– Где ты с ним познакомилась? – спросил Головин, с трудом удержавшись от иного вопроса: «Как тебе удалось его подцепить?»

– В Австрии, Меня пригласили на один вечер, и…

– И давно ты его знаешь?

– Достаточно давно, – Марлин бросила на него победный взгляд, – раз мы собираемся скоро пожениться.

Алекс почувствовал приближение адской головной боли и потер виски.

– И какое, позволь поинтересоваться, это имеет отношение ко мне?

Марлин встала и подошла к книжному шкафу, ее юбка зашуршала. Она пробежала ладонью по часам.

– Я хочу получить опеку над Катей.

От лица Александра Головина мгновенно отлила кровь, ему показалось, что у него остановилось сердце, и голова чуть не лопнула от внезапной острой боли.

– Ты шутишь?! – вскричал он, отказываясь верить собственным ушам.

– Никогда не была более серьезной, дорогой, – возразила Марлин.

Алекс откинулся на спинку стула и недоверчиво посмотрел на бывшую жену. У него не было ни малейшего представления, почему она заговорила об опеке. Что же у нее на уме?

– Но зачем? – наконец выдавил он из себя.

– Затем, что она моя дочь, Алекс, – слегка пожала плечами белокурая красавица, удивляясь непонятливости бывшего мужа.

Алекс сузил глаза и внимательно посмотрел на незваную гостью. Он знал, что Марлин никогда в жизни не делала ничего просто так. Несомненно, у нее был какой-то план. Сейчас во что бы то ни стало нужно успокоиться и взять себя в руки, в противном случае он не узнает, что замыслила эта жестокая и коварная женщина.

– Но ты ведь сама бросила Катю много лет назад.

– Ты не прав, дорогой, – нервно рассмеялась Марлин. – Я не бросила Катю, а оставила в надежных руках. Она осталась с отцом.

– Ты бросила ее потому, что не могла видеть ее физические недостатки, – горько обвинил Алекс бывшую супругу.

Марлин Кэнфилд подошла к окну.

– Может, в то время так оно и было. Но сейчас, – добавила она, поворачиваясь к нему, – все изменилось. Я хочу вновь стать ее матерью.

– Вот так просто взять и стать матерью Кати? – фыркнул Александр Головин.

– А почему бы и нет? Что в этом такого странного? В конце концов, я ее мать. Не забывай, что симпатии суда всегда на стороне матери, Алекс. – Несмотря на уверенный вид, в голосе Марлин слышались нерешительные нотки.

Борясь с гневом, Алекс провел пальцем по губам и пристально посмотрел на нее.

– Ни один суд в стране не даст тебе опеки после того, что ты сделала.

Марлин неожиданно забегала по кабинету, в отчаянии заламывая руки. От ее спокойствия не осталось и следа.

– Я хочу искупить свою вину, Алекс, – с мольбой проговорила она. – Я хочу дать ей то, чего не дала пять лет назад.

Головин с трудом сдержал смех.

– Ты совсем не изменилась, Марлин. Все такая же первоклассная лгунья.

Она повернулась к нему, и в ее глазах сверкнула злоба.

– Я не лгу!

Алекс нагнулся вперед. В этом движении было столько угрозы, что Марлин непроизвольно попятилась.

– Тогда объясни мне, черт побери, зачем тебе опека? Марлин упала на стул и принялась внимательно разглядывать свои руки.

– Дело в том, что я не могу больше иметь детей, Алекс, – с тяжелым вздохом призналась она.

Он приподнял брови и уточнил:

– Не можешь иметь детей или не хочешь?

– Не могу. Я… – Она отвернулась, не в силах выносить его пронзительный взгляд. – Несколько лет назад у меня была небольшая инфекция, и… после болезни я стала бесплодной.

Хотя ему и хотелось узнать, что с ней случилось, спрашивать он не стал.

– Не пойму, чего ты так переживаешь. Насколько я тебя помню, ты должна только радоваться. Очень удобно.

– Ты очень жесток, Алекс, – бросила она ему сердито.

– А мне-то какое дело? – Алекс откинулся на спинку стула.

– Я так и знала, что разговор будет тяжелым, – вздохнула Марлин Кэнфилд.

– И была права. Если ты надеешься, что у Кати остались о тебе какие-то нежные воспоминания, то глубоко ошибаешься. По-моему, она тебя вообще не помнит. Я позаботился о том, чтобы твое имя никогда не упоминалось в моем доме. Катя думает, что ты умерла. Сама мысль о том, чтобы забрать ее, является страшной жестокостью и низостью.

