Гость потянулся к ней и взял ее руку.
— Вы ничего не знаете об этом, — сказал он. — Настоящая любовница — это некая замена жены. Она, как говорится, существует и для разговоров, и для постели, и для дружбы, и для страсти… Если бы я имел смелость судить, то сказал бы, что Николас не давал Терезе Беллэр ничего, кроме своего тела.
Элинор сжала его руку.
— Благодарю.
— И уверяю вас, это не приносило ему наслаждения, — добавил де Во.
Она подняла на него удивленные глаза.
— Но разве мужчина не всегда испытывает наслаждение, когда… Откуда вы знаете?
Он отвернулся, потом ответил:
— Вы как-то говорили, что знакомы с Деверилом?
Элинор, вздрогнув, кивнула.
— Тереза Беллэр очень похожа на него. Возможно, она красива, тогда как он безобразен, но внутри у них одно и то же.
— И Николас был ее желанным любовником, — заметила Элинор.
— Что ж, — сказал Люсьен с печальной улыбкой, — она очень интересная женщина.
Они оба рассмеялись, после чего Элинор сочла более уместным направить разговор в другое русло.
— Итак, если вы предполагаете жениться, то что вынудило вас мчаться в Сомерсет? И что скажет на это Фиби Суиннеймер? У нее есть одобрение ваших родителей…
— Да, правда, но я думаю, что мог бы изменить мнение отца в свою пользу. — Де Во замолчал, что-то припоминая. — Она хорошенькая, но слишком уверена в этом. Ни один блестящий локон не выбьется из прически, ни одна пылинка не пристанет к ее щеке. Фиби никогда не сделает ни шага, не подумав, и смотрится в каждое зеркало, которое попадается ей на пути.
— Может быть, она просто нервничает? — предположила Элинор.
— Нервничает? Это не про нее сказано. В ее теле напрочь отсутствуют нервы. Она на удивление красивая кукла. Знаете, я втайне мечтаю поцеловать ее, глупышку, только для того, чтобы проверить, удастся ли мне нарушить ее самообладание? Не думаете ли вы, что это тоже часть ее плана? — Он рассмеялся. — Теперь вам ясно, почему я сбежал?
— Боюсь, что да. Если вы позволите себе какую-то неосторожность, женитьба действительно может быть объявлена в любое время.
— Я желаю большего, Элинор. Мне хочется, чтобы у меня было нечто… Нечто похожее на то, что есть у вас и Николаса.
Хозяйка дома покраснела.
— Но у нас нет ничего.
— Чепуха. Я сам сердился на него, видя, как он поступает — как будто заливает бесценную картину чернилами. На самом деле я ничего тогда не понимал… И все-таки порой волшебство проступает даже сквозь полный мрак. Теперь я вижу это в ваших глазах.
Де Во встал из-за стола — стройный, красивый, наследник одного из самых именитых титулов на земле. Но отнюдь не счастливый.
— Мои родители, — сказал он, — живут каждый своей жизнью, они встречаются только на званых обедах и на приемах. У них нет ничего общего. Это был брак, основанный на старых традициях. Меня изумляет, как им удалось произвести на свет пятерых отпрысков. И ради такой перспективы я должен оставить Бланш, лучшее, что есть в моей жизни?
Люсьен вопросительно взглянул на Элинор, но та беспомощно пожала плечами.
— Разве не все мужчины оставляют своих любовниц, когда женятся?
— О, ради Бога, вам не следует говорить о таких вещах!
Она улыбнулась:
— Знаете, маркиз, я не изнеженный цветок, чтобы прятать меня от реальностей жизни.
Он присел рядом с ней.
— Все именно так, как я сказал. Бланш очень похожа на жену. Я подозреваю, что она похожа на жену больше, чем многие настоящие жены. Я не мог бы скрыть наши отношения и не мог бы щеголять ею перед законной женой. Да и потом, Бланш никогда бы не потерпела такой ситуации. Когда я женюсь, все будет кончено. Мы оба знаем, что из моей жизни уйдет нечто очень важное.
— Тогда вы должны жениться на Бланш, — решительно сказала Элинор.
Де Во рассмеялся с искренним удивлением.
— Жениться на актрисе, дочери мясника из Манчестера, про которую все знают, что она шлюха? За это мой отец тут же запер бы меня в сумасшедшем доме. И все же это не трагедия. Бланш не любовь моей жизни, и мы оба знаем это. Я люблю ее, я люблю вас до известной степени, но на самом деле я не люблю никого.
