В душе у Моти шевельнулось что-то похожее на ревность.
– Не переусердствуй. И вообще, главное, чтобы ты ей сказал правду: что я не имею никакого отношения к карманнику.
– Все будет о'кей. – Витасик находился в наилучшем расположении духа: на сделке в праздничном агентстве удалось выторговать в свою пользу несколько тысяч.
– Тогда до завтра, – как-то неуверенно простился Мотя. Может, Витася прав и лучше было бы ему самому постараться убедить Августу, что Шутихин его оклеветал?
Мысль о необходимости вмешиваться доставила почти физическое неудобство: все вдруг стало таким сложным, запутанным… Нужно слова искать, тратить нервы и драгоценное отпускное время. И еще черт его знает, что из этого выйдет.
Пусть уж Витасик сам распутывает узел, в который все завязалось по его милости.
Сборы были недолги, от Кубани до Волги мы коней запрягали…
Наконец-то…
Наконец-то они стояли на привокзальной площади, перед открытыми дверями ЛиАЗа. Вожатые вели перекличку, родители давали последние указания, на пятачке перед автобусами стояли гомон и толчея.
Невзирая на возражения, до площади они добрались с ветерком – на фуре Тетерского, который сразу после этого отбывал в рейс (должен был отбыть, но почему-то никак не мог проститься с родным городом, топтался поодаль и смущал Августу внимательным взглядом). Очевидно, совет племени во главе с мудрой Любочкой решил, что пора переходить к решительным действиям, брать невесту под уздцы, поняла Августа. Теперь под взглядом Тетерского она чувствовала себя мишенью и, чтобы избавиться от этого настойчивого чувства, приставала к Даньке с глупостями:
– Ты взял кружку?
– Взял.
– А платки?
– Взял.
– Аптечку не забыл?
– Не забыл.
Все карманы и кармашки рюкзака были забиты какой-то дребеденью, оставалось радоваться, что это не презервативы, а все еще сушеные насекомые.
– Значит, какой должна быть вода, чтобы можно было купаться?
– Двадцать один градус.
Аве показалось, что брат ее стесняется, и она снова с раздражением подумала о Сергее: ехал бы себе с Богом.
– Носков у тебя десять пар. Пересчитаю, когда вернешься, – пообещала она, – убью, если потеряешь. Двадцать рублей зашиты во внутреннем кармане рюкзака. Не потрать – это на обратную дорогу.
Этот текст с небольшими вариациями она произносила каждый год, и у Даньки выработался иммунитет.
– О'кей, – вяло кивал он, слушал вполуха и озирался по сторонам.
– Если я не смогу тебя встретить, что ты должен сделать?
– Да что я, маленький? – Данька не выдержал, возмутился. – Сам доеду.
– Ключ от квартиры в том же кармане, что и деньги. Не потеряй!
Данька набрал воздуха в легкие.
– Да что я… – начал он, но его ломкий басок заглушила команда «По местам!», усиленная громкоговорителем.
Все пришло в волнение, смешалось перед посадкой. Наконец автобусы тронулись, провожающие замахали руками, и все стихло.
Негромко переговариваясь, родители стали расходиться.
Ава подошла к Тетерскому и в очередной сто первый китайский раз поблагодарила за помощь.
– Не чужие, – глухо отозвался Серега, – брось. И ты это, давай не стесняйся, если надо чего… Ну, там прибить что-то или переставить мебель. Или Даньку приструнить.
Такого программного выступления Августа от Сергея не слышала ни разу. Под впечатлением от спича она пришибленно кивнула:
– Хорошо.
– Может, тебя это… подбросить назад?
От предложения Августа категорически отказалась – с нее вполне хватило проезда в одну сторону из серии «прокати меня, Ванюша, на тракторе».
Простившись с Серегой, Ава побрела к остановке, уговаривая себя смотреть на жизнь с оптимизмом. Повод нашелся. И не один.
Под влиянием адвоката, нанятого Матвеем, отец Светки Маслаковой пошел на мировую, до суда дело не дошло, и теперь Августа была обладательницей нескромной суммы в десять тысяч. Рублей.
Кроме того, неожиданно оказалось, что впереди воскресенье и двадцать один день свободы от Данькиного ига. И чай с карамелью, и финальные серии «Интернов», и пенная ванна без ограничений.
