Юлия Алева - Пыль и бисер

— Раздевайся.

Агафья оглядела мои апартаменты и поджала губы.

— Вот поэтому нужно выходить замуж и убедить мужа, что ему за счастье обеспечивать тебе роскошное житье. — пробормотала я.

— И то правда.

— Тяжела ли ты матушка?

Та головой замотала. Ну ей виднее.

— Укладывайся на стол. Да, прямо на стол и на эти подушки. Вот, ноги так и так…И давно ли срамные дела были?

— Так как к Вам приходили….

А, ну это уже попроще будет.

А теперь эфир под нос, шторы чуть одернуть, кисею оставить, инструменты из шкафа достать и вперед, с песней.

Два года прошло, а руки-то помнят. Напевая кое-что из песенок моей юности, я чуть было не прослушала стук в дверь.

Вот что за нахер, а?

Я прикрыла натюрморт на столе ширмочкой и подошла к двери.

— Ксения Александровна, пустите на два слова. — полушепотом блеяла мать пациентки.

Я молча открыла дверь, приложила палец к губам и завела ее к себе. Дышать стало тесно. Отодвинув ширму и зажав вскрик купчихи, я тем же шепотом пояснила картину.

— Вот эти четыре шва создают hymen. На латыни так девство зовут. В брачную ночь оно все снова порвется и все будут счастливы.

Ну кроме невесты, само собой. Она и от нашатыря-то не обрадовалась. Слезть со стола я ей помогла, одеться тоже, и вот скоро она поймет, что боль останется надолго. Про то, что крови будет еще больше на свадьбе я ей говорить не стала.

Пока мы наверху предавались вышиванию крестиком, купчиха Прянишникова набрала недельный запас шоколада, так что Фрол Матвеич смотрел на меня с умилением.

— Хорошая у Вас, Фрол Матвеич, помощница в делах. Не хуже любой родни будет.

— Да уж, Бог послал.

* * *

В четверг с утра в лавку заехала чета Прянишниковых. Я сидела за конторкой максимально сливаясь с интерьером, потому как Фёдор Никитыч был из тех купцов, что двух быков на спор узлом свяжет. И не факт, что хвостами. Но зашел он к нам в настроении хорошем, принял многословные поздравления с удачной свадьбой, пожелал угоститься конфетами с ананасным марципаном, купил на пробу еще несколько коробок лакомств, а супруга его передала сиротинушке кулек орешков со свадебного стола. Я счастливо разулыбалась, поблагодарила щедрую гостью, и лишь у себя рассмотрела, что среди орешков серьги с аметистами лежат. Оно, конечно, подороже 50 рублей, но наличка бы тоже не помешала. А… Купюры вложены между слоями бумаги. Предусмотрительная женщина.

* * *

Матрена Саввишна хранила секрет недели две. А потом пришла в аптеку с высокой, тонкой как жердь дамой с поджатыми губами. Не в пример уютной и какой-то домашней Матрене, та была наряжена в элегантный парижский туалет, чем несколько выделялась из купеческой массы, которая до сих пор еще носила налет крестьянского происхождения. Как я поняла, часть купцов втайне гордилась тем, что произошла из незнатного сословия, а теперь может себе позволить куда больше, чем иные князья. Другие же мехом внутрь выворачивались, чтобы стать неотличимыми от дворянства. Так что ко мне принесло даму из другого лагеря.

— Чем могу Вам помочь?

— Доброго здоровьюшка, Ксения Александровна! — Матрена Саввишна чуть разрумянилась от смущения.

— Изволите чайку?

— Да, чайку будет в самый раз.

* * *

И потянулись в дом купца Калачева матери семейств с дочерями на выданье. По будним дням сложился особый ритуал, когда с утра пара взволнованных грядущим торжеством дам проходили в мою комнатку, откуда через час-полтора выходили бледны, но довольны собой и увозили корзину шоколада. Спустя несколько недель я пришла к выводу, что пора расширять линейку товаров, так как узнаваемый шоколад на столе становился нездоровым маркером для посвященных. И мы перешли на продажу нижнего белья. Заодно и себе кое-что прикупила. Какое-то особое очарование есть в этих кружавчиках, но панталоны с открытой попой — жесть.

