— Ты говорила, что он собирался вернуться, — начала она, подбадривая мать взглядом темно–голубых глаз, — что он хотел увести с поля своих людей, а потом вернуться и принять участие в сражении.
Клэр, слегка придя в себя, кивнула.
— Он знал, что у него мало шансов ускользнуть от англичан, и не хотел угодить на виселицу, если они его схватят… сказал, что предпочтет погибнуть на поле боя. Так он и собирался поступить.
Она повернулась к Роджеру и вперилась в него взглядом. Ее янтарные глаза всегда напоминали ему глаза ястреба, как будто она могла видеть гораздо глубже, чем большинство людей.
— Я не могу поверить в то, что он не погиб, — там полегло столько народу, а он сознательно шел на гибель!
Почти половина армии горцев полегла при Куллодене, выкошенная пушечными ядрами и мушкетными пулями. Но не Джейми Фрэзер.
— Нет, — упрямо заявил Роджер, — Вот ведь в книге Линклатера ясно написано.
Он открыл белый том под заглавием «Принц в вереске».
— «После сражения, — прочел Роджер, — восемнадцать раненых якобитских офицеров укрылись в сельском домишке близ вересковой пустоши, где без пищи и ухода пролежали два дня. К концу второго дня их обнаружили и расстреляли. Избежал этой участи только один человек, некий Фрэзер из полка Ловата. Остальные погребены на краю местного парка». Видите? — Он положил книгу и бросил на женщин выразительный взгляд. — Офицер полка Ловата.
Роджер снова схватил реестр личного состава.
— И вот они! Всего шестеро. Теперь мы понимаем, что человек в фермерском доме не мог быть молодым Саймоном — тот хорошо известная историческая личность, и мы доподлинно знаем, что с ним случилось. Он отступил — не раненый, заметьте, — с группой своих людей, с боями пробился на север и в конце концов добрался до замка Бофорт, что неподалеку отсюда.
Он указал в сторону высокого окна, за которым смутно поблескивали ночные огни Инвернесса.
— Не был человек, спасшийся из крестьянского дома в Линахе, и кем–нибудь из остальных четырех офицеров — Уильямом, Джорджем, Дунканом или Байардом. А почему? — Он выхватил из папки другой листок и чуть ли не торжествующе взмахнул им. — А потому, что все они погибли при Куллодене! Все четверо были убиты на поле — я обнаружил их имена на поминальной табличке в церкви возле Бьюли.
— Боже мой, — выдохнула Клэр и, словно лишившись сил, опустилась в стоявшее возле письменного стола старое кожаное вращающееся кресло.
Подавшись вперед, она оперлась о стол локтями и уронила голову на руки. Густые вьющиеся каштановые волосы рассыпались, скрыв ее лицо. Брианна, высокая стройная девушка с длинными, светящимися в лучах лампы рыжими волосами, встревоженно склонилась над матерью.
— Если он не умер… — нерешительно начала она.
Клэр вскинула голову.
— Но он мертв! — воскликнула она. Ее лицо напряглось, и стали видны маленькие морщинки вокруг глаз. — Ради бога, прошло двести лет, и погиб ли он при Куллодене или нет, все равно он мертв!
Ее горячность заставила Брианну отпрянуть. Девушка опустила голову, и рыжие — такие же, как у отца, — волосы свесились на щеки.
— Наверное, — прошептала она, и Роджер увидел, что ей с трудом удается сдерживать слезы.
И неудивительно, подумал он. На бедняжку столько всего обрушилось, причем разом. Каково это — узнать, во–первых, что человек, которого она любила и называла папой всю свою жизнь, на самом деле не был ее отцом; во–вторых, что ее настоящий отец — шотландский горец, который жил двести лет назад; в–третьих, осознать, что он погиб каким–то ужасным образом, немыслимо далеко от жены и ребенка, ради спасения которых и пожертвовал своей жизнью. Да, есть от чего прийти в замешательство!
Роджер подошел к Брианне и коснулся ее руки. Она рассеянно посмотрела на него и попыталась улыбнуться. Он обнял ее, даже в сострадании к ее горю думая, как чудесно ощущать ее, такую теплую, нежную и одновременно упругую.
Клэр продолжала неподвижно сидеть за столом. Ее желтые ястребиные глаза немного посветлели, смягченные воспоминаниями. Невидящий взгляд скользил по восточной стене кабинета, от пола до потолка занятой заметками и хрониками, оставшимися после преподобного Уэйкфилда, покойного приемного отца Роджера.
