— Я сказала ему «нет». У меня как будто гора с плеч свалилась, — прошептала Гвинет, от радости уже витая в облаках.
Вайолет с сомнением покачала головой и быстро закрыла дверь на задвижку.
— Все еще впереди, Гвинет. Я даже думаю, что ты попала в серьезную переделку.
События того дня, когда умерла Эмма, в который раз всплывали в памяти Дэвида. Первым, кто обнаружил тела на берегу реки, был Пирс. Вторым человеком, кто спустился вместе с ним к реке, был Уолтер. На плечи этих двух мужчин легла тяжелая задача поднять на скалы изувеченное тело Лайона, а потом и мертвое тело Эммы.
Уолтер оказался на скалах примерно в одно время с Пирсом, а возможно, даже раньше его. Может, он видел падение Эммы. Дэвид хотел знать только правду. Он понимал, единственная возможность ее узнать — это откровенно, по-мужски поговорить с Уолтером.
Однако Уолтера в Баронсфорде Дэвид не нашел. На конюшне ему сказали, что тот уехал в деревню.
Впрочем, не было особой необходимости немедленно заводить разговор с Уолтером, чтобы добиться от него правды, но Дэвид решил не откладывая разобраться в том, что произошло с Эммой. Ему не терпелось устранить все препятствия, стоявшие на пути к их счастью с Гвинет. Следовало положить конец всему, что было связано с Эммой, раскрыть ее тайну и навеки изгнать из поместья ее злой дух.
Дэвид помчался в деревню, где в конце концов нашел Траскотта перед домом приходского священника.
Дождь наконец прекратился, и между камнями на старом церковном дворе текли, извиваясь, грязные ручейки. Траскотт шагал мимо приземистой колоннады, которая вела на церковный двор. Он разглядывал каменное здание церкви и примыкавший к ней склеп — это была усыпальница для владетельных хозяев Баронсфорда и членов их семей. Прах Эммы должен был тоже покоиться здесь. Дэвид спешился и пошел навстречу Уолтеру, который не сразу его заметил.
Хотя Уолтер всегда был себе на уме, с Дэвидом они были настоящими друзьями, так как росли в одном доме с самого детства. Уолтер был так же надежен и верен, как каменные стены Баронсфорда. К тому же он был единственным, кто остался рядом с Лайоном после смерти Эммы.
Эмма!
Воспоминания о ней промелькнули в голове Дэвида. Он вспомнил, как Эмма неоднократно упоминала имя Уолтера, тем самым пытаясь вызвать его ревность. Но ведь Уолтер был единственным из них, кто не поддался на чары Эммы и не склонился к ее ногам. Или все-таки поддался?
— Довольно-таки унылое местечко для такого утра, как это, — произнес Дэвид, подходя ближе.
Двусмысленная улыбка промелькнула на губах Уолтера, когда он, повернув голову, взглянул на Дэвида.
— Интересно, удастся ли нам дождаться солнца, чтобы она могла увидеть все это.
— Кто — она?
— Вайолет, — спокойно пояснил Уолтер. — У нее есть одно желание — она хочет, чтобы ее девочка была похоронена на освященной земле.
Дэвид вспомнил, что случилось с Вайолет — ее умершее дитя было похоронено простым батраком без панихиды и отпевания.
— Я только что говорил со священником, и он дал свое согласие. — Траскотт снова устремил взгляд на склеп возле церковной стены. — Здесь ей будет покойно. К тому же за могилой присмотрят.
Ощущение мира и покоя, окружавшее Уолтера, слегка поколебало решимость Дэвида. Какое для них имело значение то, что когда-то произошло на скалах?
Почему им было так важно узнать имя убийцы? Разве Гвинет будет любить его меньше, если они никогда не узнают об этом? Дэвид любил ее. Разве это касалось его отношений с братьями? Нет.
Траскотт повернулся к нему и спросил, нахмурив брови:
— Что привело тебя сюда?
Дэвид вздохнул. Итак, он заговорил первым. И это было важно.
— Этим утром мы с Гвинет укрылись от дождя в твоем старом замке. Шел дождь, а нам нужно было найти укромное местечко, чтобы кое-что обсудить.
Траскотт покосился на склеп, где покоилась Эмма.
— Вы заходили внутрь?
— Там все заросло вереском и папоротником, — ответил Дэвид неуверенно. Он не мог решить, спрашивать или нет. — Ремонт ты раздумал доводить до конца?
— Я перестал ходить в замок, как только Эмма стала там постоянной гостьей.
