— Макс, ты что, милый?! — раздалось в ухе нежное и радостное, словно песенное, звучание. — У меня же лекция!
— Да у меня тоже урок, — подтвердил он. — Что за лекция?
— История отечественного кино. Так интересно, Макс!!! Я в восторге!
— Да, а я отвлек… Прости.
— Как у тебя дела? Ты бы просто так в это время не позвонил, — проницательно отметила Наташа.
— Кажется, я сделал большую подлость одной ученице. Почему-то я забыл, что среди девчонок ну ни под каким предлогом нельзя выделять одну особенную!
— И что, ей за тебя досталось? — хихикнула Наташа: ей теперь легко, у нее все в прошлом.
— Ну, судя по тому, как остальные девчонки попрятали глаза, когда я спросил, что случилось…
— Надеюсь, там не летальный исход? — продолжала подсмеиваться девушка. Видать, ВГИК делает ее чрезмерно счастливой.
— Нет, пока только истерика. Я еще, наверно, поговорю с этой девочкой, но боюсь, тогда ее точно убьют.
— А что было? — весело выясняла Наташа. — Ты закрывался с ней в кабинете после уроков?
— Я каждый урок вызывал ее к доске. Она на медаль идет, а однажды не выучила, но я поставил ей пять, а в наказание придумал вот это.
— Бедняга! — рассмеялась телефонная трубка. — Так она вдвойне мучается! — и тут же серьезно заявила: — Макс, не переживай. Ты просто избавил девчонку от будущей ностальгии по школе. Перестань уделять ей внимание, и скоро о ней все забудут.
С лестницы к кабинету как раз подошли две девочки, и Максим крикнул:
— Саша, иди сюда. Нина, а ты в класс.
Вместе с Ниной в открытой двери на мгновение возник шум, потом резко стих (школьники затаили дыхание, думая, что это учитель), а потом снова облегченный и радостный шум и щелчок дверной ручки. И здесь — снова тишина и эхо каблуков. И голос, приятный, низкий, влюбленный в сотовый. Какие нежные слова учитель говорит своему телефону! Повезло той, кто там слушает! Саша стояла у окна, дожидаясь, пока учитель наговорится по телефону, и отколупывала ногтями потрескавшуюся краску с подоконника.
— Сань, ты ничего не хочешь мне объяснить? — спросил Макс, подойдя к девчонке.
— Не хочу! — буркнула Саша обиженно.
— Ты же знаешь все формулы, все определения… Я не поставил тебе двойку. И не поставлю.
— Они меня уже доконали, Максим Викторович! — жалобно завопила Саша. Поставила ноготки на окно и начала кошмарно скрипеть по стеклу и по нервам. — Я думала, летом они успокоятся, но сейчас они вообще все границы переходят! Я вся в синяках, Максим Викторович! Эти кретинки без царя в голове, они меня ненавидят! Они мне в столовой какую-то фигню в чай подсыпали! Я уже одна по улицам не хожу, меня в школу и со школы брат провожает…
Дуры… Они замечают только то, что хотят замечать. Физик уделяет Саше особое внимание только на физике, а на общих уроках полового воспитания, которые проходят уже два раза в месяц, Саша для учителя такая же ученица, как и все остальные. Неужели им так трудно открыть глаза и взглянуть правде в лицо?!
Мальчишка выбежал из кабинета физики и, увидев учителя неподалеку, испуганно остановился, хотя Максим и не думал его ругать.
— Можно выйти? — крикнул пацан.
Максим Викторович только равнодушно кивнул.
— И это длится все время? С февраля? — спросил он Сашу вполголоса.
— Да. И все больше набирает обороты, — огрызнулась она. — Вы не слышали, какие сплетни про меня ходят?
— Да мне наплевать на сплетни. И тебе желаю того же. А почему ты раньше не говорила, что все так плохо?
Саша смутилась.
— Терпела, — ответила она робко.
— Зачем?
Девушка отвела глаза в другую сторону, и учитель видел лишь ее затылок. Всю ее обиду словно рукой сняло, только ногти по-прежнему лязгали по стеклу. Максим отобрал у Саши эти беспокойные пальцы и зажал в ладонях. Похоже, это сбило ее с намеченного пути.
— Потому что л-люблю Вас, — сказала она тихо.
— Странные вы существа, девушки, — улыбнулся Макс. — Спрашиваешь вас, зачем, а вы отвечаете на вопрос «почему». Я спрашиваю о целях, а не о причинах.
Он уже так привык к признаниям в любви, что даже не испытывал ни волнения, ни беспокойства. Даже не задумывался, что на это сказать. А Саша чуть не плакала, но уже от радости: призналась ему в своих чувствах — и ничего страшного не произошло.
