И тут же возмущенно пискнула, когда вместо поцелуя, он дернул ее за ухо.
Унижение. Вот что она почувствовала, когда открыла глаза, и увидела эти блестящие от смешинок глаза. На краткий миг ей почудилось в них сожаление, но она тут же отбросила эту мысль. Да какое там сожаление, он забавлялся!
На ее щеках проступили багровые пятна. Это же было сродни пощечине. Как он смел так унизить ее?! Как он смел?! Ее даже затошнило от ужаса, когда она поняла, какой дурой выставила себя перед ним. Идиоткой! Гейл отчетливо «увидела», с каким выражением глаз и с какой улыбкой, он будет рассказывать своим друзьям, что некая мисс из Хемпшира вздумала, что он будет ее целовать.
Она вновь прерывисто вздохнула — но на сей раз, как можно больше вжалась в стену, только бы не коснуться его. А затем, со всей яростью оттолкнула от себя это жаркое тело, вырвалась и побежала вон, подальше от его ехидной улыбочки
На встречу ей попадались люди, они недоуменно оглядывались и она перестала бежать, стараясь идти медленно с достоинством, тогда как внутри ее всю колотило. Но они все равно оглядывались, недоумевая, почему она идет одна, без сопровождения. Стараясь идти целенаправленно, Гейл с трудом подавляла унизительные слезы.
Как же ей хотелось отомстить! Прямо сейчас, сию минуту, пока ее унижение так полно! Сделать ему также больно, унизить также сильно, растоптать его гордость, как он только что растоптал ее. Будь у нее в этот момент пистолет, Гейл непременно бы застрелила его, даже если понятия не имела, как им пользоваться! Нет, лучше бы она искромсала его ножом, а затем упилась его кровью. От подобной мысли ее передернуло. Нет, ее наверняка бы стошнило.
Никакие способы убийства не помогали. Стоило ей только вспомнить, как он посмотрел на нее позже — жалостливо, словно ему было жаль ее! — ей хотелось бежать на край света. Ублюдок! Самый настоящий ублюдок! Как она могла так опозориться?
Ей все же пришлось вернуться. Да, несмотря на унижение и стыд, она заставила себя сделать это. Нельзя давать повод этому самовлюбленному павлину думать, что она страдает из-за него. Дудки!
С самым вызывающим и непреступным видом, Гейл величественно вернулась в свою ложу, в тайне моля про себя Бога, чтобы граф уже ушел. Не тут то было. Тот вальяжно, как только умел он один, устроился между двумя ее родственницами, развлекая их каким-то рассказом и даже не помышлял о том, что ему давно пора уйти на свое место. Тетя Алисия взирала на него, как на Бога, а Лина смотрела на него так, будто он показывает ей невиданные фокусы. Стэнфорд же наслаждался вниманием и напоминал довольного кота, съевшего все сливки.
Он первый заметил ее возращение. Обернувшись, на ее приход, он как-то странно посмотрел на нее, словно проверяя, все ли у нее в порядке и лишь затем «радостно» произнес:
— А вот, наконец, и мисс Уолден! Очень рад нашей встречи! Я как раз попросил разрешения у вашей тети, пригласить вас и мисс Селину, на завтрашнюю прогулку по Гайд-парку. Вы, надеюсь не возражаете, мисс Элизабет?
Гейл чуть ли не упала. Откуда он только узнал ее второе имя? Скептически посмотрев на его мнимый энтузиазм, она подумала, зачем ему это нужно? Зачем он делает вид, будто ничего не произошло, да вдобавок к тому приглашает их на прогулку. О, опять она самонадеянно подумала, что он приглашает «их». Никаких «их»! Ему, наверное, хочется прогуляться с Селиной…
— Возражаю. — Чопорно ответила она.
Все замолчали. Ее тетка даже рот открыла от такого ответа. Но ведь она не обязана быть любезной, после произошедшего. Разве не так?
— Гейл, дорогая… — Селина захлопала ресницами. — Но я уже дала согласие за нас обеих. Мама не может поехать, ты же знаешь, она приглашена в гости…
— Поверьте, вы не пожалеете. — Вклинился еще и Стэнфорд.
«И чего он так старается, явно же у него совсем другие цели», — сварливо подумала Гейл. — А может и надо согласится? Уж она то постарается испортить ему «прогулку», так что он двадцать раз подумает, прежде чем подойти к кому-либо из них.
— Ну что ж, раз вы обещаете… — кисло улыбнулась Гейл, стараясь не смотреть на графа.
