– Вы хотите, чтобы я пошла за ним? – изумленно пробормотала Арина. Ричард поднял голову и бросил взгляд на Аркадия так, словно тоже был потрясен этим.
– Счастье так мимолетно, – пробормотал Аркадий. – У меня никогда его не было. Максим мне как сын…
Он не успел закончить. Арина, вытерев кулаком слезы, бросилась вслед за Максимом. Дверь в спальню была открыта. Максим сидел там на дальней стороне кровати. Он был неподвижен и смотрел в стену, опираясь на слегка отставленные назад руки. Он услышал, как Арина вошла в комнату. Она видела, как его плечи дрогнули, но Максим не обернулся и никак не дал понять, что знает о ее присутствии. Он был погружен в себя и отгорожен от всего, словно бы прозрачный купол накрывал его, и через этот купол не проходили ни воздух, ни тепло, ни любовь.
– Максим, – прошептала Арина, подойдя ближе. Она сбросила босоножки и забралась с ногами на кровать. Узкая юбка сковывала движения, но она ничего не замечала, кроме этой широкой, замершей в напряжении спины.
– Уходи, – глухо произнес он.
– Ни за что. – Арина рассмеялась тихонько и положила руку ему на плечо. Он вздрогнул и еще больше напрягся.
– Хочешь меня спасти? – Максим озлобленно засмеялся. – Мой добрый ангел не бросит меня?
– Никогда, – кивнула Арина.
– Меня нельзя спасти, как бы тебе ни хотелось верить в то, что можно. Арина, иди в холл. Не волнуйся ни о чем, я все исправлю.
Она почувствовала, как высокой волной на нее наваливается ярость, и с размаху ударила Максима кулаком по спине. Удар получился неожиданно сильным для ее слабых рук, и Максим вздрогнул, обернулся, чтобы тут же наткнуться на ее возмущенный взгляд.
– Что ты исправишь? – закричала она. – Сунешь мне денег, отошлешь за тысячи миль? Разобьешь мне сердце? Ты что, считаешь, что, бросив меня, ты можешь вернуть все на свои места? Ты что, не понимаешь, что я уже другая? И уже не выйдет посадить меня обратно в мою ветеринарную клинику. Хватит играть в меня, будто я маленькая оловянная кукла и меня можно в любую минуту положить на место! – Арина кричала и не могла остановиться, и продолжала колотить его по плечам, по груди… Максим не сопротивлялся, молчал, только отворачивал голову от ударов. Пантера в человечьем обличье! Он не верил своим глазам.
– И не говори мне, что делать, не смей, слышишь? Все кругом говорят мне, что делать и чего хотеть. Я уже взрослая, слышишь! – Арина отвернулась, чтобы скрыть слезы. Сколько времени они знакомы с Максимом? Несколько месяцев, хотя иногда ей кажется, что пролетела целая вечность и что сейчас она живет уже свою девятую жизнь. Но они – снова там же, где были вначале. Максим снова хочет ее оставить, как обещал ей в первый день. И пусть его доводы теперь изменились, что это меняет? Она любит его. Она не может без него жить. Он не хочет, чтобы она осталась. Арина соскочила с кровати на пол и уселась на ковер.
Почему все должно быть таким сложным? Почему они не могут быть просто счастливы?
– Какие синие у тебя глаза, ты как полевой цветок… как же он называется? Не могу вспомнить. Колокольчик?
– Что? – Плечи Арины дрожали, и злость никуда не ушла, но Максим словно решил забыть об этом. Он начал другой разговор и вдруг тоже сошел с кровати и опустился рядом с Ариной на пол, его рука легла ей на голову. Он нежно провел ладонью по ее волосам, и это движение сильно отличалось от тех порывистых, властных рывков, той жесткости, обычно столь ему свойственной.
– Значит, ты уже совсем большая девочка?! – тихо спросил он и усмехнулся. Затем вдруг посерьезнел и нежно развернул ее заплаканное лицо к себе. – С каких это пор?
– С тех пор, как попала в твои руки, – улыбнулась Арина сквозь слезы. Максим прикоснулся кончиками пальцев к ее мокрым губам, склонился и поцеловал ее нежно, едва касаясь. Он почувствовал соль на ее губах и их нежность. Арина сидела на коленях, а узкая юбка плотно облегала ее бедра. Песочная водолазка подчеркивала красоту ее стана – ее длинную гибкую шею, изящно очерченные плечи, красивую грудь. Арина ответила на его поцелуй тихим стоном, и тогда руки Максима потянулись к ее лицу, он притянул ее к себе и поцеловал снова – на этот раз поцелуй был страстным и властным, даже дерзким. Арина изогнулась и простонала снова, и Максим тихо засмеялся.
