– Дурак. Дурак и трус.

Мне было жаль Джейми, хотя он и говорил сейчас глупости. Я встала, запустив руку в карман. В юбке у меня было то, что ни в коем случае нельзя было потерять, тем более находясь в Шотландии.

На столе оказалась коробочка, извлеченная из моего кармана.

– Хочешь не хочешь, а жить будешь. Не выйдет у тебя умереть, как ни старайся. Я не разрешаю.

В контейнере находились шприцы, целый набор, блестевший холодным металлом. Они были завернуты в серую фланельку. Рядом лежал пенициллин в таблетках. Целый джентльменский набор практикующего врача.

– Черт возьми, что ты притащила? – Джейми вытаращил глаза, насколько это было возможно в его состоянии. – Что это за иголки?

Пенициллин растворялся в стерильной воде. Я проигнорировала вопрос Джейми, вставив иглу в емкость и проткнув пленку на срезе. В свете свечей было видно, как шприц наполняется белесой жидкостью. Я оттянула поршень – нужно было следить, чтобы в шприц не попал воздух. Когда лекарство было внутри шприца, я нажала на поршень, и шприц выпустил каплю раствора.

– Ляг на правый бок. И убери рубашку с задницы. – Я стояла с иглой в руке.

Он подозрительно покосился на шприц, но выбора не было. Пришлось повиноваться. Я смотрела на его попку, которая сейчас будет ужалена.

– Все то же, что и тогда, двадцать лет назад. – Я скрыла свое восхищение рельефом пятой точки Джейми.

– Знаешь ли, у тебя тоже. Но я почему-то не прошу тебя задрать юбку, – парировал он. – Неужто так нравится?

– Вполне нравится, но сейчас не время для глупостей. – Я прошлась по половинке его попы тряпочкой, предварительно смочив ее бренди.

– Бренди хорош. Я бы не отказался промочить им глотку. Зачем переводить продукт? – Пациент наблюдал за мной через плечо.

– Мне нужен спирт или нечто на его основе. Другого нет, так что лучше помолчи и не двигайся.

Игла вошла в кожу, а с ней и лекарство. Я старалась. Джейми потер шишку и заявил, что я его «укусила».

– О, это не смертельно, скоро пройдет. На-ко, выпей, но немного. – Я расщедрилась и налила на дно чашки бренди, не более чем на дюйм.

Он был рад влить в себя бренди привычным способом, а глядя на ненужные более шприцы, поделился наблюдением:

– Ведьмы вроде как тычут в куколок булавками. А ты всадила в меня иглу. Что, так теперь у вас повелось?

– Иголка – это шприц. Им совершают инъекции под кожу и не только под кожу.

– Угу. Колдовать можно по-разному, да. Мудреное слово, и приспособление у тебя мудреное. Эка штука – пихать в людей булавки! Будто гвоздь вбили. А что, любезная госпожа доктор, как рука связана с задницей, а?

Я вздохнула.

– Помнишь мой рассказ о микробах?

Но Джейми был невеждой и не упомнил.

– Ну как же, маленькие животные, невидимые такие. То есть человек их не видит, но они есть, – популяризировала я микробиологию. – Они живут в грязной воде, в воздухе, могут жить и в плохой пище. А когда попадают в тебя, случается беда – ты болеешь. И через рану тоже могут попасть.

Он оживился.

– То есть у меня в руке поселились такие животные? Да, похоже на то. И похоже на то, что их там целая куча!

Стук моего ногтя по коробочке заставил его замолчать.

– Я уколола тебя лекарством. Оно убьет всех вредных животных, но его нужно колоть через каждые четыре часа. Потерпи до завтра. Где-то в это время мы узнаем, удалось ли нам их победить.

Джейми молчал.

– Согласен?

Он подтвердил кивком.

– Да уж согласен. Они были правы, что хотели тебя сжечь.

Глава 37

Что есть в имени

С инъекцией было покончено. Джейми лег и держал мои пальцы. Это никак не могло повредить ему, так что очень быстро он погрузился в сон и перестал держать меня.

Я находилась подле него всю ночь, словно я была в настоящей больнице, а он был настоящим пациентом. Да, Джейми был моим пациентом, и я дремала возле его кровати и просыпалась совершенно так, как делала это в больнице. Так делают все врачи: во-первых, они привыкают к смене дежурств, во-вторых, чувствуют сквозь сон состояние больного и обычно просыпаются тогда, когда требуется помощь. Необходимость делать инъекции через определенные промежутки времени здорово дисциплинирует. Я сделала еще два укола; во время последнего Джейми был совсем сонный, и если бы не рука, мешавшая лечь на живот, он бы промолчал.

