Даг ростом выше шести футов, с темно-карими глазами и темно-каштановыми волосами. Он был красив и — сегодня мне это смешно вспоминать — очень, очень застенчив. Подвижен, атлетически сложен, в августе организовал футбольную команду, а с наступлением осени стал ее лучшим игроком и капитаном.
Я тоже любила спорт, но до лидеров мне было далеко. Зато я любила литературу, а также выступать с докладами. Я выбрала факультатив только потому, чтобы на следующий день не ходить в школу, а поехать куда-нибудь пить пиво.
Но вернусь к Дагу. В тот семестр тема нашего факультативного занятия была «Общая семантика». В той ее части, когда язык оказывает влияние на поведение человека. Одно из загадочных упражнений, которые мы делали (потому что, откровенно говоря, никто из нас не понимал, что мы делаем, до тех пор, пока годы спустя мы не осознали, как язык, к примеру, может влиять на расовые волнения), заключалось в следующем: кто-нибудь из нас подходил к избранному участнику и говорил ему по секрету что-нибудь приятное. На этот раз был выбран Даг — мы понимали, что учитель выбрал именно его из-за застенчивости, — которого поставили в угол.
Его лицо стало пунцовым, и, когда настала моя очередь подойти к нему, я, нисколько не колеблясь, глядя ему в глаза, сказала: «Ты самый красивый парень в школе».
Он улыбнулся, кивнул, затем рассмеялся и вернулся на свое место, а я почувствовала себя более смущенной, чем он.
Рядом со школой был кафетерий, куда нам, выпускникам старших классов, ходить разрешалось. В первый же день начала занятий в школе я встретила там Дага и увидела, как его лицо просияло при виде меня. Он сказал мне «привет», и я ответила так же, удивившись, что в этом году он заговорил.
И я поняла, что нравлюсь ему.
Мои одноклассники, выбирая кандидаток на конкурс королевы выпускных классов, выдвинули меня в пятерку претенденток. Я была в ужасе. Я не отличалась ни броской красотой, ни веселым нравом.
До выбора королевы нужно было, изысканно одевшись, ездить по городу в автомобиле с открытым верхом, принимать участие в параде и проводить время с футбольной командой. А затем, в тот же вечер, предполагалось, что я пойду на обед в дом одной из кандидаток, а после на танцы. Я была уверена, что не смогу победить на конкурсе. С другой стороны, появилась прекрасная возможность пойти на обед, а затем на танцы с Дагом.
Но пригласит ли он меня? Скорее всего нет, потому что каждый раз, когда наши пути пересекались, он краснел, говорил «привет» и шел своей дорогой.
— Кого пригласишь на танцы? — спросила меня одна из кандидаток. — Мне надо знать точно, потому что, если ты одна, я подберу тебе кавалера.
Надо что-то срочно предпринимать. Я уже отвергла два предложения в надежде, что Даг пригласит меня, но он не торопился, а мысль, что для меня кого-то подыщут, вызывала негодование. А в это время Даг стоял у автомата, собираясь налить содовой. Я направилась прямо по курсу и похлопала его по плечу.
— Даг, не хочешь ли пригласить меня на танцы? Мне бы хотелось пойти именно с тобой.
— Гм, — промычал он, изумленно подняв брови. Взял стакан и уставился на меня. — Да, конечно.
— Только перед танцами нам придется пойти и на обед к Сьюзи.
— О да, меня пригласили.
— Спасибо, — сказала я и вернулась к девушке, которая была подругой Сьюзи. — Я приду с Дагом Рентамом.
— Правда? — искренне удивилась она. — Ты и Даг?
— Что же тут удивительного?
— Даже не подозревала, что ты с ним знакома.
Я сообразила, что здесь что-то не так. А спустя несколько месяцев Сьюзи рыдала на плече у Дага, говоря, что всегда любила только его.
Я была счастлива. Я первый раз пойду на свидание с парнем, который мне действительно нравится. Прежде я увлекалась каким-нибудь парнем, но дело кончалось тем, что на свидание я шла с его другом. Или выяснялось, что мой избранник тупица, и как только я теряла к нему интерес, он начинал рьяно меня преследовать.
Даг заехал за мной на семейной легковушке, что-то бормотал в ответ на вопросы моей матери, которая пыталась его разговорить, но попытка провалилась. И мы с Дагом поехали на обед, но за весь вечер ни разу не взглянули друг на друга. Когда все стали уходить, мы подошли друг к другу, молча вышли на улицу и сели в машину. И тогда он спросил:
— Может… хочешь пива перед танцами?