– Сумасшедшая? Беги от меня, слышишь! – пробормотал он, но его руки стягивали с нее водолазку.
– А разве ты отпустишь меня? – спросила она, поднимая ладони вверх, и мягкая ткань легко соскользнула, открывая ее грудь.
– Когда ты сидишь вот так покорно передо мной и твоя грудь обнажена? – усмехнулся Максим. – Ни за что. Но разве ты не понимаешь, что я могу быть опасен для тебя? Твоя слепая доверчивость лишь доказывает еще раз, насколько ты молода, глупа и наивна. Я могу причинить тебе зло, могу забыться.
– Я так люблю, когда ты забываешься…
– Глупая, глупая моя Синеглазка. Ты не должна сходить с ума, понимаешь? Ведь кто-то же должен быть нормальным. Кто знает, какие еще черти пляшут в моей крови и что станет со мной через год, через два, через пять? Что, если я раздену тебя и заткну тебе рот кляпом, что, если я захочу унизить тебя, захочу взять тебя во все твои соблазнительные отверстия. Что, если я сделаю тебе больно? Ты же знаешь меня, знаешь, что это возможно.
– Ты говоришь все это мне, а мое тело уже горит. Ты понимаешь это? – пробормотала Арина.
Максим сжал ей запястья, словно желал дать почувствовать свою силу и власть.
– Я могу принести тебе горе.
– Ты можешь принести мне счастье. Я так хочу тебя.
– Да, я знаю. – В его голосе звучали грусть и обреченность. – Все-таки мы два сумасшедших, и я никак и ничем не могу остановить тебя. Даже если свяжу. Особенно если свяжу.
Арина замерла, остро чувствуя, как под его взглядом напряглись ее соски. Ее груди вызывающе торчали вперед, требуя внимания и ласки. Максим улыбнулся и, не прикасаясь к ним руками, чуть подался вперед и провел языком по набухшему соску. Арина ахнула.
– Не шевелись, Синеглазка, будь хорошей девочкой, – скомандовал он и вдруг чуть прикусил сосок. Арина вздрогнула от легкой боли, и Максим довольно улыбнулся, словно он наказывал Арину за что-то. Арина знала, он хочет наказать ее за ее любовь к нему, каким бы странным это ни казалось. Он злится за то, что она хочет быть с ним, за то, что верит ему и отказывает ему в сомнительном удовольствии считаться чудовищем по праву рождения. Что ж, если так, то она готова, что бы он ни придумал для нее на этот раз.
Если быть до конца честной, она сама хочет этого. Настолько сильно, что ее руки дрожат в его руках, а между ног разгорается пожар. Никто больше в целом мире не может свести ее с ума так, чтобы она сама хотела стоять перед ним на коленях и протягивать к нему руки в ожидании непредсказуемых и наверняка развратных приказов.
Пока мы здесь, вдвоем в этом сумраке нашей спальни, кто осмелится судить нас за то, что делаем мы с нашими телами?
Арина вздрогнула от этой мысли, впервые с такой ясностью оформившейся в ее голове. Это их жизнь, их выбор, их постель, и здесь им можно все. Может быть, он прав, и оба они – сумасшедшие, но лишь глядя в бесконечное серебро этих умопомрачительных глаз, она ждет только его легкого кивка, чтобы начать игру.
Максим подул на сосок и выпрямился, внимательно осмотрел полуголую девушку, сидящую перед ним.
– Как же ты прекрасна, моя принцесса. Разденешься для меня?
– Что? – прошептала Арина и кивнула, приподнялась на коленях и дрожащими руками расстегнула на юбке молнию. Потянула юбку вниз и опустила ее почти до бедер, не сводя глаз с потемневшего лица Максима. Стали видны ее простые белые трусики, и Максим судорожно вдохнул, словно пытаясь успокоить вулкан, дремавший в нем. Ш-ш-ш-ш…
– Такой ты хочешь меня видеть? – спросила Арина, игриво улыбаясь. – Скажи мне.
– Да. – Его голос прозвучал глухо. – Именно такой – обнаженной, с распущенными волосами и сосками, красными от моих пыток. Можешь ты сделать это для меня?
Арина неловко придвинулась к нему, и ее грудь оказалась на уровне его приоткрытых губ. Она сама приблизила сосок к его рту, и Максим обхватил ее нежные груди ладонями и сжал их, принялся ласкать языком оба горячих соска поочередно. Арина попыталась сдержаться, но это было выше ее сил, волна возбуждения словно током пробежала по ее телу, от кончика взятого в плен соска по животу вниз, в глубину ее женского естества, к сокращающемуся в сладких пульсациях клитору.