Тангера отметила про себя острые скулы, узкое смуглое лицо, твёрдые губы: жёсткий характер. Но при этом в чеканном лице не было и следа надменности или презрения.

Диана встревожилась. Она великолепно улавливала даже поверхностное внимание, но здесь это мастерство не требовалось. Потаённый взгляд под тёмными очками, пристально-изучающий, обжигал и словно пробирался под кожу. Пугающе неподвижная незнакомка казалась ей больной пантерой, загнанной, изнурённой, но от этого ничуть не менее опасной в своей свирепой силе. В отличие от привычных: восхищённых, пылких, флиртующих, этот взгляд был угрожающим, и Диана едва дождалась, пока стихнет музыка. Репетиция завершилась, и, пока партнёры собирали аппаратуру, перебрасываясь весёлыми и признательными фразами, тангера отбросила внезапное трусливое желание сбежать и решительно направилась к загадочной наблюдательнице.

Но, сделав несколько шагов, она замерла. Воздух стал плотным, густым, и тревога, как это бывало и раньше, вспыхнув, превратилась в обычную бесшабашную весёлую дерзость – Диана ненавидела бояться. Она склонила голову, так же пристально оглядела молчаливую незнакомку, улыбнулась и вопросительно посмотрела на очки. Но в ответ на её демонстративный взгляд на бесстрастном лице не дрогнул ни один мускул. Тогда тангера внутренне собралась, будто выполняя сложное ганчо[3], и негромко спросила:

– Здравствуйте. Прошу прощения, что вторгаюсь в Ваши размышления, но обычно всё-таки нас так долго не рассматривают. Вас привлекает музыка, или Вы хотели поговорить со мной?

Танда 1

[4]

Огромный новый дом в стиле лофт, с рестораном и конференц-залом, химчисткой и прачечной, подземными стоянками и лобби-барами надменно возвышался на Васильевском острове, на набережной Малой Невы и Финского залива. Прозрачные стеклянные стены вспыхивали и гасли, а Майя всё ещё то стремительно ходила по дубовому полу громадного зала на одиннадцатом этаже, то бесцельно замирала у панорамных окон, сквозь которые виднелось желтоватое пространство вечернего Петербурга с его гранитными парапетами, шпилями и куполами соборов, причудливо изломанными крышами и – далеко внизу – ленивой маслянистой тёмной водой залива.

Компьютер исправно звякал, оповещая об очередной порции электронных сообщений, телефон жужжал, сообщая всем стремившимся дозвониться странную фразу: «Я имею право хранить молчание. Перезвоню». Но директор безопасности, которая традиционно всегда была на связи, уже больше двух часов игнорировала любые попытки внешнего мира пробиться к ней. Майя поглядывала на экран телефона, но отвечать ей не хотелось. Отец после утреннего скандала звонить не будет минимум неделю, с матерью и братьями в последнее время даже короткие разговоры стали большой редкостью, а остальной мир, в общем-то, переживёт её отсутствие.

Верлен потирала предплечья, царапала ногтями загривок, тёрла глаза, и всё пыталась понять, что это было, там, у Монплезира. Ответ никак не приходил. Вместо него по коже каскадами шёлка струились воспоминания.

Там, на древних камнях, от мягкого контральто, произносившего простые фразы, тысячи колибри внезапно вспорхнули от ступней, пролетели сквозь всё тело и ринулись в разные стороны. Майя даже невольно осмотрелась по сторонам: на долю секунды ей показалось, что она попала в какую-то аномалию. Но нет. Перед ней всё так же стояла Диана и бесстрашно рассматривала её непроницаемые очки, да так внимательно, что зачесался узкий шрам на виске, полученный в прошлом году. Позвоночник превратился в мёд, и несколько птиц, видимо, в нём застряли, отчаянно трепеща крыльями, – иначе как объяснить, что спустя уже – сколько? пять часов? шесть? – щекотный холодок где-то в пояснице и под сердцем так и не прошёл, а воздух так и остался терпко-ватным.

«Чушь несусветная!» – от того, что никогда в жизни подобные ощущения не обрушивались на неё, Майя нервничала, и это откровенно мешало спокойно оценить тот разговор. Она уже десятки раз воспроизводила его в голове, но так и не смогла найти логическое объяснение своей реакции. Пытаясь разобраться, усадила себя за стол, чтобы отстранённо зафиксировать: кто, где, что делать дальше. Достала лист бумаги, взяла карандаш, покрутила в пальцах, постучала блестящим наконечником по зубам, а потом всё бросила, поднялась и снова стала стремительно кружить по комнате, вспоминая каждое слово Дианы, каждый жест, каждое движение…

* * *

Когда молчание затянулось и превратилось в уже неприличную паузу, Орлова уже настойчивее спросила:

– Вы делаете мне изысканный комплимент, теряя дар речи от танго. Соглашусь с Вами, что музыка завораживает. Но всё же буду рада, если Вы назовёте мне своё имя.

