Протянула девчушка свою "добычу", невольно уставив на меня свои добрые, искристые круглые глазища.

Взволновано закачала я головой:

- Не надо она мне, - с опаской, шепотом, виновато. - Хочешь? Дарю!

Оторопела в момент малышка:

- Что, правда? - а глаза еще сильнее расширились, загораясь необузданным счастьем.

- Конечно, - улыбаюсь смущенно.

А вот и родители маленькой Героини.

- Мама! Мама! Смотри, что мне тетя подарила!!! - радостно заскакала та на месте, бросаясь на нее, едва ли не цепляясь за шею.

Устыжено, криво, горько улыбнулась я. Резвый разворот, чувствуя, как тотчас на мои ресницы проступили слезы, и вот-вот, мерзкие, сорвутся с глаз.

Шепотом, но приказным тоном "Жениху":

- Пошли давай.

В момент поддается, без лишних вопросов. Споров. Слов...

- Спасибо Вам! - слышу за спиной. Полуоборот вежливости и киваю головой. А ноги - сами несут, прибавляя скорость... будто из ада убегая, от кошмара - своего собственного кошмара... смирить, пережить который каждый раз все сложнее и сложнее...


Еще метры - и под незримым, практически не ощутимым, но чудотворным, невероятным, необъяснимым, хоть и молчаливым напором, влиянием своего спутника все же начинаю остывать... - сбавляю ход.

- Лебедь.

- А? - проглотить последнюю, гадкую слезу и обернуться к своему новому "знакомому".

Кивает вдруг куда-то вбок, едва ли мне не за спину:

- Лебедь, говорю... Там, на воде... Черный.

Удивленно выгнула брови я. Миг - и поддаюсь, оборачиваюсь - застываю в изумлении. Один-одинешенек такой, среди стаи белых. Сидел, копошился, перья чистил, и вдруг взор около - плавно, неспешно поплыл, наслаждаясь покоем... мнимым, самовнушением дарованным, одиночеством.

- Черный... надо же. Не знала, что они у нас водятся.

- Я тоже, - ухмыльнулся. - Ну, что... идем дальше? - кивнул на дорогу.

Поддаюсь.

- А мы что... конкретно куда-то, или так?

Улыбнулся:

- И конкретно, и так...

Хмыкнула, в негодовании закачав головой:

- Мутный ты тип...

- Только сейчас заметила? - захохотал неожиданно громко.

- Надеялась... до последнего, - шепчу устыжено, пряча взор.

- На что? - измывается уже откровенно. Взгляд мне в лицо.

Отвечаю тем же. Глаза в глаза:

- На добропорядочность.

- А я не добропорядочный? - ухмыляется.

- Ну, мутный же...

- А мутные не бывают добропорядочными?

- А бывают? - смеюсь, сгорая в неловкости, но при это упиваясь заодно странной легкостью и зарождающимися, не менее странным образом, внутри меня покоем и весельем.

- Так мутные же, - решает ответить, - никогда не знаешь, что от них ждать. Вплоть до...ну, не знаю, до той же жуткой добропорядочности.

Не выдерживаю - и хохочу неприкрыто и громко:

- А она у тебя жуткая? - чувствую, как уже пылают мои щеки от смущения.

- У-у-у! - взревел. - Самому страшно!


Еще немного - и замерли у порога.

- Серьезно? - смотрю на своего кавалера. - Маяк?

- А что? - ухмыляется. - Религия не позволяет? Или фобия?

- Столько ехать, а потом... пешком идти? Сюда, кстати, - откровенно язвлю, - на машине легко подъехать можно было, и парковка вон свободна, - киваю головой в сторону оной.

Не поддается. Все еще сверлит меня взором, впивается в очи:

- Я знаю, - улыбается. - Так что... идем?

Пожала плечами и скривилась в рассуждениях:

- Идем...


***

Какие-то тихие, скрытые "шашни" со смотрителем - и пропустил тот нас внутрь. Шаги по ступенькам, серпантином ввысь, - и замерли на самой верхушке, в застекленном, уютном фонарном отсеке. Рядом с той самой лампой, узницей колец рифленых линз Френеля, что и испускает такой важный, такой действенный, невероятный... спасительный "мигающий", вращающийся луч света.


