Новый повод для конфликта приключился еще на первом этаже. Распахнулись двери и мой спутник с изумлением уставился в недра антивандального металлического ящика.
— Это лифт. — пояснила я через минуту.
— Я не понимаю.
— Ну мы войдем внутрь, а потом выйдем у моей квартиры.
— Так зачем туда заходить, если нужно выходить?
Вот не поверите, так и пошли пешком. На девятый-то этаж.
— Федор Андреевич, неужели в Санкт-Петербурге нет еще подъемников в зданиях? — причитала я по дороге.
— Подъемники есть, я даже видел их пару раз. — ответили мне. — Но они точно не выглядят такой крохотной нелепицей.
В квартире я вошла, разделась и первым делом пошла в санузел. Гидромассажная ванна, как мне тебя недоставало! Быстро в кучу свалились лиф, корсаж, корсет, шемиза, панталоны эти глупые, растянувшиеся на коленках за путешествие чулки.
Но как только струи воды коснулись кожи я забыла обо всех переживаниях. Рассматривая россыпь галогенок на потолке я почти поверила, что утром ушла на ту дурацкую встречу, и просто задремала потом в пробке. Мне же всегда снились удивительные сны, обязательно цветные и со сложными сюжетами. Люська находила мне самые заковыристые диагнозы под такие симптомы, но я лишь отмахивалась всегда. Зря, наверное.
Над всей ванной нависает зеркало. Очень непрактично в уборке, зато весьма пикантно, если ванну принимаешь не в одиночестве. Тетка всегда мечтательно закатывала глаза, упоминая об этом факте. А мне проверить так и не довелось. Теперь нечего откладывать, надо жить, пока есть такая возможность.
Я подняла взгляд, очень надеясь обнаружить свое чуть запущенное каре и косую челку, но зеркало отразило отросшие за лопатки волосы, а на шее тонкой багровой полоской саднила отметина о моем чудесном спасении. Это кто ж мог подумать… Я смазала ее ранозаживляющим гелем — через пару дней пройдет. А натуралистичненько он меня душил.
Час спустя я обнаружила, что мой гость так и стоит в тесной прихожей. Что он, вампир что ли, чтобы приглашать отдельно?
— Заходите, Федор Андреевич.
Он долго молчал на кухне, созерцая приготовление мной ужина. Ну громко это сказано про перемещение полуфабрикатов из морозилки в микроволновку, но все же. Хозяйка я или нет?
— Прошу прощения за… — он коснулся своей шеи..
— Бросьте, Федор Андреевич. Иначе же никак… — отмахнулась я. Разве можно сердиться на того, кто мало что спас мне жизнь, так еще и вернул домой.
Он помолчал…
— У Вас странная планировка жилья.
— Это с непривычки. — да, не татищевские хоромы.
— А кухарка уже ушла? Ах, да — Вас же так давно не было…
Я аж хрюкнула.
— У меня нет прислуги. Мы тут научены обходиться сами. Прислугу держат те, кто работают 24/7 или в больших коттеджах.
— Вы совсем другая здесь… — чуть искоса посмотрел.
— Это Вы просто плохо меня узнали там.
Я вручила ему тарелку с паэльей и мы переместились в комнату.
— Может быть, хотя бы сюртук снимете?
Он неопределенно помялся, потом медленно расстегнулся, долго искал куда пристроить вещи… Со стороны было похоже на черепаху, снимающую панцирь. Впервые за полгода знакомства я увидела в нем беспомощность.
Мы ели молча и смотрели телек. Его включение уже почти не задело Фохта. Ну как не задело: он несколько секунд поднимал и опускал руку, пытаясь что-то сказать, а потом перестал и опустился на диван. По Культуре показывали новую версию Шекспира, где чернокожая лесбиянка и транссексуал китайского происхождения переписывались в Viber, охотясь за покемонами в разных командах. Свежо, ничего не скажешь.
— Это что?
— Ромео и Джульетта, Федор Андреевич.
Он помолчал, выпил еще немного…
— Вы живете в безумном мире, Ксения.
— Вы, как нельзя более точны.