Она смело встретила его взгляд и покачала головой.

– Я не согласна с тобой.

– Тогда скажи, что ты хочешь, черт возьми! И хватит нести чепуху о том, что тебе внезапно захотелось стать преданной и любящей матерью. Ты можешь очаровать и обвести вокруг пальца тысячи мужчин, Марлин, но, пожалуйста, запомни: я больше не вхожу в их число.

– Полагаю, ты слышал о новых хирургических теориях Каспара? – неожиданно спросила Марлин Кэнфилд, резко меняя тему разговора.

– Слышал, – осторожно кивнул Алекс.

– И, наверное, знаешь, что его методика может помочь Кате? Она сможет ходить.

Так вот, значит, что у нее на уме! Как же он ненавидел Марлин за ее чудовищный эгоизм!

– Катя тут совершенно ни при чем, и ты это прекрасно знаешь, – упрекнул он бывшую супругу.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – парировала она, сделав невинное лицо.

Алекс начал терять терпение. С трудом сдерживаясь, он поставил локти на стол и наклонился вперед.

– Кажется, я знаю, чем ты приворожила Гунтрауба. Наверное, проливала крокодиловые слезы и рассказывала о любимой маленькой дочурке, которая прикована к инвалидному креслу и у которой нет никакой надежды. Ты надеешься передать Катю этому хирургу и позволить использовать ее в качестве морской свинки?

– У меня и в мыслях не было ничего подобного! – вспыхнула Марлин Кэнфилд.

Алекс встал, и стул с грохотом ударился о стену.

– Черта с два не было! – Адвокат подошел к бывшей жене и угрожающе навис над ней. – Если бы я считал, что существует хотя бы крошечный шанс, что Катя будет ходить, я бы давно первым стоял в очереди на операцию. Ты даже представить себе не можешь, каково это – изо дня в день видеть ее искривленную спинку. Каждую неделю мы по многу часов в день массируем ее руки и ноги, разминаем их, чтобы они не атрофировались. – Он посмотрел в сторону и с удивлением обнаружил, что глаза защипало от слез.

– Алекс, – вздохнула Марлин, – я знаю, что в прошлом не раз совершала ужасные поступки, но на этот раз… Неужели ты не позволишь Каспару хотя бы взглянуть на нее?

Алекс снова потер виски, в которых пульсировала невыносимая боль. – Он что, в Сан-Франциско?

– В Сан-Франциско, – подтвердила она, – Каспар пробудет здесь как минимум до сентября, а может, и дольше.

Господи, конечно, он хотел, чтобы знаменитый Гунтрауб осмотрел Катюшку. От такого замечательного шанса ни в коем случае нельзя отказываться. Он будет безумцем, если откажется от него из-за Марлин. Но он по-прежнему не хотел доверять бывшей супруге. Она-то уж точно была безумна, но в ее безумии существовала своя логика, и у него хватило ума не забыть ее.

Головин провел ладонью по волосам:

– Я сообщу тебе о своем решении… А теперь убирайся отсюда ко всем чертям!

Услышав не очень вежливое прощание, Марлин Кэнфилд слегка подняла брови, но решила промолчать Она послушно встала и направилась к двери.

– Только не тяни с ответом, Алекс. Я всегда могу назвать это незаинтересованностью в судьбе дочери и использовать против тебя в суде.

– Ни минуты в этом не сомневаюсь. – Головин замолчал, ожидая, когда она выйдет из кабинета. Увидев, что она медлит и не уходит, он процедил сквозь зубы: – У тебя еще что-то есть?

– Сегодня я видела твою маленькую женушку, – ухмыльнулась Марлин.

Движение Александра Головина оказалось настолько быстрым, что она не успела даже глазом моргнуть, как его руки, словно тисками, сомкнулись на ее горле.

– Не вздумай еще хоть раз приблизиться к моей жене даже на пушечный выстрел, черт бы тебя побрал! Учти, я не шучу! Никогда больше не приближайся к ней!

Марлин тщетно попыталась оторвать его руки от своей шеи. Когда до Алекса дошло, что он может задушить свою бывшую жену, он наконец отпустил ее и отошел. Она закашлялась и стала театрально хватать воздух открытым ртом.

– О Боже, Алекс, ты ведь мог задушить меня, – прохрипела она.

– Не вынуждай меня брать грех на душу.

Однако Марлин, которой всегда не хватало осторожности и здравого смысла, и не думала менять тему разговора.

– Я заметила, что она беременна.