Диана Гэблдон - Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы

Он гладил мои волосы, наслаждаясь тем, как они струятся под рукой. Потом едва слышно проговорил:

– А сейчас, в этой комнате, в этой тьме, когда ты со мной… я безымянный.

Я подняла голову с его плеча, ловя губами его губы.

– Люблю тебя.

Джейми не нуждался в заверениях в моей искренности.

Разумеется, микробы восемнадцатого века спасовали перед новейшими антибиотиками двадцатого века. Они убрались восвояси, забрав с собой горячку. А если говорить серьезно, в течение суток лихорадка прекратилась, а рана больше не была воспаленной, разве слегка красноватой, да оставалось немного гноя.

Спустя четыре дня можно было смело накладывать повязку, пропитанную мазью, и ждать окончательного выздоровления. Проделав эту нехитрую операцию, я отправилась наверх, к себе. Все: Эуоны, Джанет, слуги – интересовались состоянием здоровья Джейми, заходили в комнату осведомиться о нем, поглядеть, поговорить, спрашивали, не нужно ли мне чем-нибудь помочь, – словом, все участвовали в его судьбе. Все, кроме Дженни. Она, полноправная хозяйка Лаллиброха, игнорировала происходившее, но в то же время прекрасно знала, чем мы там занимаемся, как будто незримо наблюдала за моими действиями. Например, когда я вошла к себе, обнаружила кувшин с горячей водой возле умывальника и мыло, хотя никому не говорила, куда и зачем иду.

Кусок мыла был свежим, приготовленным специально для меня. Душистое мыло, издававшее приятный запах ландыша, мыло из самой Франции, в то время как все лаллиброхцы пользовались мылом из жира и щелочи! Несомненно, это был намек: я была почетной гостьей, но не членом большой семьи.

– Что ж, посмотрим, как оно будет дальше, – сказала я сама себе.

Пока я занималась своим туалетом – на это ушло не более получаса, – кто-то приехал в усадьбу, потому что снизу раздавался шум. С лестницы я увидела детишек, бегавших от передней к кухне, и гостей, незнакомых мне. Они были наслышаны обо мне либо просто хотели знать, кто я, но в любом случае смотрели на меня с интересом.

В гостиной тоже многое изменилось. Койка, на которой лежал Джейми во время болезни, была спрятана, а сам Джейми был выбрит и наряжен в новую рубашку. Он лежал под одеялом на диване, а его окружало четверо или пятеро детей. Из «взрослых» были Джанет, младший Эуон и еще какой-то парень, широко улыбнувшийся мне. Я догадалась, что это, должно быть, кто-то из Фрэзеров – слишком уж характерный нос был у него. И этот кто-то очень напоминал махонького мальчонку, жившего когда-то здесь во время моего первого приезда.

– Ура, она пришла! – Джейми обратил общее внимание на меня. Кто-то глядел удивленно, но приветливо и вежливо, а кто-то был крайне рад и не сдерживал своих чувств. – Это младший Джейми, помнишь такого? – Старший Джейми указал на высокого кудрявого темноволосого парня, державшего сверток с возившимся в нем младенцем.

– Я помню эти кудри… и все, больше от того мальчика ничего не осталось, – улыбнулась я.

Джейми-младший заулыбался. Мне пришлось задрать голову, чтобы рассмотреть его.

– Тетя, я помню тебя. – Его голос был подобен выдержанному элю – такой же бархатистый и мягкий. – «Десять поросят», ты играла со мной, а я лежал у тебя на коленях. Десять поросят – десять пальчиков на ножках… – напомнил он.

– Да… может быть, – неуверенно согласилась я. Сейчас это казалось фантастикой. Тот мальчонка и этот рослый молодец…

Некоторые меняются только к сорока годам и выглядят одинаково и в двадцать, и в тридцать, и в сорок. Но четыре года и двадцать четыре – ощутимая разница для всех людей без исключения.

– Хочешь поиграть с Бенджамином? Уверен, что у тебя получится так же хорошо, как и тогда. – Младший Джейми отдал мне сверток.

Этот младенец был похож на других: такая же мордочка с пумпочкой-носиком, такой же ошарашенный вид и размытый взгляд. Бенджамин не особо протестовал против перемещения на мои руки, по крайней мере, он молчал, а после принялся сосать палец, заняв себя этим.

Кое-кто из присутствующих не скрывал удивления, как, например, мальчик со светлыми волосами. Сидя на колене Джейми, он спросил у него громким шепотом:

– Дядя, а кто эта женщина?

– Твоя двоюродная тетушка. – Джейми был серьезен. – Тебе ведь рассказывали о ней?

– Конечно, – с готовностью согласился он. – Ей столько, сколько бабушке?

– Да, и даже больше, – стращал Джейми племянника.

