Роджер мысленно отстранился от свиста стрел, свирепого града камней, натужного кряхтенья и оскорбительного улюлюканья. Он был предводителем и военачальником, а значит, должен был сражаться, подавая пример остальным, но не теряя головы.

– Святой Эдмунд! – крикнул он своим людям. – Еще десять марок от меня!

Роджер поднял красный с золотом щит, беззвучно помолился и выбежал из-под прикрытия щитов ко рву и частоколу. От его щита отскочил здоровенный булыжник, пущенный из пращи камень угодил в шлем. Рядом началась неразбериха. Защитники крепости сумели опрокинуть в ров лестницу вместе с карабкающимися по ней людьми. Вторая лестница рухнула следом. Нападающих повсюду разили стрелами, обливали кипятком, осыпали известью.

Роджер услышал, как Уильям Маршал призывает своих людей в бой, и тоже ободрительно закричал. Другие солдаты поднесли таран к воротам, и бревна задрожали под ударами железного наконечника.

Роджер направил своих воинов ставить новые лестницы, сразу три подальше от свалки у ворот, вынуждая защитников распылять силы. Солдаты полезли наверх. Анкетиль выбрал левую лестницу, а Роджер – центральную. Это было опасно, но необходимо, чтобы захватить внешний двор. Один из солдат, поднимавшихся перед Роджером, вздрогнул и упал с лестницы. В его горле торчала стрела. Роджер держал щит высоко, а голову низко и не сдавался. Собственное дыхание шумело у него в ушах. Он давно не упражнялся как следует, хотя и безделью не предавался. К тому же даже на воинской службе его не посылали в самую гущу сражений и не приказывали убивать. Прошло больше двадцати лет с тех пор, как он был втянут в жестокую битву при Форнхеме, юноша, прорубающий собственный путь. Теперь ему нужно было прорубать путь иного рода.

Сержант, находившийся выше на лестнице, перебрался через парапет. Зазвенело оружие. Анкетиль прыгнул вперед с верхушки своей лестницы. Затем Роджер тоже поднялся на последнюю ступеньку и взобрался на стену. На него напал солдат, размахивая топором. Роджер встал поудобнее, уклонился от удара, и мгновение они боролись. Меч в ближнем бою был бесполезен, но Роджер сумел выхватить кинжал и вонзить в незащищенную подмышку противника. Враг осел, и Роджер сбросил его со стены, даже не проводив взглядом, – он знал, что падение с такой высоты прикончит в любом случае. Кинжал он сменил на меч и принялся прорубать дорогу к лестницам у ворот.

Ворота содрогались под ударами тарана. Все больше людей короля перебирались через частокол, и защитники отступили, оставив вал осаждающим. Битва бушевала у сторожевой башни, и Роджер оказался рядом с Уильямом Маршалом. Они вместе пытались сломить отчаянное сопротивление гарнизона. Это была неприятная, кровавая работа, но мышцы Роджера постепенно вспомнили тренировки, и его движения стали более размеренными. Мастерство Маршала было поистине ужасающим, немногие осмеливались бросить ему вызов, и Роджер был искренне рад, что они на одной стороне.

В замке пропел горн, и Роджер узнал сигнал к отступлению. Обороняющиеся с боем отошли к барбакану, охранявшему первую куртину. Когда последний солдат оказался в безопасности, в дело вновь вступили лучники и пращники. Грохот тарана прекратился – люди Ричарда открыли ворота изнутри, и войско ворвалось во двор. Таран под громкие возгласы одобрения внесли внутрь.

Задыхаясь, Роджер жестом приказал Анкетилю собрать людей вокруг знамени Биго, которое нес Гамо Ленвейз. Золотой шелк был забрызган кровью, а древко повреждено ударом меча. Зажимая ноющий бок, Роджер подошел к мертвому солдату и взял копье, которое лежало рядом с телом.

– Возьмите, – произнес он.

Ленвейз осторожно отвязал знамя и привязал на копье. Враги на куртине за барбаканом продолжали выкрикивать угрозы и оскорбления. Уильям Маршал присоединился к Роджеру, который с облегчением увидел, что его плечи тяжело поднимаются и опускаются, а значит, он все-таки обычный человек.

– Первое препятствие позади! – торжествующе воскликнул Уильям. – Остался барбакан, две куртины – и мы у крепости.

– Выходит, все просто, – ответил Роджер, задумавшись, сколь сильно тело будет ныть утром.

– Возможно, – пожал плечами Уильям. – Все зависит от того, готовы ли они сопротивляться дальше.

