Аленка взвизгнула и бросилась меня целовать, чем немало удивила своих друзей-одноклассников. Заметив их реакцию, Аленка, нимало не стесняясь, сказала:
– У нас, ребята, с Саввой давняя, можно сказать, застарелая любовь, я же вам немного об этом рассказывала, так что принимайте все как есть и не удивляйтесь. Он много лет тому назад безнадежно влюбился в мою сестру, а я – также безнадежно – в него.
– Минуточку, почему же ты до сих пор об этом молчала? – шутливо удивился я. – Почему я узнаю об этом только сейчас?
– А чего ты хотел, – рассмеялась Аленка, вновь обнимая меня, – чтобы я, тогда двенадцатилетняя писюха, стала объясняться тебе в любви?
– Зато у тебя есть шанс сделать это сейчас, – подмигнув мне, с улыбкой заметила Ирина, полная шатенка, Аленкина подруга.
– Действительно, – весело поддержали остальные. – Давай, Аленка, раскалывайся.
Аленка повернулась ко мне, лицо ее сделалось серьезным.
– Я люблю тебя, Савва, и очень давно, вот уже семь долгих лет. Большой и безнадежной любовью.
– Почему же безнадежной, – включился я в игру. – Пожалуйста, с этой самой минуты я весь принадлежу тебе, хочешь – люби, хочешь – топчи меня, от тебя я все готов стерпеть, как терпел когда-то.
Аленка шагнула ко мне вплотную, посмотрела в глаза – долго и серьезно, затем поцеловала – в губы. Сильно и требовательно. Этот поцелуй по всему моему телу отозвался сладостным, подзабытым уже томлением. Посмотрев на ребят и девчонок, которые в эту минуту напряженно наблюдали за нами, я решил превратить этот эпизод в шутку и сказал:
– Ну, кто еще хочет в этот замечательный вечер поцеловать бармена, причем совершенно бесплатно? – Молчаливая пауза. – Ну, раз желающих нет, значит, нам пора собираться.
Несколькими минутами позже мы покинули бар, ребята ушли вперед, Аленка ожидала меня у дверей ресторана.
Она взяла меня под руку, и мы медленно тронулись следом за ее друзьями-одноклассниками.
– Ты пойдешь сейчас домой, к своей жене? – спросила Аленка, и вновь какой-то спазм перехватил мне горло.
Я ответил глухо, с усилием:
– Нет, Аленка, я не… В общем, мы с женой не живем больше вместе.
– Я почему-то почувствовала это, – очень серьезно сказала она. И тут же спросила, легко коснувшись моих волос рукой: – А эта седая и такая симпатичная прядь у тебя от нее?
– Да, – ответил я. – Ты угадала. Это копия той раны, которую она оставила в моем сердце.
– Твоя жена, она красивая? – спросила Аленка.
– Да, пожалуй, даже слишком красивая, – ответил я. – Оттого, наверное, и беспутная. Но это не важно – я любил ее, и не только за красоту, но теперь все в прошлом. Ужасно любил…
– И теперь ты ужасно страдаешь?
– Я больше никогда и никого так не полюблю. Уже не смогу. Прости, Аленка, мне тяжело об этом… А тебе и вовсе знать и слышать об этом ни к чему.
– Я готова ее убить, – неожиданно жестко произнесла она. – Только за то, что она сделала тебе больно, заставила тебя страдать.
– Все красивые женщины больно ранят и заставляют мужчин страдать, – скривившись, произнес я.
– Я бы не смогла сделать тебе больно, – просто сказала она, сжимая своей ладошкой мою руку. Затем, после минутной паузы спросила: – А где ты теперь живешь?
– Я… я живу… в ресторане, – проговорил я, мне отчего-то вдруг стало стыдно за эти слова.
– Так ты спишь прямо в баре?
– Да, – смущенно сказал я. – Там у меня для этого все условия: душ, матрас, еда, напитки, «Аленка», например.
– Ага, – усмехнулась она. – И напитки тоже…
Мы шли какое-то время молча. У выхода из парка нас дожидались Аленкины друзья.
– Ленка, – спросил один из ребят, Игорь, – тебя домой проводить?
– Нет, спасибо, – ответила она быстро. – Меня Савва проводит. Правда, Савва?
– Ну конечно, – ответил я.
Ребята стали прощаться, и вскоре ушли, а мы все стояли и разговаривали.
– Давай вернемся к тебе, в бар, – мягко сказала Аленка, держа обеими руками меня под руку. И тут же спросила: – Это возможно?
– Конечно, возможно, – произнес я бездумно.
– Я нашла тебя через много лет, после того как потеряла, и теперь боюсь вновь потерять, – прошептала Аленка, стараясь приноровиться к моему шагу, но по-прежнему не выпуская моей руки из своих рук. – Причем встретила тебя не в самый лучший период твоей жизни.
