— Мы ее уговорили, ведь мы же знали, как ей на самом деле хочется на Андрюшку хотя бы глазком посмотреть. Она по нему, по-моему, весь 11-й класс сохла.
— А Андрей был сегодня? — спросила Люся.
— Конечно! — загалдели девчонки. — Он хоть на кладбище и не плакал — видно, держался из последних сил, — но глаза как убитые. Вы еще увидите его на поминках.
— И что же он теперь будет делать, ведь у него же знак?
— Наверное, будет хранить память о Леночке, — повела плечами одна из девушек. — А что ему еще остается?
— Да уж, незавидная судьба, — вздохнула Люся. — А он на каком месте сидит в автобусе? — поинтересовалась г-жа Можаева, желая рассмотреть Леночкину судьбу.
— Он на своей машине, он же крутой у нас и притом совершенно не пьет! — не без зависти протянули девчонки.
Люся снова уставилась в окно и промолчала до самой квартиры с накрытыми столами. Оказалось, что Леночка жила с родителями в весьма приличной «двушке» в районе «Новослободской», заставленной мебелью советских времен. Люсенька даже удивилась немного, ей казалось, что в такой близости от Садового кольца живут только очень сановные и богатые москвичи. Леночкины же родители производили впечатление людей весьма скромного достатка.
Г-жа Можаева выпила вместе со всеми стопку водки, не чокаясь. А потом присутствующие ударились в воспоминания. Мать уже перестала рыдать, а сосредоточенно пересказывала всю жизнь Леночки, кажется, даже по дням. Люся нагнулась к одноклассницам погибшей и попросила:
— Покажите Андрея!
Девчонки поозирались вокруг и удивленно пожали плечами:
— А его здесь нет! Должно быть, уехал домой. Может, его никто не предупредил, что еще поминки будут?
Люся состроила гримаску сожаления и принялась наполнять тарелку традиционным, на все случаи жизни салатом «оливье».
— Я этого так не оставлю, я заявление напишу, так надругаться над моим ребенком! — донесся тут до Люси с другого конца стола голос матери Лены. — Вот ведь нелюди какие! Смерть мозга, видите ли, они констатировали… Но ведь сердце-то, сердечко-то у моей девочки еще билось! Как они могли? Даже у матери родной согласия не спросили, она, говорят, совершеннолетняя!
Г-жа Можаева прислушалась и поняла, что речь идет о том, что в больнице у умирающей Лены изъяли какие-то органы для трансплантации. У Люси даже мурашки побежали по коже от этого сообщения. Но еще больше ее поразило другое: врачи уверяли родителей, что имели полное право изъять органы, потому что Леночка не оставила никакой записки, запрещающей это и говорящей о том, что она категорически не хочет стать донором сердца, почек, печени и тому подобного биологического материала. Оказывается, по закону у нас действует так называемая «презумпция согласия». Подразумевается, что тот, кто категорически против отдавать свои органы, об этом напишет записку и вложит в паспорт. А остальные, не написавшие, — согласны. И советоваться с родственниками умершего никто не будет — времени слишком мало, чтобы тратить его на раздумья.
Шокированная Люся машинально жевала салат и раздумывала о том, когда ей написать запретительную записку — прямо сейчас, отлучившись в туалет, или попозже, когда доберется до дома? А то ведь случаи разные бывают. Ленка небось тоже не ожидала, что ей какие-то хулиганы возле собственного подъезда проломят череп.
Чья-то рука дотянулась до Люсиной стопки и налила туда еще водки. Люся опять же машинально опрокинула ее и решила, что все-таки она напишет обращение к врачам-трансплантологам завтра. Вообще, все случившееся Люсе казалось ужасно странным и нереальным.
«Возможно, здесь даже скрывается убийство, — подумала г-жа Можаева. — Возможно, Ленку даже нарочно стукнули по голове, чтобы потом использовать как донора, а вовсе не для того, чтобы забрать кошелек и мобильник. Может быть, кому-то срочно требовалась операция, и он как-нибудь случайно узнал, что Ленуська подходит на роль донора, по группе крови, возрасту или каким-то другим параметрам? Вот вам и „несчастный случай“, и „ограбление“! Вот именно: родители говорят, что, когда врачи приехали, раны от ударов бутылкой виски и ботинками были совсем свежими, даже кровь еще не запеклась. Интересно, кто это в третьем часу ночи случайно так прогуливался и обнаружил Ленку? Какая-то подозрительная оперативность! Я бы этого информатора на месте следователей вдоль и поперек изучила! Наверняка ведь стремились, чтобы человек еще живым сразу после избиения в лапы трансплантологов попал! Впрочем, как бы то ни было, теперь уже ничего не докажешь и Лену не оживишь. Да даже если бы и были какие-то варианты проверить эту версию, не женское это дело. И уж тем более не мое. Пусть вон отец Ленкин или парень ее ломают себе головы. В конце концов, если я начну выпендриваться, как книжная героиня из детектива, то и мне случайно „гриндерсом“ по голове около подъезда могут заехать».