Сидя в троллейбусе, Августа представила, как приедет, откроет дверь в притихшую квартиру, переоденется в старенький халат, заварит чай с бергамотом, устроится на балконе и насладится одиночеством и тишиной.
При упоминании о тишине Августа издала тихий стон: нет никакой гарантии, что клинический идиот Степура не пустится во все тяжкие.
Кстати, о Степуре: что-то давно его не слышно. Как это ему удается так долго воздерживаться при такой животной тяге к сексу? Скорее всего, перенес свидания на территорию партнерши – той дешевой крашеной шлюшки.
Впрочем, это не ее, Августы, дело, с кем, когда и где трахается Степура. Хоть в машине. Хоть на пляже. Хоть на своем диване под их общей стеной…
Плевать на него.
Сволочь! Как он смеет?
Ну, вот опять отвлеклась.
Значит, она попьет чаю, наведет в квартире порядок – после Данькиных сборов в доме все перевернуто вверх дном, как после нашествия Мамая.
Потом… Потом можно почитать женский детектив – Любаня очень хвалила, но у Августы все руки не доходили – или посмотреть телик.
Небогатый выбор, скептически подумала Ава. Может, по примеру соседа пуститься во все тяжкие?
Например, плюнуть на все и переклеить обои.
Выйдя из троллейбуса, Ава подождала, когда переключится светофор, перешла дорогу и неспешным шагом побрела к дому.
За квартал от их блочки Ава замедлила шаг, поддавшись смутному беспокойству, будто она что-то забыла сделать. Ава перебрала в памяти все стратегически важное: Данька, ключи, деньги – что? Беспокойство не отпускало.
Резкий визг тормозов вывел Августу из задумчивости, она шарахнулась от капота затормозившей в метре девятки.
– Придурок! – вырвалось у Августы раньше, чем она рассмотрела людей в масках.
– Быстро в машину!
Дальше все произошло как в плохом кино: не успела Августа пискнуть, а с обеих сторон ее уже подхватили и, грубо пригнув затылок, сунули в машину.
От неожиданности у Августы пропал дар речи, она только крутила головой и пыталась вырваться из жесткого захвата. Попытка была пресечена на корню: в нос Аве сунули тряпицу с эфиром, и она отключилась.
… Прямо перед глазами качалось забранное декоративной решеткой узкое оконце с реденькими цветастыми шторками.
Глаза обследовали вытертую обивку диван-кровати без ножек, на котором устроилась ее сумка, кресло из той же серии, в котором находилась она сама, этажерку с выцветшими книжками, покоробившиеся обои и задержались на трости у стены. Цвета махаон, с набалдашником в виде головы пантеры. Где она видела такую?
Мозги отказывали, во рту было сухо, безумно хотелось пить.
Ава стащила себя с кресла и с опасением высунулась в предбанничек – по совместительству веранду, тоже зарешеченную. Прислушалась – кладбищенскую тишину нарушал только шелест листвы.
Похоже, похитители оставили ее на чужой даче – иррациональный поступок, вызывающий скорее недоумение, чем радость.
Ава не могла отвязаться от ощущения, что она знает, чьих это рук дело, но сейчас важнее было найти пригодную для питья воду.
Часть веранды была приспособлена под кухню. Во всяком случае, здесь висел алюминиевый рукомойник, обретался темный тумбовый стол с двумя табуретками и полка с почерневшими от времени кастрюлями. Здесь же обнаружилась пластиковая пятилитровая бутыль питьевой воды.
Эта бутыль произвела на Августу удручающее впечатление: значит, она здесь надолго…
Зачем ее похитили?
В памяти всплывали бодрящие истории похищений врачей боевиками, но Августа гнала их от себя, как неубедительные: она же не хирург.
Тогда зачем?
Как объект вымогательства она тоже не представляет ровным счетом никакого интереса – десять тысяч она уже почти потратила. Похитители крупно просчитались. Если только это не квартирные аферисты.
Или это не ради выкупа? Тогда ради чего? Кто-то из больных? Что-то витало в воздухе, догадка была близка и уже коснулась своим крылом…
Бовбель.
Ну конечно! Оскорбленный отказом Бовбель решился на похищение.
Чего можно ждать от психопата?
Услужливая память подкинула фильм Стивена Кинга «Мизери». Там шизофреничка, не задумываясь, оттяпала любимому автору, ее случайному пленнику, ступню, лишь бы удержать его в повиновении.