Я посмотрела на него с интересом. Даг оказался еще более застенчивым, чем я думала. Он привез меня на парковку загородного клуба, где мы купили несколько бутылочек холодного и приятного пива. Мы уже начали пить по второй, когда из клуба вышел администратор и направился прямиком к нам.
Я занервничала, Даг — совершенно спокойно — опустил стекло машины и сказал:
— Привет.
— Вы член этого клуба? — обратился администратор.
— Да, — ответил Даг.
— Ваша фамилия?
— Рентам. Р-Е-Н-Т-А-М.
— Хорошо, но не оставайтесь здесь надолго. И не дай Бог кто-нибудь увидит вас здесь с пивом.
Даг завел машину.
— Я не знала, что ты член этого клуба, — сказала я.
— А я и не член. Но если ведешь себя уверенно, люди тебе верят.
И тогда я подумала, что что-то в этом застенчивом красавчике есть.
Надев шелковый халат, я вернулась в гостиную ждать Дага. Скотти сидел у моих ног, пока я сортировала отпечатанные материалы и делала пометки.
Касси Кохран
Кэтрин Литтлфилд (мать жива)
Генри Литтлфилд (отец умер)
Майкл Кохран (первый муж)
Джексон Даренбрук (второй муж)
Генри Кохран (сын)
Я выпускала копию интервью, которое дала Касси Кохран СМИ, когда Скотти навострил уши, затем вскочил и, лая, подбежал к двери. Я выглянула в дверь, и Скотти, прошмыгнув, исчез в ночи. Ни Дага, ни его машины.
Я позвала Скотти. Он не вернулся, но продолжал яростно лаять. Это не предвещало ничего хорошего. Он преследовал опоссума, или енота, или — о, пожалуйста, только не это — скунса.
— Скотти! — резко позвала его я. — Немедленно домой!
Он все же решил послушно вернуться, и я наградила его «Милк боун».
Дагу понадобилось три месяца, чтобы первый раз поцеловать меня, а через шесть месяцев он попытался перейти от поцелуев к сексу. Таким был Даг. Слишком застенчивым, чтобы залезть мне под блузку, слишком стеснительным, чтобы погладить меня по округлости, обтянутой джинсами, но чересчур возбужденным и потому решившим, что, если он начнет расстегивать ремень на джинсах, это станет для меня сигналом, что он готов.
Я разразилась слезами. Потому что к тому времени с головой влюбилась в Дага, а его застенчивость и вожделенные знаки вызывали во мне ответную страсть. До сих пор он ни на что не решался. Исключением стала та ночь, когда он, как и я, был чрезвычайно возбужден. Мне не хотелось отказывать Дагу, ведь он так долго оставался джентльменом. Сейчас, оглядываясь назад, я так и не могу понять, что входило в его намерения в тот вечер: либо он, все обдумав, решил попытаться, либо у него на уме было совсем другое. Конечно, я давала ему понять, что доступна для него, но никогда не была доступна ни для кого другого. Возможно, поэтому он решился перейти к действиям.
— Я не защищена никаким способом, — рыдала я ему в плечо. — Мне очень жаль, Даг, но мы не можем…
— Все нормально, все нормально, — шептал он, расстроившись.
Затем мы сели и повели, как мне казалось, очень серьезный разговор — односторонний, конечно, — о том, как я пойду в Американскую федерацию планирования семьи и выясню, как избежать нежелательной беременности. (В таком городе, как Каслфорд, весьма тревожное число нежелательных беременностей беспокоило, и моя мать бранилась по этому поводу. Она намекала мне, как легко можно забеременеть, а чтобы избежать такой судьбы, лучше вообще сексом не заниматься. Но если такое случится… Есть место, куда можно пойти… Хотя она предпочитает, чтобы прежде я пришла к ней… Одним словом, мать знала мой характер и понимала, что, если будет постоянно читать мне нотации, дело может кончиться тем, что я просто утаю от нее мою сексуальную жизнь.)
Я пошла в Американскую федерацию планирования семьи в Нью-Хейвене, получила все необходимые советы, а затем консультант направила меня на гинекологическое обследование. В кабинет вошла доктор средних лет, просмотрела мою карту, чтобы удостовериться, что мне восемнадцать и что я пришла, чтобы узнать, как предохраняться от нежелательной беременности. Она смотрела на меня поверх очков.