Александр Головин тихо рассмеялся:
– Интересно, как твой отец терпел такую деспотичную девочку?
Скотти круто повернулась и угрожающе подняла кочергу. Ее здорово задело за живое то, что он назвал ее девочкой и говорил об отце так, как будто хорошо знал Йэна Макдауэлла.
– Ты опять завел разговор о моем отце, – сердито ответила она. – Я тебе уже много раз говорила и опять повторяю; ты совсем его не знаешь.
Он нечаянно задел свой раненый бок и поморщился от боли.
– Я знаю: он так любил свой маленький уголок, что не разглядел за деревьями леса.
– Что ты хочешь сказать? – обиделась Скотти.
Этот наглец опять ухитрился вывести ее из себя, и она была готова к очередной ссоре.
Александр Головин сел в кресло у огня.
– Для человека, всегда твердившего, будто он хочет только спасти долину, – объяснил он, – Йэн Макдауэлл заварил слишком крутую кашу и добился обратного результата.
Гнев и гордость за отца захлестнули ее.
– На земле нет человека, который сильнее отца любил и хотел бы спасти Йосемитскую долину! – с вызовом возразила она, покраснев от возмущения.
– Тогда почему он отказывался встретиться с людьми из правительства и обсудить создавшееся положение, чтобы найти выход?
Скотти изумленно посмотрела на адвоката.
– Неужели ты надеялся, что отец выслушает тебя и согласится с твоими лицемерными доводами? Неужели рассчитывал, что отец поверит тебе и согласится добровольно уйти с нашей земли? О Господи, – она недоверчиво покачала головой, – ты же работаешь на правительство, неужели не ясно, что ты наш враг? Тебе никто никогда не поверит!
Александр искренне удивился:
– А чем вам так досадило правительство? Что оно, по-вашему, делает?
Скотти хрипло рассмеялась, и в ее смехе послышались циничные нотки:
– Одному Господу известно! Но чем бы ни занималось правительство, я уверена, делает оно это ради своей выгоды, а не нашей.
– Откуда, черт побери, у тебя и твоего отца взялась эта безумная мысль?
– Не смей называть моего отца безумцем! – Скотти захотелось изо всех сил чем-нибудь огреть его, но она только ткнула пальцем ему в грудь. – Ты ничего не знаешь о моем отце! Мне очень жалко, что он не дожил до этого дня и не смог встретиться с тобой лицом к лицу. Конечно, вы все уверены, что он был маленьким человеком, но во многих отношениях он был намного значительнее тебя. Тебе уж никогда не стать таким, как он!
Александр Головин поднял руки, словно признав поражение, но Скотти показалось, что ему просто надоело слушать ее крики.
Как только на решетке весело заплясали языки пламени, Скотти Макдауэлл приготовила завтрак, села напротив Александра и смотрела, как он уплетает две огромные порции густой каши со сливками и медом. Сама она есть не хотела, да, наверное, не скоро захочет. Незваный гость бессовестно обманул ее!
Сан-Франциско, конец октября
Мило Янус поднялся на крыльцо двухэтажного дома на Рашен-хилл и позвонил в дверь. Ему открыл средних лет англичанин – дворецкий и одновременно лакей, который появился у Алекса после войны.[4] Кроме английского высокомерия, он славился еще и острым языком.
– Добрый день, Уинтерс! – поздоровался Мило, входя в мрачную прихожую. – Ну, как успехи?
– Если вы спрашиваете, как идут дела без мистера Алекса, то все идет своим чередом, как и следовало ожидать. – Дворецкий взял у гостя шляпу и пальто и проводил в библиотеку.
Мило заметил тревогу на лице Уинтерса, прежде чем тот надел свою знаменитую маску английского хладнокровия. В глаза сразу бросалась преданность хозяину и искренняя забота о его благополучии. Уинтерсу, мягко говоря, не всегда нравились поступки Мило Януса. Впрочем, Мило было все равно, как к нему относится дворецкий соседа.
– Она сейчас выйдет, сэр.
Мило кивнул, насмешливо отдал честь чопорному англичанину и налил себе бренди. Пожалуй, еще слишком рано: им с Камиллой предстоял дневной спектакль «Отелло» в «Метрополитен-опера», но сложившаяся ситуация требовала неординарных поступков.
Дверь распахнулась, и в библиотеку торопливо вошла полная пожилая женщина – Ольга Попова, экономка Александра Головина. Обычно безупречная прическа растрепалась, седые пряди обрамляли покрасневшее лицо с припухшими глазами. Скорее всего, она не спала уже несколько ночей.