Всё так же неподвижно стоящая перед ней незнакомка, наконец, медленным движением, словно сдирая дужками очков присохшую плёнку непроницаемости, сняла очки и негромко представилась:

– Майя Верлен.

Тангера дёрнулась. На её открытое, улыбчивое лицо упала маска отрешённости, глаза потухли, будто кто-то задул свечи. Полуобернувшись и нарочито внимательно рассматривая отошедших от них партнёров по танго, пробормотала:

– Так, значит, Вы и есть – Май… Это весьма необычно – называть детей по месяцам рождения: Март, Май, Юл и Август.

Диана запнулась:

– Прошу прощения, кажется, в другом порядке.

– Май, Юл, Август и… – Верлен сделала горлом странное движение, будто проглотила короткий всхлип, – Март. Марта.

– Конечно, Марта же самая младшая…

Диана всмотрелась в зеленовато-песочную холодность глаз Верлен:

– То, что Вы здесь, вряд ли может быть случайностью. Что привело Вас ко мне?

– Мне надо поговорить.

Орлова отступила на шаг, бросила на собеседницу быстрый взгляд, будто дала пощёчину. Это ощущение было таким чётким, что Майя едва не вскинула руку в защитном жесте. Совсем плохой признак: за десять минут её тело уже дважды ошиблось. Père[5] был прав, не стоило затевать такую длинную игру, когда она не готова. И будет ли она когда-нибудь к ней готова? Да и после любой игры король и пешка падают в одну коробку… Ведь всё можно было решить проще. Жёстче. Быстрее. Но вернее ли?..

– Мне сложно будет сообщить Вам что-то новое, после всех допросов и унижений. Я очень надеюсь, что Вы меня понимаете. Всё, что я знала, можно прочесть в протоколах, – холодно бросила тангера.

Пугать Диану было нельзя. Напротив, нужно было приложить все силы, чтобы завоевать её доверие. «Чёрт, да встряхнись ты, мешок с костями! Города надо брать обаянием!»

Верлен плавно шагнула вперёд. Она вроде и не улыбнулась, но в её миндалевидных глазах цвета осеннего кленового листа будто вспыхнули золотистые брызги, голос неожиданно потеплел, а исходящий от неё едва уловимый аромат лимона, кедра и осеннего дыма вдруг показался странно манящим:

– Мне нужны не протокольные сведения, Диана. Мне нужна Ваша помощь. Я не сумею справиться без Вас, в одиночку.

Это неожиданное превращение из ледяной статуи в притягательную женщину поразило и заинтриговало Диану. Чтобы собраться с мыслями, она медленно двинулась через площадку к белеющей балюстраде, не удивляясь тому, что Верлен мягко ступает за ней, словно перетекая в её следы. Ласковые и сердитые волны, целующиеся и дерущиеся с гранитными валунами, завораживали и утешали. Эта поддержка залива, как и стоящего за спиной похожего на крепость дворца, обычно дарящего ей защиту и удовольствие, оказалась очень нужна именно сейчас: «Единственное, что могу предположить, это то, что мы будем говорить о Марте. Вряд ли у нас найдутся другие темы для разговора. Но вот о какой помощи меня будут просить? Да и хочу ли я этого? Я могу сбежать, отказаться, согласиться. Да что угодно, она не будет преследовать меня. Наверное, не будет… Но…».

Сделав несколько шагов, девушки остановились у балюстрады, на самом краю мыса. Верлен, будто про себя, вымолвила:

– Вы знаете, что Пётр Первый говорил об этом дворце?

Танцовщица бросила острый взгляд:

– Я не претендую на лавры интеллектуала: я очень люблю Монплезир, но в памяти моей всплывает лишь одна связанная с ним фраза: «Здесь и сердце бьётся по-особенному, и у мыслей крылья распахиваются»…

Верлен незаметно вздрогнула, словно задула вспыхнувшую искорку удивления от неожиданной созвучности. Повернулась и, рассматривая мягкий профиль Дианы, бесстрастно кивнула:

– Это я и имела в виду. Что ж, так совпало, что мы встретились именно здесь. Возможно, Монплезир принесёт нам удачу.