Гуон сверкнул глазами, его челюсть шевелилась, как будто он жевал слова, которые не мог выплюнуть. Схватив свой кубок с вином, он швырнул его в лицо Роджеру и выбежал из комнаты, по дороге перевернув столик писца и припечатав слугу к стене. Два сопровождавших его рыцаря поспешно отправились следом. Роджер остановил своих людей умиротворяющим взмахом ладони. Кто-то протянул ему салфетку, и Роджер вытер лицо и шею. Писец и один из рыцарей Роджера подняли столик и разбросанные письменные принадлежности.
– Закройте дверь, – тихо сказал Роджер Анкетилю и посмотрел на Уилла, мясистое лицо которого выглядело потрясенным. – Или вы тоже уходите?
– Нет, милорд, – покачал головой Уилл. – Зачем? Брат думал, будто я последую за ним… Возможно, я и сам так думал, но этим мы ничего не добьемся, только обменяемся оскорблениями, а мы не для того здесь собрались.
Ноздри Роджера наполнил запах вина, металлический, почти как у крови. Вино покрывало его одежду, кожу, волосы. Он снова сел, когда Анкетиль с величайшей осторожностью закрыл дверь.
– Я никого не оскорблял.
– Мой брат явно считает два рыцарских надела оскорблением, – спокойно посмотрел на него Уилл.
– Что бы я ему ни предложил, он сочтет это оскорблением. – Роджер пожал плечами и задумался о своем младшем единокровном брате.
Их разделяло десять лет и пропасть семейных раздоров. Роджер всегда считал его не более чем тенью Гуона. С другой стороны, легко не заметить рулон тусклой ткани в глубине лавки торговца, но тусклая не значит некрасивая или непрочная. Порой совсем наоборот.
– Мне больше нечего предложить, – сказал он. – У Гуона нет сыновей, а мне нужно обеспечить пятерых и выделить приданое трем дочерям. Пока его угрозы лишь пустое бахвальство. И я не дам ему возможности сделать их чем-то большим.
Уилл снял приставшую нитку с манжеты.
– Между нами нет особой любви, равно как и между вами и нашей матерью, но, если бы вы предложили кое-что еще, нам было бы легче прийти к компромиссу.
– Например?
– Мой брат хочет устраивать в Банджи ярмарки и собирать дань с торговцев. Вы могли бы воспользоваться своим влиянием, чтобы его желание обошлось не слишком дорого. Вы также могли бы проследить, чтобы ему время от времени перепадало от королевских щедрот.
Роджер испытал удивление, смешанное с новым уважением к этому тусклому одутловатому брату.
– А вам какая польза от этого?
Уилл встал и расправил складки на котте:
– Мой брат не женат. У него были любовницы, но ни одна не понесла. Я его наследник, у меня есть жена и маленький сын. Когда-нибудь, рано или поздно, его земли и разрешение устраивать ярмарки перейдут к моему сыну… Я не столь горд и желчен, как мой брат, равно как и не столь честолюбив. Зачем мне половина графства? – Он невесело улыбнулся Роджеру. – Зачем я половине графства?
Роджер невольно улыбнулся в ответ и испытал странное чувство, оценив остроумие того, кого считал врагом большую часть жизни.
– Да, – произнес он. – Полагаю, я могу исполнить вашу просьбу.
– Полагаете или готовы связать себя обязательством?
Улыбка Роджера стала шире.
– Согласен, – ответил он. – Перед присутствующими здесь свидетелями, вашими и моими, я согласен.
– И вы возьмете моего сына в свой отряд, когда он подрастет? – слегка смутился Уилл. – Сам я не карьерист, но хочу, чтобы мой сын преуспел, насколько позволят обстоятельства.
– Возьму, – кивнул Роджер. – Он будет рыцарем.
Скрепив договор, они с Уиллом вместе покинули гостевой дом. Вокруг звенело птичье пение, солнце пригревало. Бок о бок они вступили в часовню, прошли по нефу, пересекли хор и оказались перед могилой отца.
Роджер поморщился, глядя на резные цветочные узоры и очертания креста посреди могильной плиты.
– Наши с отцом кости и прах будут едины, как никогда не была наша плоть, – произнес он.
Уиллу, похоже, тоже было не по себе.
– Не правда ли, странно? Мы с Гуоном были рядом с ним в жизни, но похоронят нас порознь.
– Полагаю, не так уж и важно, где мы будем спать в ожидании Судного дня, лишь бы это была освященная земля.
– Знаете, – покосился на него Уилл, – отец всегда питал к вам слабость.
– Он ненавидел меня, – покачал головой Роджер.
– Он не любил вас, признаю, но он никого не любил. Он уважал вас, даже если не признавал и не показывал этого.
– Сомневаюсь, – выдохнул через нос Роджер. – Он без конца требовал, чтобы я что-то сделал, а после наказывал за неудачи.
