С этим же случаем с самого начала было что-то не так. Как будто для нее был выставлен блок, и она никак не могла и близко подобраться к страдающему телу красивого, но имевшего вид несчастный грека.
Болезнь возникла внезапно. Деймон хорошо помнит этот день, когда впервые почувствовал себя плохо. Он сидел тогда утром на веранде своего загородного дома, пил свежесваренный кофе, держал в руках газету, а сам смотрел в окно. Задумался. И тут к дому прилетела и стала стучаться в стекло странная птица. Верх тела у нее был с синеватым отливом, а низ благородного светло-каштанового оттенка с белыми пестринками. Чтобы привлечь к себе еще большее внимание, птица стала перемещаться то вверх, то вниз головой, а потом, громко что-то прокричав на своем, как ни в чем не бывало улетела. Деймону стало отчего-то вдруг тревожно, и как-то больно внутри, но он значения этому не придал и развернул «Ведомости», важно уставясь в страницу с самыми важными новостями.
Когда Деймон все же обратился к врачу и прошел первое обследование, оперировать было уже поздно. Опухоль затрагивала жизненно важную артерию, и никто, даже самые известные светила мировой медицины за любые деньги мира, не брались за смертельно опасную операцию. Оставалась только альтернативная медицина.
В кругах, где вращался Деймон, еще за несколько месяцев до того, как он узнал о своей болезни, неоднократно всплывало имя Агнии в связи с сенсационными исцелениями отчаявшихся и все испробовавших сильных и влиятельных мира сего. Недолго думая и не вдаваясь в выяснение подробностей, Деймон поручил одной из своих помощниц разыскать Агнию и устроить их встречу.
Увидев воочию ясный образ молодой целительницы, Деймон позабыл, сколько ему лет, и то, что он болен. Он был глубоко очарован этой плотной, густой красотой, которая и манила и пленяла, и пугала и отталкивала одновременно. В этой притягательной мощи волшебной юной прелести Деймон мгновенно почувствовал что-то как будто родное, но, конечно, ему и в голову не могло прийти, что перед ним та самая девчушка, которую он видел восемнадцать лет назад прячущейся за маминым платьем. Он и представить себе не мог, что перед ним дочь Анны. И тем более не мог и догадываться о том, что она и его дочь.
Агния же, хоть и была сбита с толку неудачей в лечении, начала догадываться, что все тут не так просто. Ее дар не мог не работать. Разве что в единственном случае – если пациент ей родственник. Отец? Этот стареющий мачо? Этот смотрящий на нее плотоядно умудренный опытом ловелас? Кем он мог ей приходиться, если и вправду был родственником? Не подав виду, как должно завершив первый сеанс и назначив время следующего, Агния отпустила пациента, а сама поспешила домой, обсудить случившееся с Анной.
-69-
– Сдается мне, что сегодня я видела своего отца! – Агния начала прямо с порога и с самой смелой догадки, не церемонясь.
Анна не успела даже удивиться. Эмоции всегда запаздывали за реакцией как минимум на несколько минут, а тут еще Агния так резко начала, не дав толком подготовиться.
– Рассказывай. – Анна опустилась на мягкий диван в гостиной и жестом попросила Агнию сесть рядом, на другой конец.
– Он пришел ко мне лечиться. И я сразу поняла, что не смогу его вылечить. Способности, данные мне Радой, на него не действуют. Значит, он мой родственник. А кто тогда, если не отец? Так что теперь твой черед рассказывать. Дамианос. Очень импозантный грек. Хочу сказать, что я тебя понимаю, мам.
Анна покраснела. Поднесла руки к щекам и ощупала собственное лицо, как будто проверяя, все ли черты на месте. Этим глупым жестом она словно пыталась выиграть лишние несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и правильно построить разговор с дочерью. Хотя что значит правильно? Ее дочь гораздо умнее ее самой, выносливее, храбрее. Просто сказать как есть, только так она сможет понять и принять правду.
И Анна рассказала Агнии историю всей ее жизни. Они проговорили весь вечер и почти всю ночь, несколько раз перемещаясь из гостиной на кухню за кофе и обратно. Агния улыбалась и плакала, вставала и ходила по комнате, обреченно садилась на пол, на пушистый ковер, снова вставала. Казалось, она вместе с матерью проживала эпизод за эпизодом. Когда рассказ закончился, уставшие, но довольные друг другом, подружки, мать и дочь, так и уснули, обнявшись, на диване в одежде, а проснувшись утром, решили в тот же день разыскать Деймона и отправиться вместе к нему.