– Какие-нибудь новости о Саше? – с тревогой поинтересовалась женщина.
– Уже больше недели никто не может проникнуть в Йосемитскую долину, – покачал головой Мило Янус.
Ольга Попова подошла к огню и нервным движением провела по каминной полке, словно хотела смахнуть пыль.
– Неужели так сложно попасть в долину?
Мило сделал большой глоток бренди и повторил про себя ее слова. Как актер, он постоянно искал новые типажи для своих ролей, новые акценты и интересные выражения. Ольга Попова так и не избавилась от русского акцента, хотя и приехала в Америку много лет назад, еще в далекой юности.
– Обильные снегопады, – объяснил он. – Выпало столько снега, что перевалы стали непроходимыми.
– О святой Тимофей! – испуганно прошептала она, поднеся полную руку ко рту и остановив взгляд на картине, висящей над камином.
Мило тоже посмотрел на портрет.
– Ей так плохо? – спросил он, и в его голосе послышалось легкое недоверие.
Миссис Попова нервно заходила по комнате, ежеминутно стискивая огрубевшие от работы руки.
– Неважно. Сейчас у нее доктор.
– Вот черт! – в сердцах выругался Мило Янус. Несколько лет назад у них с Алексом возникли серьезные разногласия, но сейчас он искренне жалел, что невозможно пробраться в Йосемитскую долину и предупредить Головина о неприятностях.
– Я боюсь до смерти! – всхлипнула экономка, садясь в кресло у камина. – Она специально распаляет себя. Доктор предупреждал, что если Саша надолго задержится, с ней это произойдет.
– Не стоит думать о плохом, – попробовал утешить ее Мило. – Если никто не может пройти в долину, то никто не может и выйти. Я неплохо знаю Алекса и уверен, он находится в безопасности. Сидит себе где-нибудь в теплом и сухом местечке…
– Я молю Господа, чтобы вы были правы, но нам здесь от этого не легче. – Попова посмотрела на соседа и ткнула указательным пальцем в свою огромную грудь. – Старое сердце подсказывает мне, что мой Саша жив. – Она перевела взгляд на огонь, потом снова на картину. – Но как мне убедить ее в этом?
– Я доверяю вашей интуиции, Ольга. – Янус сделал еще один глоток бренди и насмешливо рассмеялся: – А может, просто не хочу верить в плохое. – Он вновь пожалел, что бывшая жена Алекса, Марлин разрушила их дружбу.
Экономка повернулась к гостю.
– Если бы вы знали, как горько я плакала, когда Саша уходил на войну. Вся его жизнь была наполнена несчастьями, но боялась я не за него. Нет, нет, – по-русски добавила она и для убедительности энергично покачала головой и подошла к окну. – Я знала, что милосердный Господь вернет его целым и невредимым, ведь он был так нужен нам. – Миссис Попова повернулась и с неприкрытым страхом посмотрела на гостя. – А что, если он не сумеет выбраться оттуда до весны? Что будет с ней? О Господи, сохрани и помилуй, а что, если его нет в живых? – Женщина достала из кармана фартука платок и прижала к дрожащим губам.
Мило Янус поставил бокал и тоже подошел к окну.
– Алекс – стреляный воробей и доживет до старости. – Он снова взглянул на картину, висящую над камином. – А знаете, она ведь похожа на него. И она намного сильнее, чем вы думаете.
Мило посмотрел в окно на мрачный город и пасмурное, осеннее небо, нависшее над ним, и подумал о большом горе, которое пришлось пережить соседу за несколько последних лет. Часть вины за это лежала на нем, Мило.
– Между ними существует какая-то незримая связь, – пробормотал он.
Она дотронулась до высокого воротника шерстяного платья и кивнула.
– Да, я знаю. Но сколько сможет еще бороться такая слабая и хрупкая девочка? Как ей объяснить? – Миссис Попова шумно высморкалась. – В их семье уже было столько горя и боли. Так почему же Господь вновь испытывает их? Почему?
Мило Янус вернулся к столу и взял бокал с бренди. Он сделал большой глоток, подержал огненную жидкость во рту, до тех пор пока не возникло ощущение приятного легкого покалывания, и только после этого проглотил.
– Знаете, Алексу на роду, как кошке, девять жизней написано. – Он повернулся к картине и поднял бокал. – За тебя, мой друг! Надеюсь, что у тебя осталась хотя бы одна из этих жизней.