Тот уставился на меня, а что-то сообразив, уточнил:

– Ты опять шутишь? У нее даже нет седых волос! И морщин тоже! Какая же она старая? Скажешь тоже!

– Спасибо за комплимент!

Парнишка был славный.

– А это точно тетя Клэр, ты ничего не напутал? – очередной племянник Джейми хотел докопаться до истины. – Мама рассказывала, что тетя Клэр умеет колдовать, что она вроде колдуньи. Но ведь у колдуний обычно на носу бородавки и все такое. А эта леди очень красива.

– Спасибо… – Мой голос стал сух. – Как же тебя звать?

Любознательный мальчишка не стал говорить и спрятал голову в рукаве дядюшки.

– Его звать Энгюс Уолтер Эдвин Мюррей Кармайкл, – Джейми взял огонь на себя и запустил руку в патлы мальчонки. – У Мэгги он старший. А вообще его все называют Уолли.

– Уолли-Сморкалка, мы называем его так! – встряла рыженькая девчушка. – Он сопливый, всегда сморкается! Всегда носит при себе носовой платок.

На такую тираду Энгюс Уолтер Эдвин отреагировал мгновенно: он оторвался от рукава Джейми, сверкая глазенками и краснея от гнева.

– Врешь, лгунья! Ведь скажи, что врешь! – распекал он девочку.

Не давая ей времени опомниться, мальчонка соскользнул с дядюшкиных колен, чтобы избить ябеду, но Джейми схватил его за шиворот.

– Нехорошо бить девочек. Мужчины так не поступают, – научал дядя родственника.

– Да ведь обзывается! И ябедничает! Ей нужно врезать как следует! Пусть знает, как называть меня сопливым!

– Что ж, справедливое замечание. А, мисс Абигейл? Юной леди не пристало так вести себя. Ну-ка, извинись. – Джейми проводил обширную воспитательную работу среди юношества.

– Но… – Абигейл пыталась защититься, но под взглядом Джейми, взыскующим справедливости, потупилась и, краснея, пропищала: – Уолли, извини.

Гордый мальчонка счел это извинение недостаточным, однако дядюшка пообещал рассказать историю на выбор, и он сменил гнев на милость.

– Дядюшка, о водяном и всаднике! – Уолли уже восторженно бегал вокруг дядюшки, забыв о недавних ссорах и обидах.

– Не-е-ет, про шахматы, как играли с самим чертом! – возразили из возившейся толпы.

Джейми привлекал детей, как магнит: они не просто вертелись возле него, но и всячески заставляли участвовать в своих играх. К примеру, сейчас мальчишки дергали его покрывало, а махонькая брюнеточка, не обращая внимания на проблему выбора истории, выползла на спинку дивана, чтобы сделать прическу дядюшке.

– Вот, смотри, как хорошо, – призвала она полюбоваться своей работой – несколькими косичками на голове Джейми.

– Мы договаривались с Уолли, стало быть, решающее слово за ним, – Джейми был непреклонен.

Вопреки заверениям Уолли, носового платка при нем не оказалось, когда возникла острая потребность воспользоваться им. Пришлось дядюшке заняться носом племянника, достав платок, лежавший под подушкой.

– Вычисти нос. – Он предоставил малышу заняться туалетом, а потом громко спросил: – Ну, что же тебе рассказать?

Мальчонка повиновался, прогундосив из-за платка:

– О святой Бригитте и ее гусях.

Джейми пробежал глазами по комнате в поисках меня.

– Ладно. – Джейми выдержал паузу, подобающую рассказчику, и негромко начал повествование: – Известно, что дикие гуси – очень интересные птицы. Когда они выбирают пару, то живут друг с другом всю жизнь. Поэтому, если охотник убивает гуся или гусыню, он обычно ждет, чтобы прилетела его подруга или ее друг. Приходится убивать обоих, потому что вторая птица будет маяться до смерти, плача по своей паре.

Сверток с Бенджамином зашевелился.

Джейми краем глаза увидел это и улыбнулся нам, продолжая рассказ. Уолли уже вновь вскарабкался ему на колени.

– Однажды, давным-давно, так давно, что никто не помнит тех времен, кроме старых летописей, святая Бригитта и благословенный Михаил попали в Горную Шотландию, ступив на ее гордые камни…

Внезапно Бенджамин издал алчный писк, означающий, что он хочет кушать. С этой целью он собирался присосаться к моему лифу, на что я никак не могла согласиться. Его отец, Джейми-младший, и многочисленные родственники, как на грех, разбрелись по Лаллиброху, а поскольку голодный младенец никак не хотел уняться и от моих покачиваний и потряхиваний плакал еще громче, пришлось идти искать его мать, хотя история, рассказываемая двоюродным дядюшкой всех этих малышей, обещала быть очень интересной.