— Наверное, это очень грустно! — вздохнула Элинор.
— Но разве можно жить, ни разу не познав подобное чувство? — Он покачал головой. — Я думаю, Николас не зря послал меня сюда. Он догадался, что мне нужно поговорить с вами, еще до того как я сам понял это.
— Да, — сказала Элинор, — мой муж обладает способностью читать чужие мысли.
Он взглянул на нее с тревогой:
— Но вы ведь собираетесь принять его назад, не так ли?
— О, без сомнения. — Она вздохнула. — Хотя иногда меня просто подмывает выложить ему все, что накипело на душе.
— Тогда почему бы нет? Именно это делает любовь такой трепетной.
Люсьен оставался в имении еще два дня и потом уехал в Мелтон — начинался охотничий сезон, и он был полон надежды избежать встреч со своими родителями, а также и с Фиби Суиннеймер.
Элинор оставалось пережить всего один день, и, несмотря на все мучительные сомнения и неуверенность, она не могла дождаться, когда же наконец Николас вернется к ней.
Проснувшись на двадцать первый день спозаранок, Элинор в лихорадочном возбуждении сразу же атаковала мисс Херстмен, и по мере того как время шло, совсем замучила бедную леди. — Как вы считаете, кдгда его ждать, Арабелла? Утром?
— Сомневаюсь. Сами подумайте, откуда он может приехать утром?
— Нет, он может, но только попозже. — Элинор нахмурилась.
— И как вы это себе представляете? Неужели Николас поедет ночью? Но это само по себе безумие, даже при полной луне. А сейчас месяц только народился, поэтому он не смог бы сделать это, даже если бы хотел.
Что ж, он мог остановиться на ночь где-нибудь поблизости, а утром продолжить путь и приехать пораньше, начиная сердиться, подумала Элинор, а вслух произнесла:
— Тогда днем.
— Может быть, — отрывисто сказала мисс Херстмен. — Не забудьте, между прочим, что вы отослали его прочь по крайней мере на три недели. Но это не значит, что он вернется ровно через три недели.
— Такого не может быть! — Элинор побледнела.
— Очень даже может, почему нет? — Арабелла посмотрела на юную хозяйку дома с сочувствием.
— Вы говорили, что он должен добиваться меня, — возразила Элинор.
— Да, но как он может сделать это, находясь на другом конце страны? О, я умываю руки, — объявила пожилая дама и с гордым видом покинула комнату.
После обеда, во время которого две рассерженные женщины дулись друг на друга, Элинор сидела одна в гостиной. Она была одета в золотистое бархатное платье, ее волосы зачесаны наверх и заколоты на затылке, запястье и шею украшал прелестный янтарь. Из последних сил она старалась не плакать. Если бы Николас на самом деле любил ее, он приехал бы при первой же возможности. Луна не луна… Хотя она и готова была принять во внимание практические соображения, но все же не могла найти объяснений задержке и считала, что ему давно пора появиться.
А если он приедет на следующий день — что тогда она станет делать? Просто проглотит это да еще и выразит благодарность?
Элинор начала сердито ходить по комнате. Напрасно он вздумал играть с ней в подобные игры…
— Что это так разозлило тебя? — раздался из дверей голос Николаса.
Она резко повернулась к нему:
— Где ты был?
— В пути, — осторожно произнес он, но затем его лицо потеплело от счастливой улыбки. — А ты похожа на разъяренную тигрицу. Тебе ужасно идет.
Элинор, помедлив, села.
— Ты специально приехал позже, зная, что это приведет меня в бешенство…
Улыбка исчезла с его лица, и былая невозмутимость снова вернулась к нему.
— Еще только девять часов.
Вспомнив совет мисс Херстмен, Элинор взглянула на его руки, которыми Николас неистово сжимал перчатки.
— Итак, — сказала она уже более спокойно, — по-твоему, я должна была вообще не ложиться, если бы ты появился за минуту до двенадцати?
Внимательно оглядев ее, как будто она на самом деле была разъяренной тигрицей, Николас вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. Затем он придвинул стул поближе к ней.
— Я знал, что ты по-прежнему ложишься рано.
Элинор прикусила губу.
— Поэтому и явился как можно позже.
Он мрачно улыбнулся.