Еще немного скольжения взглядом, поддаваясь интересу, - и замираю. Не мене пытливый взор на своего "захватчика":

- Ну... а дальше что?

Шаг ближе - и застыл. Рядом со мной. До неприличия близко.

Да так, что с каждым вдохом, с каждым выдохом.... напряжение волнами стало накатывать меня, временами доводя до дрожи, до странных чувств, вынуждающих всю позорно, покорно сжаться... в непонятном трепете замереть, в волнении - от его тепла, чертовски завораживающего аромата (смеси терпкого парфюма и его собственного, уникального, не менее притягательного, запаха).

- Ему... кстати, уже больше двухсот лет, - неожиданно прошептал мой Герой.

Вмиг прокашлялась я, пытаясь хоть как-то вырваться из плена, из омута, куда Он своей подлой харизмой, своим незримым влиянием, сладким, будоражащим, возбуждающим давлением увлек меня:

- К-кому?

Улыбнулся (победно, но тотчас попытался скрыть свое превосходство, проницательность):

- Маяку.

- А тебе?

Рассмеялся:

- Чуть меньше.

- Девяносто три? - дрожащим голосом нелепая, умирающая шутка, дабы хоть как-то отстоять свою честь.

Но вдруг движение - и приблизился, едва ли не касаясь моих губ своими:

- С чего такая точность? - шепотом.

Обмерла я, словно окаменевшая, - вот только в душе: конечности же предательски, откровенно заплясали в конвульсиях; мороз побежал по коже. Казалось, я - школьница... и впервые меня парень (который безумно нравится; который старше и намного мудрее, опытнее меня; обаятельный и просто до неприличия сводящий с ума) решается поцеловать. Умираю от страха... но очень... очень хочу поддаться. Отдаться... сполна.

Обреченно, смущенно, пораженчески прикрываю веки - и жду.

Застывает и Он.

Тихие, жуткие, молчаливые мгновения робких вдохов, выдохов, обжигая дыханием мои уста... однако почему-то на большее не решается. Враз открываю очи - и устремляю испуганный, сконфуженный взгляд.

Улыбается. Не отстраняется - дразнит.

Ждет.

Но чего ждет?

И вдруг... пиканье. Пронзительное, жуткое, предательское... словно прутьями пробивая все мое сознание и доводя до еще большей дрожи, ужаса; едва ли не срывая, толкая на крик, визг... отчаяние, слезы.

Состроил гримасу, изображая печаль:

- Не успел.

Нервически сглотнула я слюну. Чувствую, как залилась краской позора. Щеки горят.

Стыдно, жутко... и сквозь землю впору провалиться.

- Или не хотел, - тихо, сухо, мертвым голосом.

- Не целую чужих невест...

Обмерла я, словно распятая. Уязвленная сказанным. Всколыхнувшимся в памяти.

Опустила взгляд. Зажмурилась, сгорая в бесчестии.

- А бесхозных? - едва различимо, боясь даже, что услышит.

Но подхватил:

- Тем более... приклеятся еще...

Зажгла обида в горле. Казалось, точно сейчас разревусь.

Резко отвернулась, из последних сил сдерживаясь, уходя от расстрельного прозрения.

- То ли... - внезапно продолжил, отчего невольно, заметно я вздрогнула. Но не поддаюсь - не оборачиваюсь. Режет дальше: - ...если бы без платья.

Невольно, нервически рассмеялась я, давясь тихой истерикой, поперхнулась слюной, слезами.

Мигом стереть слабость и обернуться, кривляясь в улыбке:

- Профукал свой час. И нечего теперь свой рот разевать.

Улыбнулся, добро так, виновато.

Но попытался не подать виду, ни что заметил все, ни что облажался - гримасничая, поджал губы:

- Ниче, я еще покараулю... И следующий раз буду умнее.

Кисло усмехаюсь:

- А нас, что... много таких по городу бегает?

Пристыжено рассмеялся. Взгляд на мгновение спрятал, а затем вдруг смело глаза в глаза:

- А зачем мне новая?

Обмерла я, вновь пришпиленная его странной игрой: и хочется, и колется... Замотала тотчас головой, прогоняя глупые, дурные, столпившиеся в непонимании и несуразице, мысли. Рассмеялась.

- Так, - шумный вздох и скривилась в язвительной ухмылке, снова наскребя силы на дерзость и гордость. - Что дальше-то?