Это было не трудно, благо Агния сохранила контакт помощницы Деймона. Девушка предупредила Агнию, что пациенту стало значительно хуже и он находится дома под присмотром целого консилиума из лучших врачей города.
-69-
Загородная резиденция, в которой проходили последние дни Деймона, была похожа на дворянскую усадьбу. Огромная территория была обсажена фигурными деревьями и обставлена гипсовыми статуями и фонтанами, а само «поместье» было, казалось, рассчитано на целую дворянскую семью со всеми многочисленными дядьями, кузенами, сватьями, деверями и, разумеется, вдвое большим количеством слуг и гувернанток. Какой-то глупой несправедливостью казалось то, что Деймон все это время жил здесь один, не считая обслуживающего персонала.
Агнию вместе с Анной сразу же впустили в покои больного, ибо врачи каждый в отдельности и все вместе расписались в полной беспомощности как-то улучшить состояние страдающего Деймона, разве что увеличивая и без того уже предельную дозировку морфина.
Деймон лежал на облаке из подушек, смотря стеклянными глазами в распахнутое окно. За окном пряно дышала осень, щедро одаривая взгляд золотыми, бордовыми, оранжевыми красками. Воздух был влажный и терпкий, пахло прелой землей, грибами, остывающим лесом. На листьях берез и кленов и иголках хвои под бархатными лучами послеполуденного солнца блестели капли недавнего дождя.
– До чего красиво умирает лето! И сколько птиц прилетает ко мне в последнее время, стучатся в окно, сидят на подоконнике, смотрят, о чем-то толкуют со мной… Я даже велел везде кормушки развесить, красиво получилось, неправда ли? – Деймон приподнялся на подушках, поприветствовав гостий утомленным взглядом блестящих черных глаз. – По правде говоря, я ждал вас, знал, что вы приедете. Так значит, я не ошибся. Значит, это твоя дочь, Анна.
– Агния – и твоя дочь. – Анна и тут решила рубить правду с плеча, не растрачивая времени на пустые намеки и разговоры вокруг да около.
– Так почему же ты молчала? Все эти годы я жил в сомнениях. У меня было много женщин, но не было одной, хотя бы отдаленно похожей на тебя, обладавшей хотя бы толикой твоих достоинств, твоей энергии. Почему ты не сказала мне тогда, что у меня есть дочь? Это могло бы все изменить. Мы могли бы быть сейчас вместе.
– Какое это имеет значение теперь, любимый ты мой мучитель?
– Теперь, а что теперь? Агния вылечит меня, она же известна на всю страну как… – Анна прервала Деймона жестом, по щекам Агнии, стоявшей чуть поодаль, в стороне он изголовья, ручьем струились слезы. Слезы жалости и бессилия, злобы на самое себя, за то, что этот дар, такой бесценный, оказался теперь таким бесполезным, такой насмешкой вселенной над жалким копошением людишек-муравьев, считающих себя порой такими всесильными.
– Она не может лечить кровных родственников. Таков был уговор. На таких условиях Вселенная даровала нам эту силу. – Анна отвечала спокойно, но голос ее на последних словах дрогнул. Она закрыла лицо руками и заплакала.
Агния подошла к постели Деймона, села на край, взяла его за руку.
– Прости, …, прости, что все это время думала о тебе плохо. Что ты нас бросил, что мама из-за этого несчастна, … Я многого не знала. – Агния так и не смогла назвать Деймона отцом, папой. Вместо этого она все повторяла «Прости» и раскачивалась из стороны в сторону.
– Красавицы, вы бы взяли себя в руки. Ваши слезы мне совсем не помогут. Мне так больно, и единственное, что способно хоть как-то облегчить боль – это ваши улыбки. Я вас прощаю. Хотя мне прощать вас абсолютно не за что. Простите и вы меня.
На этих словах Деймон закрыл глаза и, казалось, погрузился в безмятежный сон. Он безболезненно ушел в тот же день, так и не приходя в сознание. Казалось, сама Вселенная позаботилась о том, чтобы в конце ему не было больно. Две его самые близкие женщины сидели рядом и держали его за руки. Они простили Деймона и отпустили его с чистым сердцем. Врачи искренне недоумевали над этим чудесным исходом, не укладывающимся в общепринятые медицинские каноны течения этой ужасной болезни.