Домучив еду — все же сто лет назад продукты были намного вкуснее, я развернулась к своему спутнику.
— Спрашивайте.
— Да я не знаю, с чего начать….
— Ну что уже заинтересовало?
— Вот это все… — он обвел рукой комнату. — Это уникальные артефакты? Или сейчас у всех так?
— Федор Андреевич, мир изменился, но не так кардинально. Я живу хорошо, так сказать, средний класс. Не бедствую, но и не роскошествую. Техника, которую Вы видите, в основном стоит меньше или около моей ежемесячной зарплаты. Машинка, на которой мы приехали — дорогая. Кредит за нее я выплачивала два года, и то тогда пришлось пахать за троих. При этом все вышеперечисленное, возможно, стоит дешевле моего браслета. — я погладила наследственную драгоценность.
— Я полагаю, нужно обратиться к полицмейстеру. — он это явно не только что придумал. — Мы расскажем о том, что случилось, документы из архива все подтвердят…
Я рассмеялась в голос, а он осекся и насупился.
— Федор Андреевич! Вспомните, как Вы приехали терзать меня в Суздале. Вот тогда я могла бы рассказать все как на духу. И про перемещение во времени, и про остальное. Вы же, конечно, сразу во все поверили бы и помогли устроиться на новом месте, верно? В доме для душевнобольных или на каторге.
Он опустил глаза.
— Вот. Это первая причина моего смеха. Вторая про архивы. Тут после нашего исчезновения такое было, что вряд ли они сохранились.
— Ну а если написать лично Государю… Личное прошение от дворянина.
Теперь моя очередь вздыхать.
— Нет больше государя, Федор Андреевич.
— Я… понимаю, все-таки столько лет. Ну Государыня, кто-то же есть.
— Федор Андреевич, сто лет назад никого не стало.
Я протянула руку за ноутбуком, открыла Википедию. С Первой Мировой начнем. Это как-то может его подготовить. Хотя…
— Если вот так подвести стрелочку, да-да, пошевелить эту штучку, и все получится, к выделенным синим шрифтом словам — узнаете подробности. Слева вверху стрелка назад — возвращает Вас к прошлому запросу.
— А что это?
— Это самый большой из архивов. Ну или огромная помойка. Каждый думает по-своему. Обращайте внимание на источники информации. Фильмы и художественная литература изрядно привирают. Ну и это… Я пока уберусь, а Вы уж сами почитайте.
Часа через два я заглянула в комнату, где в сумерках, освещаемый лишь экраном ноута, сидел мой компаньон. Раньше я не видела, чтобы мужчина плакал так, что это страшно. Слезы могли вызвать сочувствие, жалость… Здесь я испугалась. За него самого.
Все дела были переделаны, оставалось одно, самое гложущее. Я взобралась на стремянку, достала с антресолей старую жестянку от печенья и открыла. Медали, документы, фотографии. Паспорт девицы Нечаевой. Тот самый, с расплывшимися от воды подписями. Здесь. И одновременно в Саратовском архиве там. И я здесь. Или там.
Это слишком сложная мысль и ее нужно было подумать позже и основательнее.
— Федор Андреевич! — я старательно смотрела в разные места, только не на него. — Спать пора.
— Да, я пойду в свою комнату, — глухо ответили из-за монитора.
— Вы сидите на своей комнате.
Тут он отвлекся от чтения.
— В 1895 году в городах жила от силы одна седьмая населения. А сейчас наоборот. Поэтому мы расселены очень компактно и комната у нас одна. Я сплю на кровати, а Вам постелем на диване. — я вытащила из шкафа гостевое постельное белье.
В свое время, когда я сюда только перебралась, то отгородила спальный угол тканым панно. Днем комната выглядела авангардно, а ночью текстильный абстракционизм открывал мое лежбище. Будь квартира моей собственной, устроила бы капитальный ремонт, но тетка вышла замуж в Германию, и никто не знал, сколько продержится этот брак. Прежние мужья могли продержаться как пару месяцев, так и пятилетку, так что загадывать было рановато, поэтому жилье не продавали и даже не рисковали сдавать.