Двор кишел оруженосцами, рыцарями, сержантами и солдатами. Гамелин де Варенн, граф Суррей, уже восседал на боевом коне. Рыцарь помогал епископу Лондонскому сесть на белого мула, а Уильям де Браоз, лорд Брамбер, стоял рядом с подставкой в ожидании своего жеребца. Лошадь Лонг-чампа, весьма приметная в роскошной, расшитой золотом сбруе, была привязана к кольцу в стене. Роджер перевел взгляд дальше и увидел своих людей рядом с поилкой. Алард, его конюх, держал Вавасора наготове. Жеребец беспокоился, бил копытом и энергично размахивал хвостом. Наверное, чувствует сдерживаемое напряжение, мрачно подумал Роджер, подходя к коню и забирая поводья. Прежде жеребец вел себя подобным образом только в присутствии кобыл. Возможно, это реакция на близость Лонгчампа?
Твердым и воинственным, как его характер, шагом подошел де Браоз.
– Судя по тому, как Лонгчамп заставляет нас ждать, – прорычал лорд Брамбер, – он уже прибрал к рукам короля.
– Он представляет короля, пока не станет известно об ином. – Роджер поставил ногу в стремя. – И вы не правы. Любой отличит короля от епископа Илийского.
– За исключением самого епископа Илийского, – невесело хохотнул де Браоз. Он указал на кожаную сумку со шлемом, свисавшую с седла вьючной лошади. – Вы готовы к осложнениям, милорд.
– Всегда лучше быть начеку, – ответил Роджер. – И часто демонстрация силы бывает полезнее, чем сама сила.
Де Браоз задумчиво разглядывал его:
– При условии, что вы готовы ее применить.
Роджер выдержал его взгляд:
– Никто не смеет в этом сомневаться, но разумный человек не спешит вытащить меч в отличие от того, кто живет мечом.
– Мудрые слова, милорд, но иного я от вас и не ожидал, – ядовито ответил де Браоз.
Он был приграничным бароном, жестоким и скорым на расправу.
Роджер не отреагировал. Репутация, заработанная при Форнхеме и в последующих сражениях, хорошо служила ему среди подобных людей. Они знали, что он способен вступить в бой, если потребуется, и, возможно, опасались его, потому что он искусно управлялся не только с мечом, но и с законом.
– А! – поднял взгляд де Браоз. – Епископ удостоил нас своим обществом.
Роджер обернулся, чтобы взглянуть на человека, входящего во двор, и с трудом сдержал дрожь отвращения. Облачение Лонгчампа покрывала вышивка, его окружала свита из рыцарей и священников, число и богатые одежды которых должны были подчеркнуть его значимость. Епископский посох сверкал позолотой, костяшки пальцев едва виднелись из-под колец, а на туфлях пурпурным шелком были вышиты завитки. Роджер подумал: это все равно что любоваться красивой раковиной и отшатнуться при виде ее склизкого обитателя.
Лонгчамп оглядел собравшихся всадников и помедлил. Его темные глаза остановились на Роджере и де Браозе. Оба низко поклонились.
– Он боится, – пробормотал де Браоз краешком рта. – Это видно по лицу. Дело архиепископа Йоркского приведет его к гибели.
Де Браоз явно наслаждался происходящим. Роджер промолчал. Сегодня утром Лонгчампу предстоит вспахать каменистое поле, и он действительно бледен, как старая скатерть… но он просто предвкушает неприятности. Приносить извинения не в его характере, и высокомерие всегда мешало дипломатии во время его правления. Собрав поводья, Роджер каблуками направил коня к епископу.
– Милорд, если вы готовы, нам следует выступить в путь, чтобы встретить противную сторону к полудню, – произнес он.
Лонгчамп сердито сверкнул глазами из-под густых черных бровей:
– Мне прекрасно известны факты, милорд Биго, незачем напоминать о них, как заблудшей овечке. Если им так нужна эта встреча, пускай подождут. Я хранитель королевской печати и не собираюсь быть на побегушках у вероломных мерзавцев, которые противятся воле помазанника Божьего. Вам понятно?
Роджер окаменел.
– Да, милорд, – сухо ответил он и направил лошадь к своим людям, чтобы построить их.
Отряд выдвинулся к Лоддонскому мосту. Лонгчамп ехал посередине, под защитой рыцарей и сержантов, вооруженных до зубов. Он отправил вперед разведчиков, чтобы вовремя узнать о засаде, и Роджер стиснул зубы от раздражения. Действуй граф Мортен в одиночку, и засады не миновать, но его сопровождают архиепископы Руанский и Йоркский, а также субъюстициарии, в том числе Уильям Маршал.
Они проехали четыре мили, когда один из разведчиков вернулся и сообщил, что противная сторона уже прибыла, завладела мостом и превосходит их числом на четверть.
