брак никогда не был счастливым. Она всегда была холодна. — Он опять закрыл глаза и старался дышать. Видимо, накатила очередная волна боли. Какое-то время помолчав, он добавил: — Вероятно, я тоже. Мы всегда жили как чужие люди.
Дэвид невольно сопоставил мрачную картину, нарисованную Чалмерсом, с тихим довольством родителей. У них никогда не имелось ни денег, ни положения в обществе, коими пользовались Чалмерс с супругой, зато у них имелось нечто более ценное: глубокая любовь, что пережила сотни испытаний, — потерю детей, скудный урожай и суровые зимы. Как бы ни было плохо, они всегда могли опереться друг на друга.
— Наверное, сложно, — пробормотал Дэвид, — жить как чужие люди.
— Я даже не представлял, насколько сложно, пока не встретил человека, что стал мне по-настоящему близким, — эмоционально сознался Чалмерс. Выдержав паузу, он добавил: — Я не намеревался этого делать. Она была овдовевшей клиенткой. Сначала мы стали друзьями. А гораздо позднее любовниками.
Дэвида повергло в шок. Он даже не догадывался. Чалмерс ни разу словом не обмолвился.
— Она знает о вашей болезни? — справился он.
Чалмерс, покачав головой, смежил веки и дернул кадыком.
— Она скончалась три года назад.
— Боже, Чалмерс. Мне так жаль.
— То время было кошмарным. Я ни с кем не мог о ней поговорить. Она была любовью всей моей жизни, а мне приходилось вести себя так, будто она никогда не существовала. Словно сердце у меня не разбилось.
После столь тягостного признания сердце у Дэвида сжалось.
— Как ее звали?
— Мэри. Мэри Каннингем.
— Рад, что вы... что вы нашли с ней счастье.
Слова прозвучали высокопарно, однако говорились от души. Дэвид знал, что Чалмерс все понял правильно.
— А я рад, что могу о ней рассказать. Все это время казалось, будто я отрекался от ее существования. Отрекался от того, что любил ее. — Он выдержал паузу. — От любви нельзя отрекаться.
— Она бы поняла, — откликнулся Дэвид.
Ответил Чалмерс не сразу:
— Вряд ли. Она умерла в одиночестве. После того как она захворала, я нанял сиделку, поскольку не мог постоянно находиться рядом. Это случилось после того, как я ушел на званый ужин, устроенный Маргарет. — Он закрыл глаза, голос дрожал и сочился сожалением. — Умерла она рано поутру. Меня рядом не было. Мне уже никогда не выпадет шанса быть рядом, когда ее не стало. Меня хватило только на то, чтобы приползти сюда и отужинать с какими-то занудами. Маргарет хотела, чтобы я их очаровал.
Страдание отразилось у Чалмерса на лице. Эта бездонная душевная боль намного мощнее боли физической, что ныне он сносил.
— Вы по-прежнему считаете, что она бы поняла, юноша? — прошептал Чалмерс.
Нельзя отрицать: признание Чалмерса изменило мнение Дэвида. Он вообразил, как его оставлял Мёрдо, дабы выполнить обязательства перед будущей женой, и диву дался, сколь мучительной оказалась эта мысль. Но он не хотел очутиться в таком положении. Уже очень давно он решил, что порвет с Мёрдо, едва на горизонте возникнет потенциальная жена.
— Но даже не об этом я жалею больше всего, — измученно продолжил Чалмерс.
— А о чем?
— Я признался Мэри в любви, только когда она расхворалась до такой степени, что слов уже не разбирала.
Чалмерс скривился от самопрезрения, и сердце у Дэвида заныло.
— Готов побиться об заклад, что она знала, — прошептал он.
Однако Чалмерс покачал головой.
— Слова наделены силой. Я не стал признаваться, чтобы наказать себя за неверность. Но когда Мэри занемогла, я осознал, что наказал и ее. Слова... — он порывисто вздохнул, — слова прозвучали гораздо могущественнее, чем я представлял. Но поскольку Мэри не слышала, слова не имели значения. Иногда мы обязаны говорить. — Он закрыл глаза. — А нас должны слышать.
Измученный долгим разговором, Чалмерс повалился на подушки и погрузился в легкую прерывистую дрему.
В то время как он дремал, снова появилась миссис Джессоп. Она принесла поднос, кой поставила на буфет, налила чаю, добавила молоко и сахар и передала чашку Дэвиду. Такой чай он не любил, но все равно с благодарностью пил, покуда она проверяла Чалмерса. Чалмерса тоже ждала чашка, но не с чаем. Миссис Джессоп поставила ее на тумбочку рядом с постелью на случай, когда он очнется. Засим она на цыпочках удалилась.
Наконец-то Чалмерс пошевелился. Стоило Дэвиду указать на лекарство, он комично поморщился, однако для удобства позволил себя приподнять.
Дэвид поднес чашку к губам, и Чалмерс принял большую часть содержимого, после чего вновь повалился на подушки.
— Хочу попросить вас об одолжении, Дэвид.
— Излагайте.
— Это связано с Элизабет.
— Я догадался.
Снова повисла тишина. Чалмерс собирался с духом. Дэвид уже уразумел, что умирающий друг делал все душераздирающе медленно.
— На прошлой неделе я получил письмо от Чарльза Карра, моего шурина. Он солиситор, управляющий доверительной собственностью Элизабет.
— Да, я помню.
Дэвид, как один из попечителей, до сей поры не исполнял своих обязательств — после несчастного случая Дональд взвалил эту ношу на себя.