Хотя температура еще держалась, жар спадал и к рассвету прекратился вовсе.

– Пенициллин – это вещь, он убьет всех твоих микробов, это уж как пить дать! – Я говорила со спящим, убеждая его в эффективности лечения. – Да что там, мы бы и сифилис вылечили!

Да уж, интересный вышел разговор. Еще более интересные вещи должны были ждать меня на кухне.

Там орудовала кухарка, походившая больше на горничную. Она уже замесила тесто для хлеба и теперь растапливала печь. Когда я вошла в кухню спросить чаю, она нисколько не удивилась и с добрыми пожеланиями подала к чаю крендели.

Значит, Дженни сказала, что я могу прийти, и наказывала обслужить меня. Ну а что сама она думала о том, что я осталась в Лаллиброхе? Я была уверена в том, что Дженни не желала моего возвращения.

Да, придется расспросить о Лаогере и вообще о жизни Джейми без меня, причем как у него самого, так и у его сестры, раз уж я остаюсь.

Поблагодарив за чай, я снова отправилась к Джейми, еще спящему.

Все утро мимо комнаты сновали люди, пытаясь узнать, что же происходит в комнате, и в то же время избегая моего взгляда. К полудню Джейми завозился, завздыхал, застонал, нечаянно зацепив руку, словом, проснулся.

Я терпеливо ждала, пока он откроет глаза, понимая, что он чувствует, что не один в комнате: Джейми был напряжен, было заметно, что положение его тела не такое расслабленное, как если бы он спал, уж я-то знала.

– Ну, раз ты в порядке, давай поговорим. – Я села подальше от кровати.

Я успела увидеть, как между ресницами на секунду появился просвет, но Джейми тут же закрыл глаза.

Он замычал, притворяясь, что только сейчас проснулся.

– Ну уж нет, дружок, ты не спишь, я вижу. Я хочу знать о Лаогере. Расскажи мне о ней.

Джейми недовольно посмотрел на меня.

– Мне может сделаться хуже. Я болен, значит, меня нельзя тревожить, иначе будет хуже. Ты знаешь об этом?

– Я же врач. Когда тебе станет хуже, я приду на помощь, не беспокойся. – Я не дала ему провести себя.

– Угу. Это я уже видел. И должен сказать, такая помощь вовсе не приятна. – Он сощурился, глядя на мою коробочку, содержащую лекарства и шприцы. – Кажется, что я сидел на колючем кусте, спустив штаны.

– Вот и ладно. – Я была рада такой своеобразной оценке моего лечения. Признаться, ничего другого я и не ждала. – Через часик «посидишь» еще. Расскажи о ней.

Джейми посуровел, но у него не было другого выхода. Он сел, опершись на подушку, и, говоря о таком деликатном предмете, возил пальцем по одеялу.

– Ну хорошо, я расскажу, – согласился он, воткнувшись взглядом в одеяло. – Тогда я приехал из Англии…

Тогда Джейми приехал из Озерного края. От Англии его родину отделяла длинная стена из камня, где древние жители приграничных окрестностей судили и рядили, устраивая там свои торжища.

– Вот там стоит камень, обозначающий границу. Действительно выглядит как рубежный знак. Знаешь такой?

Я знала. Кивая, я вспомнила, что на этом менгире – высоченном, десятифутовом – были высечены обозначения «Англия» и «Шотландия», по одному с каждой стороны.

Обыкновенно подле него отдыхали путешественники, пересекшие границу из одной страны в другую. Джейми не стал исключением. Перед возвращением на родину ему было о чем подумать, ведь родные горы сулили радость встречи, омрачаемую воспоминаниями о войне, заключении и унижениях, которые довелось перенести в изгнании.

Джейми запустил пальцы правой руки в рыжую шевелюру, размышляя. На темени ерошились волоски, завившиеся колечками.

– Ты не знаешь, что это такое, когда годами тебя окружают чужие люди.

– Уверен? – холодно осведомилась я.

Он удивился, но тут же улыбнулся.

– Не знаю. Наверное, и тебе знакомо это чувство. Но видишь ли в чем штука, англичаночка, – когда ты возвращаешься из долгих странствий, ты меняешься. Правда ведь? Вроде ты и возвращаешься домой, но ты уже другая, не чужая – это невозможно, – зато другая.

Я вспомнила, как проходили вечеринки в университете, которые посещал Фрэнк, как ходила с маленькой Бри в бостонские парки, где собирались мамочки, хваставшие своими малютками, как я играла с ними в бридж и как томилась их пустяшными разговорами, выказывавшими в них обеспеченных домохозяек. Да, годами меня окружали чужие.