Дэвид испытал облегчение. Ну конечно! У Траскотта не было ничего общего с Эммой, а потому и не имеет смысла выдавливать из него признание. Дэвид взглянул на небо — похоже, прояснялось. Однако, переведя взгляд на кузена, Дэвид удивился. Невозможно было не заметить удрученный и печальный вид Уолтера.
— Тебе нет никакой необходимости что-либо рассказывать, Уолтер.
— Знаю, но это угнетает меня. Я должен все рассказать. — Траскотт посмотрел на Дэвида, и в его глазах отразились боль и страдание. — Я хочу, чтобы ты узнал самое плохое и не ошибался в своих суждениях.
Дэвид сразу понял, что имел в виду Уолтер. Именно недомолвки вбили клин отчуждения между ним и Лайоном. Уолтер хотел выговориться, чтобы облегчить душу. Пытаться скрывать чувства или хранить их в себе он больше не мог.
— Эмма не была той, какой ты ее знал, — произнес Уолтер глухим от страдания голосом. — Эмма водила тебя за нос. Она никогда не испытывала к тебе тех чувств, которые ты испытывал к ней.
Дэвид с таким же мрачным и серьезным видом ответил:
— Знаю.
— Я не знаю, когда это началось — ну, когда Эмма так изменилась, — но в этом твоей вины нет.
— И это мне тоже известно, — ответил Дэвид.
— Эмма никогда не была счастлива, и это чувство с годами только усиливалось. То, чем она владела, она презирала. Ей быстро надоедало все то, чего она добивалась. Ей хотелось чего-то большего, того, чего, как она считала, она не могла получить.
— Едва получив желаемое, она сразу этим пресыщалась, оно утомляло ее, — добавил Дэвид. — Я заметил в ней эту черту. И поэтому ей быстро надоели Лайон и Баронсфорд.
Траскотт кивнул, но страдание не исчезло из его глаз.
— Вот и со мной она всю жизнь играла в свою порочную игру.
— Однако ты, как я заметил, никогда не преклонялся перед ней, как мы все, — сказал Дэвид. — Возможно, это как раз и заставило ее преследовать тебя.
— Здесь скрывалось нечто большее. Ее влекло ко мне какое-то непонятное желание, оно и двигало ею. Она ходила за мной еще тогда, когда мы были слишком юны, чтобы понять это.
Глаза Уолтера возбужденно горели, когда он посмотрел на Дэвида.
— Я говорю как друг, как близкий родственник, как человек, которого Эмма использовала точно так же, как и всех вас. Если ты решишь рассказать о нашем разговоре Лайону, я не буду на тебя в обиде. Тем не менее я скажу: если бы Эмма не погибла, то он был бы одним из самых несчастных людей на свете.
Дэвид стоял рядом с Уолтером и смотрел на склеп и церковный двор. У него было ощущение, будто мир перестал существовать и в целом мире их только двое, и еще их воспоминания.., и между ними блуждают обманчивые призраки прошлого.
— Я даже не знаю, с чего начать. Как можно объяснить первородный грех и проклятие, которые лежат в основе этой жизни? Знаешь, Дэвид, я был, наверное, проклят, когда она сделала со мной что хотела.
Дэвид промолчал и только кивнул, давая понять кузену, что он внимательно слушает.
— Вплоть до прошлого года я даже не подозревал, что у нас с Эммой был один отец.
— Лорд Кэверс?
— Нет. Сэр Уильям, твой сводный брат по матери, был нашим с Эммой отцом. Но его сиятельство знал, что Эмма ему не родная дочь. Об этом знала и сама Эмма, причем задолго до того, как ей стало известно, кто ее настоящий отец. Она однажды рассказала мне, что именно по этой причине лорд Кэверс и пригласил Гвинет в Гринбрей-Холл. По этой же самой причине он и оставил Гвинет свое состояние.
— Теперь о главном, — вздохнул Траскотт.
У Дэвида было наготове множество вопросов, но он сдержался, чтобы дать кузену рассказать все до конца.
— Эмма пришла ко мне после похорон нашего отца. — Уолтер долго смотрел в глаза Дэвиду, потом произнес:
— Я был отцом того ребенка, который умер вместе с ней.
Вайолет оттащила Гвинет от дверей, чтобы шепотом рассказать о том, что ей удалось узнать.
— Сегодня утром я подслушала на кухне, как две служанки шептались промеж собой. Одна их них рассказала, как она видела сэра Аллана, тайком выходившего на рассвете из спальни леди Кэверс. Девушка сообщила, что, заметив ее в коридоре, сэр Аллан дал ей несколько монет, чтобы она держала язык за зубами. Он заверил служанку, что может стать для нее надежным покровителем.