– Это уж точно. И все равно это замечательно, потому что я очень рад тебя видеть. Вне зависимости от всего остального. Ты – это ведь часть моего прошлого, его приятный миг.
– И ты – часть моей жизни и моего детства.
Я даже не заметил, как мы вновь оказались в баре.
Убавив мощность светильников до минимума, мы с Аленкой присели за столик.
– Выпьешь чего-нибудь? – спросил я.
– Нет, ничего не хочется, – ответила она. – Мне и так хорошо. Потому что ты и я – вновь вместе. И от этого мне просто хорошо.
– А спать ты еще не хочешь? – спросил я, беря и прижимая ее ладонь к своим губам. – Уже час ночи.
– Но ты же не выгонишь меня? – спросила она. – Ты не выгонишь свою маленькую, непослушную Аленку? Не нашлепаешь меня как когда-то?
– Нет, не выгоню и не нашлепаю, – ответил я. – Хотя, может, ты этого и заслуживаешь.
Аленка встала, наклонилась ко мне и, обхватив мое лицо ладонями, вплотную приблизила свое лицо.
– Обними меня, Савва, – прошептала она, прижимаясь ко мне всем телом.
Я повиновался, осторожно обняв ее.
– Ну же, не так, обними как мужчина обнимает женщину.
– Я не… Аленка… Ну, я не знаю…
– Глупенький, я еще тогда, в двенадцать лет мечтала о том, что ты когда-нибудь сожмешь меня в своих объятиях. По настоящему. До боли в теле. Вот этими своими крепкими руками.
Я жалко улыбнулся и совсем опустил руки.
– Савва, я же вижу, как ты страдаешь. Это не… Это неумно, наконец. Ты себя попросту сжигаешь.
– Да, возможно. Но я ничего не могу с собой поделать.
– Поцелуй меня, слышишь. – Аленка вновь прильнула ко мне всем телом. – Я часто думала вплоть до сегодняшнего дня, что тогда, когда я была еще девчонкой, эта моя тяга к тебе была несерьезной, неосознанной, но сейчас, когда увидела тебя вновь, уже так не думаю…
Я смутно помню, как мы разложили матрас, накрыли его простыней, затем Аленка взбила подушку и сказала просто, как-то совсем по-домашнему:
– Одна подушка на двоих, но большая, так что нам как раз подойдет.
Мы разделись и легли нагие поверх простыни. И тогда я сказал Аленке:
– Ты красивая. Тысячи парней и мужчин мечтают наверное, хотя бы пальцем словно невзначай прикоснуться к тебе, а я лежу здесь рядом и боюсь… боюсь что ничего не смогу, – голос мой стал глуше, – не смогу любить тебя. Прости. Прости меня, моя милая Аленка.
– Боже, что она с тобой сделала? – прошептала Аленка обнимая меня. – Отвлекись от всего. Ты мог любить, ты ужасно страдаешь, значит, сможешь когда-нибудь полюбить вновь. Не меня, нет. Какую-нибудь другую женщину, потом, через время. Для этого нужно, чтобы прошло время.
Я слушал ее и удивлялся. Откуда она, девчонка, может про это что-либо знать? Или она интуитивно чувствует это своим женским сердцем? Ну откуда у такой юной пигалицы трезвый ум и такое глубокое житейское понимание вещей.
Руки Аленки гладили мое тело, скользили по нему ласково, уверенно, словно она ласкала меня не впервые.
Я почти не помню, как это произошло. Какой-то миг – удивительно приятный, и мы с ней слились в одном сладостном порыве. Как сейчас помню: ее лицо внизу – словно в муке, губа закушена; потом вверху, надо мной, затем вновь внизу, лицо Аленки искажено, словно она вот-вот собирается заплакать.
– Ты – удивительный, – шептала она в те короткие минуты, когда мы разжимали объятия. – Я счастлива, что нашла, что встретила тебя. Ты был словно завороженный, но я сниму с тебя это проклятие. И ты это сразу почувствуешь, милый. Однажды ты спас меня, я буду рада ответить тебе тем же. Ты имеешь право жить и любить, и я прошу тебя лишь об одном, Савва, – забудь о ней.
– Я забуду, – шептал я, жадно целуя ее сухие, горячие губы. – Я за…буду, буду, – повторял я пьянея от этих поцелуев, затем целовал ее прекрасное тело, отчего-то пахнущее шафраном, и от этого пьянел еще больше. В одно из мгновений она наклонилась надо мной, лежащим навзничь, и с хитрой улыбкой наступила мне коленом на грудь.
– Ты мой поверженный герой, – прошептала она. – Но ты восстанешь, слышишь, ты вновь будешь гордым и сильным.