Тут Люся краем глаза заметила, что Митя решительно встал из-за стола, отправился в коридор и стал одеваться. «Надо бы попрощаться, — решила г-жа Можаева, — пожалеть мальчика, в конце концов, он к Леночке очень хорошо относился. Может быть, он даже был влюблен в нее».
Выбираться из-за стола пришлось долго. Люся многократно извинялась за беспокойство перед теми, кому пришлось вставать, чтобы выпустить ее на свободу. Так что Митя уже успел закрыть за собой дверь, когда Люся очутилась в коридоре. Она выскочила вслед за ним и, к счастью, застала Безбородова на лестничной площадке. Он держал в зубах сигарету.
— Много куришь! — сурово отчитала его г-жа Можаева.
— Закуришь тут, — совершенно спокойно ответил Митя. Он как будто повзрослел на глазах.
— Не переживай ты так, Мить! В конце концов, у каждого своя судьба, каждому свой срок отмерен.
— Да при чем тут судьба? Я думаю, что Лену не хулиганы убили.
— Знаешь, мне тоже такая мысль приходила в голову, но, если честно, думаю, милиция не слишком-то будет напрягаться, чтобы найти убийц, — предположила Люся.
— Еще эти органы… Странно как-то все… Очень удобно списать на уличных хулиганов! Только какие-то странные хулиганы — надо же так бить, чтобы, считай, все внутренние органы целы остались! У Ленки же сердце до последнего работало, врачи со скорой у нее пульс обнаружили, — совершенно уверенно заявил Митя.
— Господи, но кто же мог знать, какая у нее группа крови, какое здоровье и все такое? Ты думаешь, кто-то прочитал медицинскую карту Зайцевой, а потом устроил на нее охоту?
— Тоже вариант. Возможен и другой — трансплантологам просто были нужны органы. Хоть какие-то! Благо, желающих заполучить их всегда навалом, — Митя порылся в кармане, вытащил из него зажигалку.
— И что ты собираешься делать? — с плохо скрываемым скептицизмом поинтересовалась Люся. — По-моему, даже если ты прав и Лену убили из-за органов, это абсолютно недоказуемо.
— Поживем — увидим, — загадочно обронил Безбородов, наконец-то поднеся пламя зажигалки к замусоленной сигарете.
Рукав его курточки съехал, и Люся в изумлении уставилась на Митькину руку.
— Куда он делся? Ты что с рукой сделал? — громко зашептала она.
— Кто делся? Ничего я не делал! — буркнул Митька и тоже уставился на свое правое запястье. — О господи! Он исчез! Знак исчез! — Безбородов начал тереть свою руку, как будто надеясь, что от этого знак снова проявится. Но он не проявлялся.
— Неужели вся эта история с таинственными символами закончилась? — не веря себе, предположила Люсенька.
Но тут на площадку высыпали покурить Ленкины одноклассники. Многие из них уже разбились на парочки и нарочито закатывали рукава, чтобы показать, что у них-то с «этим делом» все в порядке. И у них с «этим делом» по-прежнему было все в порядке. Знаки остались на своих местах.
Люся и Митя с недоумением переглянулись. Разговаривать дальше при малознакомых людях не хотелось. Поэтому г-н Безбородов сосредоточенно курил с ошарашенным выражением лица, а Люся жалась к стенке и как можно более мило улыбалась девочкам. Девочки были весьма пьяны. Казалось даже, что для них поминки стали уже превращаться в заурядную вечеринку.
— Интересно, а почему этой «гениальной» Кати нет? — спросила одна из вышедших, обращаясь ко всем и прикуривая тоненькую сигаретку «Вог».
— А, это которая больная что ли? С которой Ленка на выставке познакомилась?
— Ну да. Вроде такие подруги были! Зайцева в последнее время с ней, кажется, даже больше, чем с нами общалась. Только и слышно было: «Катя то», «Катя это», «Катин папа», «Катя нарисовала»… И где эта ее любимая Катя?