Не знаю, сколько времени длилось это состояние. Порой я проваливалась в сон и возвращалась к последним дням якобитского восстания. Снова видела мертвеца в лесу, Дугала Маккензи, умиравшего на полу Куллоден–хауса, и оборванных горцев, вповалку спавших в грязных траншеях перед той бойней.

Пробуждение, как правило резкое, с испуганным криком или жалобным стоном, возвращало меня к запаху антисептиков и успокаивающим речам персонала, казавшимся невнятными после гэльских боевых кличей. А потом сон снова брал свое, и я проваливалась в него, крепко зажав свою боль в ладонях.

Открыв глаза, я увидела Фрэнка. Он стоял у двери, приглаживая рукой свои темные волосы. Вид у бедняги был нерешительный, но уж этому удивляться не приходилось.

Я снова откинулась на подушки, не глядя на него и не проронив ни слова. Он походил на своих предков, Джека и Алекса Рэндоллов: те же аристократически тонкие, четкие черты и красиво вылепленная голова под рассыпающимися прямыми темными волосами. Правда, помимо небольшого различия в чертах в его облике проступали и внутренние отличия: не было и признаков страха или беспощадности, не было одухотворенности Алекса и высокомерия Джека. Его худощавое, небритое, с кругами под глазами лицо было умным, добрым и слегка усталым. Мне никто этого не говорил, но я знала: чтобы попасть сюда, он гнал машину всю ночь.

— Клэр?

Он подошел к кровати и заговорил нерешительно, как будто не уверенный в том, что я действительно Клэр.

Я и сама–то не была в этом уверена, но кивнула и откликнулась:

— Привет, Фрэнк.

Мой голос — видимо, я отвыкла говорить — прозвучал хрипловато и надсадно.

Он взял меня за руку, и я не отстранилась.

— Ты… в порядке? — спросил он, помолчав.

Глядя на меня, Фрэнк слегка хмурился.

— Я беременна.

В моем дезорганизованном сознании этот момент представлялся очень важным. Я не думала о том, что скажу Фрэнку, если когда–нибудь встречу его снова, но как только увидела его стоящим в дверях, мысли мои прояснились. Я скажу ему, что беременна, он уйдет, и я останусь одна с образом Джейми, запечатленным в памяти, и жгучим прикосновением, оставшимся на моей руке.

Его лицо слегка напряглось, но он не выпустил мою руку.

— Я знаю. Мне сказали. — Он глубоко вздохнул. — Клэр, ты можешь рассказать мне, что с тобой случилось?

На какой–то момент я ощутила полную пустоту, но потом пожала плечами.

— Наверное, — ответила я устало, собираясь с мыслями.

Говорить об этом не хотелось, но по отношению к этому человеку у меня имелся определенный долг. Как–никак я была его женой.

— Все сводится к тому, что я полюбила другого мужчину и вышла за него замуж. Прости, — торопливо добавила я, увидев, как это признание потрясло его. — Так уж получилось. Ничего не могла с собой поделать.

Этого Фрэнк не ожидал. Он открыл рот, закрыл его и стиснул мою руку так крепко, что я поморщилась и выдернула ее из его хватки.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил он резко. — Где ты была, Клэр?

Неожиданно он встал и навис над кроватью.

— Ты помнишь, что, когда я видела тебя в последний раз, я собиралась к каменному кругу на Крэг–на–Дун?

— Да.

На его лице появилось смешанное выражение гнева и неверия. В общем… — Я облизала пересохшие губы. — Дело в том, что я прошла через расколотый камень в этом кругу и оказалась в тысяча семьсот сорок третьем году.

— Не шути, Клэр!

— Ты думаешь, что я придуриваюсь?

Эта мысль показалась мне настолько нелепой, что я не смогла удержаться от смеха, хотя, если вдуматься, что тут было смешного?

— Прекрати!

Я перестала смеяться. Как по волшебству, на пороге появились две сестры. Должно быть, они поджидали в коридоре неподалеку. Фрэнк наклонился и снова схватил меня за руку.

— Послушай меня, — процедил он сквозь зубы. — Ты расскажешь мне, где ты была и чем занималась!

— Я и рассказываю! Отпусти!

Я села на кровати и выдернула руку.

— Ясно же сказано: я прошла сквозь камень и оказалась заброшенной на два века назад. Где, между прочим, встретила твоего поганого предка, Джека Рэндолла!

Фрэнк, совершенно сбитый с толку, моргнул.