– Еще там толпа лондонцев, которые, собственно, не с ними, а явились поглазеть на суд.
Услышав отчет разведчика, Лонгчамп остановился и резко развернул лошадь.
– Это измена, – объявил он. – Архиепископ Йоркский и граф Мортен настраивают людей против меня. Я никуда не поеду.
– Милорд, мы должны встретиться с ними, – взмолился граф Арундел. – Необходимо уладить этот спор, пока он не перерос в войну.
– Ни с кем я не должен встречаться! – рявкнул Лонг-чамп. – Моя верность принадлежит в первую очередь Господу, а во вторую – королю Ричарду, а не толпе предателей, желающих низложить назначенного юстициария.
Роджер оперся о луку седла и ледяным тоном произнес:
– Милорд канцлер, мой долг – сопроводить вас вместе с отрядом на встречу. Это в интересах короля, которому вы, по вашему утверждению, служите.
Лонгчамп бросил на Роджера враждебный взгляд:
– Я буду делать, что считаю нужным, милорд Биго. Вы прекословите мне?
– Если вы уклонитесь от встречи, Виндзор ждет осада, – ответил Роджер. – Юстициарии и лорд Иоанн не отступят. Необходима встреча, чтобы обсудить разногласия.
Лонгчамп судорожно сглотнул, дернув кадыком; на лице появился бледный отсвет страха. Канцлер напоминал крысу, загнанную в угол, его взгляд метался в поисках лазейки.
– Мне нездоровится. – Лонгчамп свесился с лошади, и его вырвало. – У меня болит нутро, – с трудом выдавил он. – Встречу придется перенести.
Роджер был неумолим:
– Вы хотите сказать, что эта встреча вам не по нутру?
– Я хочу сказать, что я болен. – Лонгчамп выпрямился и обжег Роджера взглядом. – Никто не вправе мне приказывать, кроме Господа и короля. Никто из вас не смеет мне перечить… Никто! – Он указал на собравшихся, оскалив зубы. – Вы все сейчас вернетесь со мной в Виндзор!
– Милорд, это невозможно, – отрезал Роджер. – Юстициарии и лорд Иоанн требуют ответа. Если встреча не состоится, положение только ухудшится. Мой долг – явиться на нее, с вами или без вас.
– Вы прекословите мне, милорд граф? – прошипел Лонгчамп.
– Я вам не слуга. – Роджер прибег к тону, который использовал в суде, и смерил канцлера ледяным взглядом. – И кто-то должен поговорить с ними, хотя бы сообщить, что вы нездоровы и явитесь на встречу, как только поправитесь.
Лонгчамп заиграл желваками, но понял, что вариантов у него немного.
– Прекрасно! – рявкнул он. – Поступайте как знаете, и да падут последствия на вашу голову. Но я не позволю вам говорить от моего лица. Я назначаю Арундела своим представителем. Он, по крайней мере, не любитель изъясняться обиняками.
Роджер мысленно выругался. Он гордился своей рассудительностью и прямотой в речах. Если кто-то и изъясняется обиняками, так это его обвинитель. Самообладание помогло Роджеру промолчать. Он сказал себе, что по крайней мере будет избавлен от гнусного общества Лонгчампа. Лицо Арундела напоминало холст, туго натянутый на раму, но Роджер подозревал, что он тоже будет рад избавиться от канцлера.
В конце концов Лонгчамп отправился в Виндзор в сопровождении де Браоза и де Варенна, под охраной сильного отряда фламандцев, а Роджер, Арундел и епископ Лондонский поехали дальше.
По дальнюю сторону моста раскинулось море шатров и палаток, и когда Роджер въехал в лагерь, то увидел церковные знамена епископов Линкольнского, Батского, Винчестерского и Ковентрийского, а также цвета Маршала, Солсбери и прочих юстициариев.
– Не хочется мне этого делать, – признался Арундел.
– И все же это наше бремя, – возразил Роджер. – Относитесь к нему как к своему долгу, не более и не менее, и не вступайте в споры. Мы служим Ричарду, а не Лонгчампу… и не Иоанну, хотя он изрядно поживится на этом.
Сняв шляпу, Роджер сел на кровать в одной из гостевых комнат аббатства Рединг и тяжело вздохнул. От матраса пахло свежим сеном. Овчинный наматрасник и добротные льняные простыни были накрыты шерстяным пледом. Комнату освещало несколько глиняных ламп, свисавших с потолка, и домашний уют пришелся Роджеру по душе. После нескольких жарких и неприятных споров он предпочел остаться с юстициариями, а не возвращаться в Виндзор. На завтра была назначена еще одна встреча, ближе к Виндзору, и либо Лонгчамп выйдет и ответит на выдвинутые против него обвинения, либо разразится война.