Я вздохнул и скрестил руки на груди, говоря:
– Лиз, я не могу больше ждать. Знаю, мы хотели, чтоб я все сделал на годовщину нашей первой встречи, только я не могу больше откладывать ни на один день. Между нами сейчас такой клин вбит, и у меня такое чувство, что все из-за этого. Мне б, дураку, хоть что-то ей сказать месяцы и месяцы назад. К чертям все эти сюрпризы.
– Отлично. Делай, как знаешь. Только, – предупреждает она, – богом клянусь, если ты просто подойдешь к ней и просто-напросто вручишь кольцо, я тебе член не отрежу, я отрежу только одно яичко. И ты навсегда станешь прозываться Однояйцовым Картером.
Некоторое время мы пристально смотрим в глаза друг другу, и с каждой секундой ее глаза щурятся все больше и больше.
– Ты ничего не придумал? Или придумал? – наконец спрашивает Лиз.
Надо бы посоветовать ей держаться подальше от ножей.
– Хм, не совсем. То есть я понимаю, что ты хочешь сказать. Просто я еще не все продумал до конца, – признаюсь я.
– Что ж, я б тебе помогла, только мне типа хочется тебе прямо по физии кулаком врезать. Исполняй задуманное сам – и как хочешь, – говорит она и швыряет на стойку полотенце, которым вытирала тарелки. – Я сейчас же извещу остальных, что план отвергнут. А ведь это был бы единственный раз, когда б я с удовольствием пощеголяла в тишотке по выбору Дрю.
Меня стыд разбирает оттого, что Лиз такую пропасть времени потратила, помогая мне придумать для Клэр нечто потрясающее. Мы же тогда оба пришли к согласию: будет потрясно, если все наши друзья увидят, как делается предложение, и Дрю, разумеется, хотелось, чтоб все оделись в одинаковые тишотки, которые Клэр увидела бы сразу после того, как я попросил ее стать моей женой. Тишотки, по правде, были суперские, они – то единственное, о чем я буду сожалеть, только все равно я знаю, мое решение верное.
– Так, значит, и Гэвина тоже не будет? – спрашивает Лиз, привалившись бедром к стойке.
– Нет, Гэвина не будет. Как ни миленько было бы для него оказаться тем, кто даст Клэр кольцо, мне нужно сделать это самому, – объясняю я. – В день, когда я ее встретил, нас было только двое, и я хочу, чтоб мы были только вдвоем, когда я попрошу ее прожить со мной всю оставшуюся жизнь.
Лиз делает долгий-долгий выдох и наконец соглашается:
– Хорошо, я усекла. Твое яйцо спасено от моего гнева. Только, чтоб ты знал, я тебе это припомню, – обещает она, хлопая меня по спине.
– На меньшее я и не рассчитывал. Только мне от тебя еще одно небольшое одолжение нужно.
– Что на сей раз? Моего первенца, пинту крови, одну из конечностей? Ведь я уже стольким пожертвовала! – восклицает она в притворном ужасе.
– А‑а, кончай из себя театральную королеву корчить. Я тебе уже говорил, как ценю твою помощь, так что, давай без пыли. Мне только нужно, чтоб ты на часок увела Клэр из кондитерской. Сможешь?
– Без проблем. Меня сейчас как раз кандидоз сильно мучает… это от слишком бурного секса в горячей ванне. Я спрошу Клэр, не проедется ли она со мной до аптеки, чтоб помочь выбрать правильную мазь от МОЛОЧНИЦЫ ВЛАГАЛИЩА, – говорит она, напирая на словосочетание, от которого у меня мороз по коже.
– Лиз, слишком много сведений, – морщусь я.
– Так это на самом деле смахивает на молочные пенки. Я на этой херне могу тесто для буханки хлеба замесить.
– ФУ, БОЖЕ МОЙ! Кончай. Меня сейчас стошнит.
Лиз смеется, обходя стойку и направляясь переговорить с Клэр. На ходу оборачивается и кричит мне:
– Расплата – это гадость. А КАНДИДОЗА зуд на самом деле в сладость. – И опять хохочет.
Я стараюсь выбросить из головы последние минуты разговора и приняться за работу, чтоб получилось так, как мне хочется. Немного позже Клэр просовывает голову в дверь кухни, чтоб сказать мне, что сбегает с Лиз в магазинчик. Не могу удержаться, чтоб слегка не рассмеяться, когда она шепчет: «У нее выделения. Требуется моя помощь. Это… выделения. Я скоро вернусь».
Как только она исчезает из виду, просовывает голову Лиз, чтоб бабахнуть по мне на прощание:
– Скажи: «бактериальный вагиноз – это вкуснотища». СКАЖИ ЭТО!
