— Привет, — ответила я.
— Это Меган, — отрекомендовала ее Верити. — Она заботится о нас. — Меган опять сделала книксен. — Она и будит нас, и кормит, и содержит дом в порядке.
Благодаря своим стараниям я многое узнала о хозяевах: о скромном начале Верити в Ист-Энде Лондона, о ее блестящей учебе в привилегированной частной школе, о ее недюжинных способностях, которые она проявила уже в Кеймбридже, а затем о ее первой работе в одном из журналов Парижа. Я знала, что опорным прыжком к редакторству стала ее работа в «Кантри элеганс» в Лондоне, что открыл ее журнальный магнат Сеймор Рубин, который пригласил ее в Нью-Йорк, чтобы возглавить пришедший в упадок журнал «Экспектейшнз». Я читала, как она познакомилась с Корбеттом Шредером через Доналда Трампа, как спустя полгода вышла за него замуж и как подарила ему Корбетта-младшего в день своего сорокалетия. Я знала также, что Верити любит поесть и покататься верхом.
Что же касается Корбетта Шредера, то его история по-своему впечатляющая. Сын массачусетского торговца машинами, он едва не вылетел из Массачусетского университета за неуспеваемость, был уволен из «Кинни-паркинг», женился на наследнице «Страйдли сода эмпайр», поработал на различных должностях, а затем создал собственную компанию. Он бросил первую жену ради второй, бывшей жены сенатора Босвелла из Калифорнии (наследницы студии «Барни филмз»), а позднее бросил и вторую, чтобы жениться на Верити. У него четверо детей. Старшему сорок восемь (на два года старше Верити), младшему, Корби, шесть.
Концерн Корбетта — «Вижн лайтс анлимитед инкорпорейтед» — известен производством фильмов и косметики, но настоящие деньги он сделал, насколько мне известно, путем различных махинаций на промышленных смазочных материалах.
— Из какой части Ирландии вы родом, Меган? — спросила я.
— С Западного побережья.
Я сказала ей, что знаю это место, так как с матерью была там два года назад.
Меган подавила в себе желание повспоминать родину и направилась с подносом к мужчинам.
— Пока не сели ужинать, — сказала Верити, глянув через плечо, — хочу обсудить с вами одно дело.
Я молча отпила глоток вина из прекрасного бельгийского хрустального бокала.
— Со дня нашей последней встречи — при столь интересных обстоятельствах, — продолжила она, подмигнув, — у меня была возможность прочитать большую часть ваших работ.
— В «Геральд американ»? — спросила я с удивлением.
— Да, — кивнула она. — Вы хорошо пишете.
— Спасибо.
— И у меня была беседа с вашим бывшим работодателем.
— В «Булеварде»?
— Да. Откровенно говоря, я со многими людьми пообщалась и выяснила, что ваша бывшая редакторша недолго продержалась после вашего ухода.
— Жаль, но это не моя вина.
— Оказалось, вы делали за нее почти всю работу.
— Это не совсем так.
— А вот другие такого мнения. Помощник редактора прислал мне ваши работы, которые — он готов в этом поклясться — писали вы и которые так и не были опубликованы. Интервью, статьи, колонки.
— Это была небольшая правка. — Я коротко кивнула в подтверждение. Помощник редактора был моим старым другом, да благословит его Господь.
— Вы это так называете? — рассмеялась Верити. — А как вы посмотрите на то, чтобы написать краткий биографический очерк для «Экспектейшнз»?
— Буду сражена наповал. — Я подумала, что сейчас закричу или умру на месте, но с трудом выдавила из себя: — Польщена, заинтригована и стану самым счастливым человеком на земле.
— Хорошо, — улыбнулась она. — А сейчас позвольте вас спросить, слышали ли вы когда-нибудь о женщине по имени Касси Кохран?
С минуту я подумала. Имя знакомое.
— Она президент «Даренбрук бродкастинг систем», телевизионного отдела «Даренбрук комьюникейшнз», — сказала Верити.
— Ах да! Конечно, знаю. Она замужем за Джексоном Даренбруком, который возглавляет «ДБС».
— Хорошо, значит, знаете, кто она такая, — сказала Верити. — Потому что именно о ней я хочу напечатать краткий биографический очерк в «Экспектейшнз».
Я сияла от счастья. Невероятно!