Роджер подозвал оруженосца и велел подсчитать количество раненых. Он разглядывал барбакан и вторую куртину. Во двор посыпались комья навоза.

– Я не слишком хорошего мнения об их здравом смысле.

– Даже дураки могут блеснуть здравомыслием, – улыбнулся Уильям. – Рано или поздно дерьмо у них закончится, и тогда поглядим.

* * *

Роджер остановился у будки часового, глядя, как пламя пожирает деревянный барбакан и мощные ворота, захваченные утром. Битва продолжалась, став еще более жестокой и отчаянной, и, хотя они добрались до барбакана, темнота положила конец усилиям обеих сторон. Ричард велел сжечь ворота и барбакан, иначе ему пришлось бы выделить людей, чтобы удерживать их ночью. А так они были сброшены со счетов.

– Будьте настороже, Томас, – произнес Роджер не потому, что солдату нужно было об этом напоминать, а чтобы знал: сам Роджер начеку. – Кажется, вы из Тасберга? Сержант?

Роджер всегда старался получше узнать своих солдат. Хорошего воина можно выковать вниманием и похвалой – и звонкой монетой; пренебрежение и высокомерие в этом деле не подмога.

– Вы хорошо сражались сегодня.

– Сир! – Глаза солдата заблестели от удивления и радости. Он переступил с ноги на ногу и с некоторым благоговением добавил: – Сир… я видел, как вы дрались у ворот бок о бок с милордом Маршалом.

Губы Роджера изогнулись.

– Он выше меня, – скромно заметил он. – И шире в плечах, слава богу. Это была тяжелая битва, и каждый сыграл свою роль.

– А что завтра?

– Это предстоит решить на совете. Должны прибыть архиепископ Кентерберийский и епископ Даремский с осадными машинами.

Роджер хлопнул солдата по плечу и продолжил обход. К нему направилась женщина, оглаживая себя по бедрам и призывно ими покачивая. Роджер ускорил шаг, прежде чем она успела заговорить. Шлюхи всегда следуют за армией, чтобы тянуть деньги из солдат, ожидающих битвы. Последняя ночь наслаждения, последний шанс оставить в мире что-то после себя, если завтра предстоит пасть в бою. Несколько его рыцарей играли в кости в одном из смежных с королевским штабом зданий. Роджер заметил среди них Длинного Меча. Юноша слегка разошелся от выпитого и проигрывал. Он сделал паузу между бросками, чтобы похвастаться перед женщиной родством с королем, но она не восприняла его всерьез.

– Ты еще совсем молод, – засмеялась она, подбоченясь. – Такой молокосос – и брат короля? Кого пытаешься обмануть? Ты совсем на него не похож!

Длинный Меч покраснел.

– Я брат короля! – повторил он и обвел рукой собравшихся. – Спроси любого, и они подтвердят!

– Это правда, – пробормотал один из рыцарей. – Он брат короля, можешь не сомневаться. Очередной щенок старого короля, прижитый от придворной шлюхи!

Длинный Меч с рычанием бросился на рыцаря, но Роджер его опередил. Схватив мерзавца за котту, швырнул его к двери так быстро, что тот не успел отреагировать и защититься.

– Мать милорда Длинного Меча – благородная леди, не забывайте об этом! – рявкнул Роджер. – Если бы не завтрашняя битва, я содрал бы с вас шкуру за такие слова. – Он выбросил наглеца на улицу и жестом приказал двум часовым позаботиться о нем.

Рыцарь поднялся на четвереньки, и его стошнило. Роджеру хотелось высечь негодяя и посадить в колодки, но он сдержался, чтобы не делать из мухи слона. Завтра понадобятся все люди, способные держать оружие в руках.

Вернувшись в дом, Роджер сердито посмотрел на Длинного Меча:

– Никогда не хвастайтесь, будучи пьяным и среди пьяных. – Он взял юнца под руку. – Идемте. Вы можете посетить совет короля в качестве моего оруженосца. Полагаю, вы достаточно трезвы, чтобы наливать вино?

– Да, сир. – Юноша выпятил подбородок. – Благодарю вас… – Он неопределенно повел рукой и рыгнул, что несколько смазало впечатление.

– Я сделал это не ради вас, – коротко ответил Роджер, – а ради вашей матери.

* * *

Ричард оглядел собравшихся военачальников:

– Завтра ожидается прибытие епископа Даремского и архиепископа Кентерберийского, а катапульта будет установлена к середине утра.

– Эти куртины все равно потребуют немало времени, – произнес Уильям Маршал и откусил заусенец от окровавленного ногтя. – И людских жизней. Сегодня много раненых.