— Что?

— Черного Джека Рэндолла. Ох, каким же грязным, поганым извращенцем он был!

У Фрэнка отвисла челюсть, да и у сиделок тоже. Я услышала торопливые шаги, приближавшиеся по коридору, и голоса.

— Мне пришлось выйти замуж за Джейми Фрэзера, чтобы отделаться от Джека Рэндолла. А потом, не обессудь, Фрэнк, но тут уж ничего нельзя было поделать, я полюбила его и осталась бы с ним, если бы могла, но он отправил меня обратно из–за Куллодена и из–за ребенка и…

Я осеклась, когда человек в халате врача протиснулся между сестрами в палату.

— Фрэнк, — сказала я устало, — прости, я не хотела этого и поначалу всячески пыталась вернуться. Правда. Но не могла. А теперь слишком поздно.

Невольно подступившие слезы полились по моим щекам. Плакала я в основном из–за Джейми, из–за себя и ребенка, которого носила, но немного и из–за Фрэнка. Я шмыгнула носом, чтобы остановиться, и рывком выпрямилась в постели.

— Послушай, — сказала я, — я знаю, что ты не захочешь больше иметь дело со мной, и я совершенно не виню тебя за это. Ты просто… просто уйди, ладно?

Фрэнк переменился в лице. Он больше не сердился, но выглядел расстроенным и слегка озадаченным. Он сел у кровати, не обращая внимания на доктора, который собирался пощупать мой пульс.

— Я никуда не уйду, — мягко сказал он и снова взял меня за руку, хотя я и не желала, чтобы он это делал. — Этот Джейми… Кто он?

Я прерывисто вздохнула. Доктор взял мою другую руку, все еще пытаясь прощупать пульс, и меня охватило паническое чувство, как будто эти двое удерживали меня в плену. С большим трудом я переборола это ощущение и заставила себя говорить спокойно.

— Джеймс Александр Малкольм Маккензи, — сказала я, проговаривая слова с расстановкой, так, как произносил их Джейми в день нашей свадьбы, когда впервые сообщил мне свое полное имя.

Это воспоминание вызвало новый поток слез, и я, поскольку меня держали за руки, утерла их плечом.

— Он был горцем. Его у–убили при Куллодене.

Бесполезно. Я снова зарыдала, слезы ничуть не облегчали рвавшееся из меня горе, но были единственной возможной реакцией на невыносимую боль. Я слегка подалась вперед, пытаясь оградить от всего чуждого крохотную неощутимую жизнь в моем чреве, то единственное, что осталось мне от Джейми Фрэзера.

Фрэнк с доктором обменялись взглядами, суть которых я поняла лишь отчасти. Конечно, для них Куллоден — дела давно минувших дней. А вот для меня эта битва произошла всего два дня назад.

— Может быть, нам следует дать миссис Рэндолл немного отдохнуть? — предложил доктор. — Похоже, она несколько расстроена.

Фрэнк перевел неуверенный взгляд с доктора на меня.

— В общем, она действительно кажется расстроенной. Но мне на самом деле хочется узнать… Что это, Клэр?

Поглаживая мою руку, он наткнулся на серебряное кольцо на безымянном пальце и наклонился, чтобы рассмотреть его. Это было то самое кольцо, которое Джейми подарил мне к нашей свадьбе: широкое, плетеное, со звеньями в виде крохотных стилизованных цветков чертополоха.

— Нет! — в испуге закричала я, когда Фрэнк попытался снять его с моего пальца.

Я отдернула руку, прижала ее, сжатую в кулак, к груди, обхватив вдобавок левой рукой, на которой тоже было кольцо — золотое обручальное кольцо Фрэнка.

— Нет, ты не имеешь права забрать его, я тебе не позволю! Это мое обручальное кольцо!

— Но послушай, Клэр…

Договорить Фрэнку не дал доктор, который обошел кровать, остановился рядом с ним и зашептал что–то ему на ухо. Я уловила всего несколько слов: «Не беспокойте свою жену сейчас… Шок».

Фрэнк снова поднялся, а доктор, решительно подталкивая его к выходу, по пути кивнул одной из сиделок.

Очередная волна печали накрыла меня с головой так, что я почти не ощутила прикосновение шприца и едва разобрала прощальные слова Фрэнка.

— Ладно. Но, Клэр, я все равно узнаю!

А потом наступила блаженная темнота — я погрузилась в долгий, долгий сон.