Глянув на эту стену, Роджер заметил приглашение на ежегодную встречу, посланное Обществом Белой Розы — этими энтузиастами, эксцентричными душами, которые до сих пор боролись за независимость Шотландии и проводили собрания с целью отдать долг памяти Карлу Стюарту и последовавшим за ним героям–горцам.
Роджер слегка прокашлялся.
— Э–э… если Джейми Фрэзер не погиб при Куллодене… — сказал он.
— Значит, он, скорее всего, умер потом.
Клэр посмотрела в глаза Роджеру холодным отстраненным взглядом.
— Вы не представляете себе, как это было, — сказала она. — В горной Шотландии был голод — несколько дней перед битвой никто из них не ел. Мы знаем, что его ранили. Даже если ему удалось спастись, там не было никого… никого, кто мог бы о нем позаботиться.
Голос ее слегка дрогнул. Теперь она была врачом, но ухаживать за больными и ранеными умела уже тогда, двести лет назад, когда прошла через круг стоящих камней и встретила свою судьбу с Джеймсом Александром Малкольмом Маккензи Фрэзером.
Роджер понимал чувства их обеих: высокой, трепетной девушки, которую он держал в объятиях, и женщины за письменным столом, застывшей в своей неподвижной решимости. Женщины, прошедшей круг камней и совершившей путешествие во времени, заподозренной в шпионаже, арестованной как ведьма, невероятным стечением обстоятельств вырванной из объятий своего первого мужа, Фрэнка Рэндолла. А три года спустя ее второй муж, Джеймс Фрэзер, отправил ее обратно сквозь камни, беременную, в отчаянном усилии спасти ее и еще не рожденного ребенка от неминуемой гибели.
Для Роджера было очевидно, что она вынесла и выстрадала более чем достаточно, но он был в первую очередь историком. Он обладал неуемным, аморальным любопытством ученого, слишком сильным, чтобы оставаться в рамках простого сострадания. Более того, он странным образом ощущал присутствие третьей фигуры в этой семейной трагедии, к которой он оказался причастен, — Джейми Фрэзера.
— Если он не пал при Куллодене, — начал он снова, более решительно, — тогда можно попытаться выяснить, что произошло с ним на самом деле. Вы хотите, чтобы я попробовал?
Он ждал ответа, затаив дыхание, чувствуя сквозь рубашку теплое дыхание Брианны.
Джейми Фрэзер прожил жизнь и встретил смерть. Это представлялось непреложным фактом, но Роджер считал своим долгом выяснить всю правду, сам толком не понимая почему. Женщины Джейми Фрэзера заслужили право узнать о нем все, что только возможно.
Брианна вообще никогда не видела отца и благодаря этим сведениям могла бы хоть что–то узнать о нем. Что же до Клэр… Ему уже пришла в голову мысль, которая если еще не посетила ее саму, то, скорее всего, лишь из–за потрясения. Ей уже дважды удалось пересечь барьер времени, а раз так, то, по крайней мере в теории, это получится у нее снова.
И если Джейми Фрэзер не погиб при Куллодене…
В затуманенном янтаре ее глаз Роджер увидел искру понимания — эта мысль пришла и к ней. Клэр и обычно–то была бледной, сейчас же ее лицо было того же цвета, что и лежащий перед ней на столе нож для вскрытия конвертов, сделанный из слоновой кости. Пальцы Клэр сомкнулись на его рукояти, стиснув с такой силой, что побелели костяшки.
Долгое время она молчала, пристально глядя на Брианну, потом повернулась к Роджеру.
— Да, — произнесла она едва слышно. — Да. Выясните это для меня. Пожалуйста. Выясните.
Глава 3
ФРЭНК И НОВОЕ ОТКРЫТИЕ
Инвернесс, 9 мая 1968 года
Пешеходное движение по мосту через реку Несс было оживленным: люди устремлялись домой, к своему вечернему чаю. Роджер шел передо мной, его широкие плечи защищали меня от толчеи.
Я ощущала, как мое сердце тяжело бьется о жесткую обложку книги, которую я прижимала к груди. Это происходило всякий раз, когда я останавливалась, чтобы подумать, что мы на самом деле делаем. Потому что сама не знала, какой из двух возможных вариантов хуже: выяснить, что Джейми не пережил Куллодена, или узнать, что он спасся.