– Возможно, но с нами было так же. Отец верил, что это закалит нас. Но мы с Гуоном повиновались его воле, не бунтовали и не стояли за себя. Вы покинули его, вы сражались с ним на поле боя и победили. Вы проложили собственный путь, и это склонило чашу весов в вашу пользу. Вы доказали ему, что сильнее всех нас и достойны унаследовать графство. Раньше я этого не понимал, просто считал его несправедливым старым мерзавцем, но он знал, что делает.
Роджер еще раз посмотрел на могилу отца, и внезапно в нем забрезжило понимание, едва уловимое, как перемена угла, под которым солнце освещало вершину плиты. Он по-прежнему не любил отца, но Уилл помог увидеть старого графа с другой стороны. К тому же его было проще пожалеть теперь, когда он давно упокоился в могиле. Раны затягиваются, даже если оставляют шрамы. Опустившись на колени, Роджер с невольным почтением коснулся лбом края могилы, и с его плеч словно упал груз.
Через некоторое время он поднялся на ноги, поставил свечу за упокой души отца и вышел из церкви. Монахи тянулись в приорат для богослужения девятого часа[32], и их речитатив заполнял пространство между небом и землей божественными переливами, которые словно укрепили силы Роджера.
Его рыцари ждали рядом со своими лошадьми. Гуона нигде не было видно, но Роджер на иное и не рассчитывал. Свита Уилла состояла из конюха и сержанта.
– Я поговорю с Гуоном, – пообещал Уилл, когда они неуверенно пожали руки в знак зарождающейся дружбы.
– То, что я делаю, я делаю ради вашего будущего, а не его, – ответил Роджер.
Он откинул плащ в сторону, чтобы вскочить на коня, но остановился при виде всадника, несущегося к сторожке у ворот. Роджер узнал Дикона, гонца Уильяма Маршала, и вынул ногу из стремени. Он содрогнулся, поскольку новость, по-видимому, была важной. Уилл вопросительно взглянул на Роджера и тоже передумал садиться в седло.
– Милорд! – Соскочив с лошади, гонец опустился на колени перед Роджером и протянул ему пергамент, скрепленный малой печатью Маршала с изображением всадника.
Роджер сломал сургуч, прочитал письмо и поднял взгляд на Уилла:
– Король умер – при осаде Лимузена был ранен стрелой, рана загноилась. Маршал приглашает нас на совет в Нортгемптоне через неделю.
Уилл в ужасе смотрел на него:
– Ричард мертв?
– Так здесь написано, и я не сомневаюсь в словах Маршала. Тело короля перевезут в Фонтевро, чтобы похоронить рядом с отцом. – Он повернулся к посланнику. – Полагаю, вы едете дальше?
– Да, сир. Я должен доставить новость графу Варенну в Касл-Акр.
Роджер отрывисто кивнул:
– Сперва отправляйтесь на кухню и раздобудьте хотя бы хлеба и вина. Возьмите одну из лошадей приората. Я компенсирую потери.
Гонец отдал честь и ушел. Роджер стоял и любовался теплым апрельским деньком.
– Кто наследует королю? – Уилл прокашлялся. – Он не оставил прямых наследников.
Пытаясь собраться с мыслями, Роджер повернулся к нему:
– Маршал говорит, что Иоанн, граф Мортен, принят нормандцами в качестве герцога и что он станет королем Англии, если бароны поддержат его.
– А как же Артур? – спросил Уилл. – Он внук короля Генриха от старшего сына. Его права должны быть неоспоримы. Ричард назвал его наследником, когда отправился в Крестовый поход… Я знаю, потому что мой приемный отец заведовал перепиской.
Роджер поскреб правой ногой песчаную дорожку.
– Итак, у нас есть двенадцатилетний мальчик, во всем покорный французскому королю, и его соперник – взрослый мужчина, хорошо знающий Англию.
– Кому вы отдаете предпочтение?
Роджер задумался. Хотя они с единокровным братом достигли согласия, не следует делиться с ним потенциально опасным мнением, к тому же по дороге в Нортгемптон предстоит немало тяжелых раздумий.
– Послушаем, что скажет Маршал, когда приедет, но беспорядков не избежать. Став королем, Ричард выставил все на продажу, и люди стекались к нему, покупая должности и поместья и предлагая свою поддержку. – Он покосился на Уилла, без слов давая понять, что графство Норфолк было в числе этих должностей и поместий. – По возвращении короля из Святой земли возникло немало разногласий, но после Ноттингема только безумец мог восстать против Ричарда в Англии. Его смерть все изменила. Новый король, кем бы он ни был, будет просителем. Ему придется раздавать взятки, чтобы добиться желаемого, а не наоборот, и те, кто затаил обиду, поднимут голову, почувствовав отсутствие твердой руки. Да, жди неприятностей.