— Как ты думаешь, — продолжал Макс, — почему ты решила встать на дыбы именно сейчас, когда до конца нашего договора осталась неделя? Не потому ли, что через неделю мое внимание к тебе закончится? Ты на что-то рассчитываешь?
Милое симпатичное личико со смытой с глаз косметикой стало таким сконфуженным, что Макс не удержался:
— Наверно, мне можно было идти работать куда угодно, но только не в школу. Не бойся, я уже привык к вашим чувствам. Ты переживаешь, краснеешь, а для меня это просто одна из особенностей моей работы. В общем, Сань, эта опала на тебя должна прекратиться, как только я перестану тебя вызывать на каждом уроке. Взаимосвязь очевидна, правда? Я думаю, нет смысла ждать еще неделю. Прости, что за меня тебе доставалось, но ты и сама могла этого избежать, надо было просто правильно расставить приоритеты. В следующий раз будь умнее. И я тоже буду.
Совместные уроки мальчиков и девочек теперь скорее можно было назвать воспитанием не половым, а нравственным. Речь уже часто шла не об отношениях полов, а об общей культуре, о создании себя как личности. Старшеклассникам очень нравились ролевые игры, имитирующие жизненные ситуации, к тому же им приходился по душе тот факт, что не нужно сидеть за партой. Макс даже совместные уроки решил проводить одновременно по два класса, ведь в большой толпе даже самые скромные становятся «как все». На этот факультатив приходили почти все ученики, и получались группы человек по сорок-пятьдесят.
Для такой большой компании нужно большое пространство. Огромный актовый зал в здании начальной школы, где Наташа проводила свои концерты и где периодически проходят КВНы и мероприятия по случаю праздников, Максиму явно не подходил. Нужно пространство, а здесь пространство есть только на сцене. Положил глаз на спортзал — тоже в младшей школе. Это здание построили не больше десяти лет назад, и все здесь было модным, современным и еще не поношенным. Но спортзал оказался загруженным под завязку: физкультура у первой и второй смены, волейбольная секция…
Тогда Макс наметился на менее престижный объект, старый спортзал на четвертом этаже, прямо над кабинетом физики. Это помещение, конечно, было меньше по размерам, тускней по цвету и почти совсем необитаемым, если не считать каратистов по вечерам. Но атмосфера здесь была какая-то нелепая — не для психологических занятий. К тому же, для тех тренингов, которые Макс выбрал из бесчисленного множества книг, было бы неплохо притащить сюда пятьдесят стульев и пару столов, которые каратистам наверняка будут мешать.
Что ж, есть еще одно место. Старый актовый зал. Он здесь же, на четвертом этаже, только вход с другого крыла школы. Нынешние школьники этого зала не знают, он всегда замкнут. А во времена учебы Макса здесь проходила ритмика. Был такой урок в ненавистных чешках… «Разбились на пары, встали в третью позицию, лицом друг к другу»… Стационарных кресел здесь никогда не было, на важные концерты стулья приносились из кабинетов. Значит, сейчас — это пустое пространство… Макс отомкнул дверь и замер. Это склад.
Это склад его памяти. Вся старая мебель здесь, накиданная в кучу. Слой пыли такой, что за Максом на деревянных досках пола остаются следы. Эти парты уже антикварны. Таких больше нет ни в одном кабинете! Макс готов был поклясться, что на одной из них выскоблено его ножичком «Инесса». А до этого было еще «Танька, я тебя люблю», «Маша, ты лучше всех», «Настя, мы должны быть вместе» и «Рыжая прелесть». Рыжая прелесть — это его учительница немецкого, молодая практикантка, которая лишила его девственности, а потом поставила в итоге всего лишь четверку. Наверное, на больше он тогда не тянул…
Воодушевил своих учеников на подвиг: субботник по поводу уборки этого зала. Восемь классов — четыре десятых и столько же одиннадцатых — справились с легкостью. Парни вынесли всю мебель на улицу — там тоже есть склады. Девчонки навели порядок: выдраили полы, потом все вместе оттирали огромные окна, забравшись на высокие лестницы. Макс привез им из дома магнитофон, чтобы им было веселее работать. Девочки поделили между собой старые выцветшие занавески, чтобы дома их постирать. Оперативно скинулись деньгами, накупили краски, и всю следующую неделю активисты красили рамы, двери и потом уже все, что хотели. Макс не запрещал. Даже когда на стенах стали появляться причудливые разноцветные узоры — молчал. Точнее, хвалил. Интересно, что на это скажет директор…