Не сказать, чтоб широкой колонной шли, но на новый гардероб к Рождеству уже хватило. Поначалу заглядывали купчихи, а потом потянулись и барышни в вуалетках. С этими было посложнее, но тариф я увеличивала — товар брали не всегда, а хозяину прибыль приносить надо. Не все имели возможность тряхнуть родителей, так что копился у меня и запас девичьих украшений — жемчугов, браслетов эмалевых, брошек, шпилек с камушками… К Масленице я была морально и материально готовой невестой с сундуком приданного.

— Неугомонная Вы, Ксения Александровна, — повторял Фрол, подбивая к вечеру кассу.

— Дурная, но доходная. — я никогда не спорила с очевидным.

16 апреля 1894 года мы с Фролом возвращались с пасхальной всенощной вдвоем… Аптекарь простыл и не рисковал высовываться на холод.

Исповедь и причастие после поста дают совершенно особенное настроение, когда хочется быть лучше, совершать добрые поступки, любить…Моя вторая Пасха здесь. Обживаюсь потихоньку.

Мы не торопились — после смерти Анфисы Платоновны нас особо-то никто и не ждал, так что прогулка обоим показалась кстати. Шли молча, аккуратно неся в себе праздник. От Ильинской площади с ее храмом до нашего дома в моем девичестве я добегала минут за 15, но здесь и сейчас дорога вполне могла занять и час. Иногда мимо проезжали возки, в которых горожане с улыбками ехали домой. Каждый в ладонях нес кусочек воскресения Господнего, и струйки крохотных огоньков растекались по улицам. Мы миновали кладбищенскую ограду, прошли овраг, рассекающий Ильинскую улицу и потихоньку пошли вверх. Каждый встречный, независимо от сословия, говорил «Христос Воскресе!» и мы отвечали с легким полупоклоном «Воистину Воскресе!». Что-то праздничное в двадцатом веке было безнадежно утрачено.

На углу Петиной улицы нам наперерез сложным зигзагом шел офицер. Невысокого роста, щуплый, большеглазый. По всему видно — из веселого дома шел: расхристанный, шинель кое-как накинута, в руке револьвер.

— Пресвятая Богородица…. - перекрестился Фрол. — Нешто и в святой день блудят?!

— Христос Воскрес! — проблеяла я.

Офицер поравнялся с нами, сфокусировал взгляд на мне, поклонился и с тихим «Не надо, не могу, хватит!» приложил дуло к виску.

Вот это поворот.

— Нет! — я бросилась на него, рука дрогнула, пуля ушла в небо, а мы с несостоявшимся самоубийцей упали на землю. Хорошо хоть подморозило — не в грязь. Все трое задумчиво смотрели на дымящийся ствол.

— Воистину Воскрес! — договорил Фрол.

— А давайте чайку выпьем. Праздник же. — на автомате предложила я и умоляюще уставилась на Фрола. Как-то сложилось, что эта формула срабатывала в других ситуациях, повезло и сейчас. Фрол помог встать мне, как кутенка поднял и оттряхнул впавшего в ступор военного, и бодро, едва ли не вприпрыжку мы отправились домой.

Агафья накануне еще отпросилась к родным, наготовив всего, лавка по случаю праздника была закрыта, и нам никто не помешал. Расположились в столовой.

Мы усадили все еще глубоко погруженного в себя офицера на диван и отошли.

— Ксения Александровна, что делать-то думаешь? — долгим взглядом уставился Фрол.

— Ну не бросать же его. — я как-то не подумала изначально о подводных камнях ситуации. — Оклемается — домой отправим.

— Пистолет-то куда дела?

— Вот. — Оказывается, это настоящий Смит-и-Вессон.

Я про них только в книжках читала, а тут в руках держу. Случились у меня очень непродолжительные отношения с коллекционером оружия, по итогам которых я научилась двум вещам: обращаться с оружием и убегать от одержимых всех мастей, так что разрядить его я с четвертой попытки сумела.

— И это умеешь?

— Чуть-чуть.