— Хочу, чтобы на следующей неделе вы приехали в мой офис для назначения на должность, — продолжала Верити все более деловым тоном. — Получите двадцать тысяч и, возможно, четыре тысячи аванса, не считая дорожных расходов и на предварительное интервью, статью. Мы получим авторские права. Но дело в том, что я хочу, чтобы материал был опубликован в феврале, поэтому вы должны закончить работу к сентябрю. Если согласны, мы немедленно подпишем контракт, и вы можете приступить к работе. Дайте мне номер вашего факса, чтобы я могла переслать вам контракт, а вы дадите просмотреть своему юристу.
— Значит, у меня пять недель, — подсчитала я.
— Пять, — подтвердила она. — Итак, что скажете?
— О такой возможности я мечтала всю жизнь.
— Именно так я и думала. — Верити понимающе улыбнулась.
— Вы, наверное, меня разыгрываете? — спросила я.
— Нет, Салли. Вы сделаете для нас большую работу, и это будет замечательно.
Эта мысль засела у меня в голове на весь вечер. Я не могла думать ни о чем другом. Корбетт старался поддерживать разговор за обедом. Он вел себя вежливо по отношению ко мне, отлично понимая, что я его не слушаю. Он завел с Дагом разговор о фильме, на который у его студии был опцион, и Даг разъяснил ему юридические тонкости. Не думаю, что Верити занимал их разговор, потому что, судя по ее виду, она была где-то далеко.
Обед состоял из стейков, приготовленных для нас Меган на кухне, потому что мужчины так и не освоили гриль.
Глава 5
— Шутишь! — воскликнул Даг в машине. — Двадцать тысяч баксов за пятинедельную работу!
— Дело не в деньгах, — начала я.
— Кончай! — рассердился он. — Подписывай контракт и пошли Ройса подальше. А еще лучше разнеси его в пух и прах, заставив уволить тебя, и обратись в бюро по безработице, тогда у тебя будут развязаны руки. Хотя так нельзя — это незаконно.
Что я люблю в Даге, так это его острый аналитический ум. Он обдумывает преступление, а затем с профессиональной точностью ловит преступника.
— Ты считаешь, мне следует принять предложение?
— Шутишь? Конечно. Ты ждала такого шанса со дня своего приезда в Каслфорд.
— Но… — Я не была уверена, что мне следует говорить, что я думаю.
— Но? — переспросил он, отрывая взгляд от дороги.
— Хочу сказать, что это будет иметь последствия.
— Без последствий не обойтись. Неужели это так важно?
Именно это я ненавидела в Даге. В какой-то момент он требовал, чтобы я принадлежала ему, а затем давал понять, что я ничего для него не значу и могу убираться. Конечно, я чувствовала по отношению к нему то же самое, поэтому, вероятно, наша сексуальная жизнь была вполне приемлемой. Мы всегда занимались любовью так, словно это была в последний раз — или, возможно, в первый, в зависимости от того, разбегались мы в разные стороны или неожиданно воссоединялись.
Мы любим друг друга и доверяем друг другу во многих жизненных вопросах, но каждый раз, когда пытаемся установить серьезные отношения, один из нас или мы оба не можем на это решиться. Не знаю, было ли это знаком того, что мы не подходим друг другу, или каждый из нас испытывал нервное потрясение от того, что нам просто нельзя быть вместе. Возможно, это как-то связано с тем, что мой отец умер так внезапно. Или с тем, что жена Дага, нарушив данную у алтаря клятву, сбежала от него три года назад.
— Для тебя не будет иметь значения, — продолжала я, — если дело закончится тем, что я перееду в Нью-Йорк?
— Значит, переедешь в Нью-Йорк. — Он пожал плечами.
— Прекрасно, я перееду.
— Скотти будет просто в восторге, — несколько минут спустя сказал Даг, — что его запрут на целый день в нью-йоркской квартире.
Просто кошмар!
— И, конечно, твоя мать очень расстроится.
— Нет, — возразила я. — Она только с облегчением вздохнет от того, что я стану жить собственной жизнью. Она все еще думает, что я болтаюсь здесь, потому что боюсь, что она опять заболеет.
— А ты не боишься?
— Не боюсь, — твердо ответила я.
— Если мы намереваемся быть вместе, — он заговорил снова, проехав с милю, — то я могу тоже переехать в Нью-Йорк и получить там работу. Или переведусь в Стамфордский суд, и мы сможем жить в Гринвиче или где-нибудь еще.