Честно говоря, не припомню, чтоб я когда так волновался. Я б улучил минутку да сбегал в туалет вытошнить содержимое желудка, но как раз услышал звон колокольчика над дверью и понял, что Клэр вернулась.
Занимаю свое место у кухонного островка и жду.
Через несколько мгновений Клэр входит в дверь и замирает в замешательстве перед открывшейся ей картиной.
– Э‑э, зачем это по всей стойке расставлены красные стаканчики? – спрашивает она.
– Я подумал, мы могли бы пройтись по дорожке памяти и немного поиграть в пиво‑понг, – говорю я ей, ухмыляясь.
Клэр идет от двери дальше на кухню.
– Прелестное воспоминание и все такое, только я не хочу, чтоб наш ребенок родился наркоманом да еще и пьяницей.
Я смеюсь и показываю ей пустой пакет из-под молока.
– Если быть предельно точным, речь идет о млеко-понге.
Клэр смеется, когда добирается до противоположного края островка и заглядывает в стаканчик, который стоит ближе всего.
– Ага-а‑а, попался! Если я правильно помню, в последний раз, когда мы играли, я надрала тебе задницу, – улыбается она.
– Э, не думаю. Я как-то уверен, что надиранием задницы как раз занимался я. Ты профукала в пиво‑понг.
– Вранье! Мы с Лиз были чемпионками нашей общаги не только по танцам на коленях[72], но и чемпионками по пиво‑понгу, – с довольной ухмылкой сообщает Клэр.
– Погоди, что ты сказала?
Она опять смеется и качает головой:
– Я знаю, что рассказывала тебе эту историю.
– Нет уж, смею тебя уверить, про тебя и танцы на коленях я бы запомнил во всех деталях.
– Мы с Лиз когда-то за бесплатное пиво устраивали в студенческих барах танцы на коленях друг у друга. Я тогда была малость погибче, так что, как правило, исполняла танец сверху, – беспечно признается Клэр.
Гибкая Клэр, девичьи танцы на коленях… да у меня член взорвался. Просто взял и… БА-БАХ.
– Обещай, что в очень недалеком будущем я увижу это.
– Ага, ладно, – кивает она, хмыкая. – Потому как танец беременной девчушки на коленях чересчур возбуждает.
– По-моему, ты не очень понимаешь, насколько я сейчас серьезен, Клэр. Это ж сравнимо только со встречей с Господом или с выигрышем в лотерею.
Видя ее радостной и улыбающейся, я укрепляюсь в своем решении завершить все прямо сейчас и именно так. Если б только у меня хватало сил избавить воображение от картинки: Клэр трется в танце о другую женщину…
«Черт тебя побери, пенис, не ты сегодня правишь бал! Передохни, иди обратно спать, тут смотреть не на что».
– Как ни больно мне говорить такое, но танцы на коленях подождут, зато тебе придется доказать мне прямо сейчас, что ты до сих пор сильна в пиво‑понге. Шарики справа от тебя. Бери шарик себе в ротик.
Она смотрит на меня, насмешливо выгнув бровь.
– Хм-м‑м, тогда не получилось, как надо. Но мне типа нравится, – говорю я ей, пожимая плечами.
Клэр берет шарик и прицеливается. Шарик отскакивает от кромки первого стаканчика и шлепается в стоящий следом.
– Ага, я так и думала, – язвит она, следя, как я вынимаю шарик из стаканчика и выпиваю молоко.
Отставляю пустой стаканчик в сторонку, выбираю себе шарик и целюсь, стараясь, чтоб рука не задрожала. Понимаю, понадобится сделать столько бросков, сколько смогу, чтоб получилось так, как мне нужно. Бросаю шарик, и он плюхается точно в ближайший к Клэр стаканчик.
– Удачный бросок, – поздравляет меня Клэр, прежде чем до дна выпить молоко.
– Я люблю тебя больше, чем всегда считал, – говорю я ей, когда она ставит стаканчик. Она склоняет голову набок и улыбается.
Беру еще шарик и быстро бросаю его, не давая ей слова сказать мне в ответ. Тот точно попадает в другой стоящий прямо перед Клэр стаканчик. Пока она берет его и пьет, я опять говорю:
– Я люблю тебя за то, что ты умеешь вызывать во мне смех и пробуждать желание стать лучше, чем я есть.
Я уже держу следующий шарик в руке и бросаю его еще даже до того, как она допивает молоко из предыдущего стаканчика. Она круглыми глазами смотрит на меня, потому как плюх! – и шарик оказывается в следующем по очереди стаканчике. Поколебавшись, она вынимает шарик. Я жду, когда стаканчик окажется у ее губ, прежде чем продолжить игру.