Услышав ее ответ, Селина тут же от нее отвернулась. Алисия сразу же расслабилась, теперь она уже более спокойно обмахивала веером свое разгоряченное лицо.
— Вот и славно… — бормотала она. — Вот и славно…
К сожалению, тетка не видела, какими хищными глазами смотрел на ее племянницу достопочтенный граф Мейдстон, славный, милый и такой очаровательный Джослин Стэнфорд…
Глава 3
Он сразу же понял, что совершил непроходимую глупость, как только увидел выражение ее глаз. Лучше бы он ее поцеловал…
Джослин и сам не мог понять, как допустил ту ситуацию. С одной стороны он был бесконечно рад, что все-таки устоял перед соблазном, с другой — ругал себя за беспечность. В его планы никак не входило сделать мисс Уолден своей тайной любовницей. Он никогда не имел и не будет иметь дело с порядочными, девственно-чистыми и такими непогрешимыми девами, вроде мисс Уолден. Подобные связи не в его духе.
Нет, подобных дам, он коллекционировал совсем для других целей. Остроумные, забавные, милые, смешливые, добрые — все они, в конечном итоге, становились его подругами. С теми из них, кто так и не могли понять, что ему требуется от них только лишь дружба, он постепенно сводил свое общение на нет. Но никогда не порывал полностью, зачем сжигать за собою мосты?
Для более сладострастных моментов своей жизни у него были другие женщины. Он никогда не смешивал их. Никогда не совращал с пути истинного ту, кто в последствие станет добродетельной женой, матерью, столпом нравственного общества. Он всем давал шанс встретить человека, который полюбит их по-настоящему, который не будет играть с ними, как с игрушками и тешить свое самолюбие. Даже если они давали повод, даже если оступались и компрометировали себя, он никогда не пользовался «поводами», и никогда не завершал их падение. Зачем, когда так много женщин определенно сорта? Балерины, актрисы, куртизанки, гулящие вдовы — ему не нужны девчонки, едва вышедшие со школьной скамьи, которые будут предъявлять необоснованные претензии, угрожая его холостой жизни… Он еще не готов.
Но он чуть было не сделал этого с мисс Уолден. Почти.
Словно на время забыв, что она — никто иная, как невинная девчонка, пытающаяся играть во взрослые игры, даже не подозревая, что ставки здесь вовсе не таковы… Она «повелась» так быстро, так угрожающе быстро…
А ведь он ничего такого и не имел в виду. Тогда, на балу, он подошел к ней, только потому что его мучило любопытство — будет ли она вести себя также вызывающе в присутствии тетки? Он ожидал, что ее откровенное нахальство было следствием момента, неловкости. Что в конечном итоге, она окажется вполне рядовой, ничем не примечательной пигалицей… Однако, к собственному удовольствию, понял, что ошибся. Он просмаковал про себя все ее ужасающие выходки, но тут же отметил про себя, что иметь дело с такими как эта «юными леди», довольно опасно — они крайне непредсказуемы.
И вот надо же было ему за каким-то чертом, повинуясь внезапному импульсу решить продолжить знакомство! Его охватил просто какой-то мальчишеский азарт. Тот самый азарт, которого он не испытывал, казалось, уже несколько лет…
Теперь он и вовсе намеривался заполучить ее со всеми потрохами — привязать ее к себе стальными канатами дружбы, чтобы развлекать себя ее обществом во время этих длинных скучных светских вечеров. Он уже представлял, как будет пикироваться с ней во время этих нескончаемых обедов, философствовать в чужих гостиных, встречаться на официальных прогулках…
А если она ему наскучит, он может опять переключиться на мисс Тейлор, или на ту же Аглаю Темплетон, что до не давних пор, заменяли ему Энтони. В конечном итоге он сможет найти кого-нибудь еще, кто будет с таким же успехом развлекать его в светских мероприятиях, если мисс Уолден не попадется на его крючок. Он все-таки признавал, что не каждая женщина может согласиться только на дружбу.
Да, он сглупил, пожалуй впервые на своей практике, но все же он сделал это. То ли из-за неожиданности момента, то ли он и вправду испытывал к ней более нежные чувства, как бы то ни было, но после того как она неожиданно налетела на него (надо заметить уже во второй раз!), он вдруг почувствовал нечто странное. Увидев перед собой так близко эти глаза — такие большущие, мятежные, этот легкий лихорадочный румянец, что так шел ей, он почувствовал прилив необычайной нежности. «Моя девочка, — да, да, тогда он сказал себе именно так, — ты и не знаешь, на что напрашиваешься своей такой проказливой и вызывающей улыбкой». Какого черта он посмотрел на ее губы?!